— Спасибо, мадам.

— Да, и ноги, ноги! Он может выйти в шлепанцах.

— Буду следить, мадам. Ничего не упущу.

— Я в этом уверена! Чибнел, вот Уэзерби, новый лакей мистера Стиптоу. Покажите ему его комнату.

Мы уже заметили, как страдает хозяйка, если примет слугу за знатного гостя. Дворецкий страдает вдвойне, ибо не в силах вынести, что назвал подчиненного «сэром». Едва закрыв за собой дверь, Чибнел обернулся к Джосу. Одни лишь фунты, прижившиеся у него в кармане, мешали прибегнуть к насилию.

— Что ж вы раньше не сказали? — прошипел он.

— Да вы не спросили.

— Нет, подъехать к самому входу, будто лорд какой-нибудь!

— Думаете, faux pas?[41] Вероятно, вы правы. Куда мы идем?

— В ваши покои, милорд, — отвечал Чибнел, склонный к сатире, но обычно перегибавший палку. — Вы часом не устали, милорд? Тогда идите за мной, если вам не трудно.

Оставив позади край ковров и кресел, они вступили в безотрадную зону голых лестниц и кухонных запахов. Словно Данте, следующий за Вергилием, Джос ощутил, что дух его слабеет; когда же вожатый открыл дверь в каморку с железной кроватью, неподалеку от которой стояли щербатый таз и надбитый кувшин, он решительно замотал головой.

— Нет, нет и нет, — сказал он. — О, нет!

— Pardon, милорд?

— Это не годится. Получше ничего не найдете?

— Может быть, с ванной?

— Естественно. Две-три неброские гравюры, хорошее кресло… нет, два кресла, вы же будете ко мне заходить. Покурим, поболтаем…

Чибнел чуть не задохнулся, издавая при этом звук, который навел Джоса на здравую мысль.

— Да, кстати, — сказал он, — вы не нумизмат? Некоторые коллекционируют банкноты.

Чибнел-человек довольно долго боролся с Чибнелом-дворецким. Человек победил.

— Спасибо.

— Не за что. Понимаете, миссис Стиптоу просто требует, чтобы мне было здесь хорошо. Зачем ее огорчать? Скажу к слову, что я не всегда был лакеем. До недавних пор я жил в изящной, что там — роскошной обстановке. Вассалы и рабы неслись на мой зов. Имени своего я не открою, вы могли бы вычислить титул моего отца, а я бы этого не хотел, несмотря на то, что он лишил меня крова и средств к пропитанию. Почему, спросите вы? Потому, что я отказался соединить свою судьбу с той, кого он выбрал.

Свет вспыхнул во тьме. В отличие от Веры Пим, Чибнел любил романы из великосветской жизни и знал такие случаи. Именно они описаны в «Гиацинтах», в «Марке Деламере» и в «Отдам весь мир».

— Да, сэр? — выговорил он.

— Да. Поэтому я немного разборчив.

— Естественно, сэр.

— Кто у вас распределяет комнаты?

— Экономка, сэр.

— Она не подыщет чего-нибудь эдакого?

— Подыщет, сэр. Комнаты для гостей почти все пустуют.

— Что ж, ведите меня к ней. Нет, соберите всех слуг, я бы хотел к ним обратиться.

Примерно через полчаса, когда Джос сидел в гостиной для прислуги, играя в бридж с миссис Барлоу (экономкой), миссис Эллис (кухаркой) и Чибнелом, раздался звонок, и такой, словно кто-то изо всех сил давит на кнопку большим пальцем.

— Это хозяин, — объяснил Чибнел.

Джос вздохнул. У них с партнером дела как раз пошли очень хорошо.

— Ах, не вовремя! — посетовал он. — Что ж, покажите мне дорогу.

Когда они достигли цели, дверь была закрыта, а за ней шагал то ли слон, то ли хозяин. Чибнел посмотрел на Джоса с почтительным состраданием. Он видел лакеев, входивших в эту комнату и выходивших из нее неверными шагами, словно они побывали на банкете.

Наскоро пожав руку идущему на смерть, он бесшумно удалился. Джос толкнул дверь и вошел, подозревая, что разговор будет трудным. Мистер Стиптоу не светился радостью. Собственно, он не светился с самого приезда. Как мы заметили еще утром, он скорбел и страдал.

Когда богатая вдова, пленившая его своей прелестью, вырвала Говарда («Балбеса») Стиптоу из привычной среды, он было обрадовался — и тут же понял, что угодил прямо в ад, где кишат лакеи, не говоря уже о воротничках, приемах, местной знати и обществе лорда Холбтона. Именно это и называют печальным пробуждением.

Сегодня он разводил пары с той минуты, когда узнал о предложении Даффа. Если тебе позарез нужны деньги, а твоя жена отказывается продать за дикую сумму портрет, который ты оценил бы шиллингов в тридцать, ты рассердишься при всей твоей кротости. Мистер Стиптоу кротким не был.

К довершению бедствий, полчаса назад Салли сказала про лакея. Он думал, что их больше не будет; и теперь — ждал.

— Добрый вечер, сэр, — сказал Джос. — Вы звонили? Пальцем, очень похожим на банан, мистер Стиптоу ткнул в белоснежную рубашку.

— Эй, вы!

— Сэр?

— Видали?

— Да, сэр.

— Рубашка.

— Вот именно, сэр.

— Уберите, а то забью в глотку!

Миг настал. Глядя на хозяина, Джос произнес:

— Стиптоу, вы ее наденете.

Воцарилась тишина. Громоздкое тело хозяина скрутила судорога. Правда, кулаки он сжал.

— Что? — выдохнул он, сопя перебитым носом. — Чего говоришь?

— Наденете, — повторил Джос, заходя для верности за кресло и прихватывая со стола дорогую, крепкую вазу.

— Р-разорву.

— Ах, какая чушь! На что я вам в разорванном виде? Мистер Стиптоу горько усмехнулся.

— Остришь? — сообразил он. — Какой умный нашелся!

— Так я и знал, что вы это скажете.

— Знал?

— Да. Или «какой смелый». Кстати, у меня расписки, кухарка дала.

— О-ы!

Мистер Стиптоу покачнулся. Примерно неделю назад, в корыстных целях, он стал учить своих слуг игре в кости и, на свою беду, обнаружил у кухарки исключительный талант. Как раз сегодня он уговорил ее взять еще одну расписку, всего же задолжал шесть фунтов восемь шиллингов два цента.

— Страшно подумать, — прибавил Джос, — что скажет о них миссис Стиптоу. Дрожу при одной только мысли.

Задрожал и хозяин. Правление жены, хотя и деспотическое, его не очень тяготило. Он мог тыкать лакеев в манишку, не ожидая ничего более страшного, чем «О, Говард!» Простила она и игру с шофером; но это был предел. Одна мысль о том, что, не получив денег, лучшая кухарка в Сассексе заявит об уходе, разбудила бы в любящей жене уснувшую тигрицу.

— Предвидя, — говорил Джос, — что вы проявите твердость, я их выкупил. Обошлись они мне до смешного дешево. Слуги не верят в вашу платежеспособность. — Он помолчал. — Итак, рубашку вы наденете.

Хозяин рухнул в кресло, сжимая руками голову. Джос его пожалел.

— Ну, ну! — сказал он. — Немного разума, чуть-чуть кротости, и я вас не обижу. Как это вам удалось так проиграться? Видимо, плохо играете. Надо вас подучить.

Мистер Стиптоу поднял голову.

— А вы умеете? — выговорил он. Джос рассмеялся.

— Это интересно! Многие улыбнулись бы вашим словам. Насколько я понимаю, вы — новичок.

— Нет!

— Значит, порочный метод. Скажем, что вы кричите? Человек вы консервативный, что слышали в детстве — то и приняли. Я не удивлюсь, если вы способны крикнуть: «Пять-шесть, почту за честь».

— А что такого?

— Помилуйте! Кости выше этого. А главное, не играйте с кухарками. Практически все до единой — мастера. Ограничьтесь знатью. Я бы подготовился к приему, о котором столько толков.

— То есть как?

— Так. Уведите лордов за конюшню и — к делу!

— А ведь правда!

— Улов обеспечен.

— Мне много надо…

— Почему? Есть особые потребности?

— Ха-ха! — мистер Стиптоу воровато огляделся. — На дорогу в Голливуд.

— Сердце в горах?[42] Говорят, вам не очень везло. Напоретесь опять на превосходящую силу…

— Ха-ха! Да я одной левой…

— Я слышал, было иначе.

— От кого?

— От вашей жены.

— Бабы в этих делах не разбираются. Рефери подкупленные, вот и все. Да я вообще не для бокса еду. Я снимался.

— Да?

— Да. Такая, знаете, картина, все друг друга бьют. Подходит ко мне один тип и говорит: «Эй, ты!», а я ему тоже: «Эй, ты!» — и хрясь по морде. Потом еще один. Ну, много, штук пять, и всем — в рыло.