— Вероятно, Кларк Гейбл[43] был занят?

— И тут — она! Вы подумайте, только я начал сниматься…

— Многие говорят, что искусство и брак несовместимы.

— Все к собакам! Сейчас мой типаж в ходу. Уоллес, понимаете, Бири, Эдвард Робинсон… А Макси Розенблум![44] То-то. Боксер, как я, а теперь — ого-го!

— Макси был чемпионом.

— Интриги. В общем, снимался я вовсю, а тут — Мейбл. На дорогу денег нету…

— Ничего, два урока — и будут. Графы уедут домой в нижнем белье.

Мистер Стиптоу глядел на Джоса с почтением и любовью.

— Верно! — сказал он.

— Куда уж вернее. А теперь смотрите, какой я хороший, вы таких и не видели. Прошу!

— О-ы! — вскричал хозяин, принимая расписки.

— Прекрасно. Лезьте в рубашку.

— Лезть?

— Да. Будут гости.

— Морды надутые!

— Чем надутей морда, тем белей рубашка. Основной закон общества. Ну, Стиптоу, — р-раз!

— Что ж, если надо…

— Молодец! — Джос взглянул в окно. — Pardon, мне пора. Выйду в сад по одному дельцу.

Салли переоделась пораньше, чтобы еще до обеда погулять в саду. Усадьбу окружал ров, и она хотела отдохнуть у воды после лондонского зноя.

Опершись о низкую ограду и созерцая рыб, сновавших среди водорослей, она почему-то думала о Джосе. В конце концов, она ввела его в общество слуг и отвечала за результаты. Освоился ли он? Не подвела ли излишняя живость? Слуги суровы, они не прощают промахов.

Слава Богу, хозяйке он понравился. Тетя Мейбл с несвойственным ей восторгом говорит о его спокойной силе, уповая, что на балу «у Говарда будет пристойный вид».

Услышав «Пип-пип!», Салли обернулась и увидела предмет своих раздумий. Лакеи не гуляют под вечер в саду, но он этого не знал.

— Вот вы где! — заметил он. — В неверном предзакатном свете я чуть не принял вас за нимфу.

— Вы всегда кричите нимфам «Пип-пип»?

— Практически всегда.

— А вот лакеи не кричат.

— Очень жаль. Надо же начать беседу.

— Миссис Стиптоу лучше кричите «Пип-пип, мадам».

— Или «Пип-пип, хозяйка».

— Да, это патриархальней.

— Спасибо, учту.

Он помолчал, глядя на рыб. Стояла тишина, только где-то позвякивали колокольчики, да за одним из окон хриплый голос пел какую-то песню. Несмотря на рубашку, мистер Стиптоу был доволен, мало того — счастлив.

— А тут красиво, — сказал Джос.

— Не без того.

— Земной рай. Правда, мне понравится и газовый завод, если там вы. Стихи, душистый хлеб, кувшин вина…

Салли цитату опознала и перевела разговор.

— Как вы устроились?

— Лучше некуда. Так вот, кувшин вина и тихий сад, где ты царишь одна…

— Я хотела спросить не про сад, а про гостиную для прислуги.

— Безоговорочный успех.

— Главное — подлизаться к Чибнелу.

— Ест из рук, иначе не скажешь.

— Да?

— Да. Мы — как Макс и Мориц.[45] Духовная дружба. Через полчаса я знал о нем все. Вы слышали, что он женится на барышне из местной гостиницы?

— Нет.

— Видимо, скрывают. Сегодня он застал ее в тот момент, когда она поправляла галстук какому-то посетителю. «О ты, любовь! — подумал он. — Тяжка твоя рука, коварны женщины…», и решил написать, что все кончено.

— Вы за?

— Я против. Если служишь в баре, ты обязан поправлять галстуки. Профессиональный жест. Я знаю людей и смело предположу, что посетитель тут же спросил пива.

— Это верно. Чибнел успокоился? — О да! Завтра ведет меня к ней.

— Мистер Стиптоу тоже успокоился. Это он поет?

— Он. Мои слова взбодрили его, как шерри… Кстати, допили вы бутылку?

— Почти.

— Разговор получился?

— Да, спасибо.

— Забыл, о чем вы говорили?

— Упражняйте память. А как другие слуги?

— Едят из рук.

— Хорошую комнату дала миссис Барлоу?

— Самую лучшую.

— Вам будет удобно?

— Не то слово!

— А как вы справитесь с работой? Гладить умеете?

— Вы коснулись больного места. Нет, не умею. Но не тревожьтесь. Я созвал слуг, и мы все обсудили. Они работают, я — плачу. Техническую сторону берет на себя Томас. Питанием займутся дамы. Моим, разумеется. Люблю выпить чаю в неурочное время, съесть бутербродик. Виски и содовую будет поставлять Чибнел.

Салли невольно подумала, что Джорджу не хватает такой предприимчивости. Может быть, ей показалось, но он как-то замялся, когда речь зашла о портрете леди Чевендер.

— Кем вы были? — спросила она. — Главой крупной фирмы? Нет, помню, художником. Я сперва подумала, что вы партнер какой-нибудь.

— Вас обмануло мое спокойное достоинство. Нет, партнером я не был, я рисовал рекламу. Скажем, ветчины.

— Ой!

— Мне и самому не нравится.

— Мистер Дафф сказал, вы писали этот портрет.

— И не солгал.

— Почему же?..

— Чтобы писать портреты, нужны заказчики. Чтобы пришли заказчики, нужно имя. Чтобы обрести имя, нужны портреты. Порочный круг.

— Да уж, порочный.

— Порочней некуда. Но хватит обо мне. Какое красивое

платье!

— Спасибо.

— Видимо, из тумана и лунного света. Туман, свет — и вы. Поразительно! Когда вы вошли в кабинет, я решил, что венец творения — синий костюм. И ошибся. Где предел, интересно? Нет, дело не в костюмах, дело — в вас. Кстати, вы верите в любовь с первого взгляда?

Салли опять показалось, что тему стоит изменить.

— Вон там, на острове, — сказала она, — утки вьют себе гнезда.

— Их дело. Так верите?

— Во что?

— В любовь с первого взгляда. Чибнел — верит. Появилась какая-то машина и направилась к дому.

— Мне пора, — сказала Салли.

— Нет.

— Да. Гости едут.

— Надутые морды, мне сам хозяин объяснил.

— До свидания.

— Вы уходите?

— Да.

— Что ж, договорим завтра. Кто же это влюбился с первого взгляда? Не Чибнел, кто-то еще. Где вы гуляете по утрам?

— Я не гуляю. Я работаю.

— Работаете?

— Да. Иду к кухарке…

— Не играйте с ней в кости.

— Хорошо, не буду. Ставлю цветы, расчесываю собачку…

— Я вам помогу.

— Нет.

— Почему?

— Придерутся.

— Лакеи не расчесывают собачек?

— Вот именно.

— Ах уж эти социальные различия! Сколько можно терпеть? Помню, сказал я об этом Марксу, а он книгу написал. А, вот, Ромео!

— Простите?

— Влюбился с первого взгляда, как Чибнел или…

— До свидания.

Мистер Дафф беседовал с Салли во вторник. Наутро, в среду, он сидел в баре «Розы и короны».

Можно сказать, что мхом он не обрастал. Салли вернулась в половине пятого, а ровно в семь король ветчины прибыл на станцию Луз Чиппингз. Место это он осудил, едва на него взглянув. Ему вообще было плохо.

Небольшие города (в данном случае — 4916 жит.) хороши, если они вам нравятся, но у мистера Даффа были другие вкусы. Да, с его приездом население достигло четырех тысяч девятисот семнадцати, однако это его не утешило. Словно певец, наряженный негром, он стремился домой, ах, домой, то есть — в Лондон.

Утром в баре захолустной гостиницы — смертная тоска, только днем стекаются туда сливки местного общества. Сейчас он мог бы побеседовать лишь с рыжей девицей, которая читала журнал, сидя за стойкой. То была Вера Пим, невеста Чибнела.

Завсегдатай заметил бы, что сегодня она молчалива. Обычно она по-хозяйски развлекала гостей беседой, легко переходя от погоды и политики к спорту и кино; обычно — но не теперь. Она читала, бросая на Дж. Б. нервные, быстрые взгляды.

Завсегдатай бы удивился, но причина — проста: мистер Дафф наклеил усы. Начитавшись детективов, Вера знала, что так делают злодеи. Припомнив Прокаженного и Беспалого, она буквально оцепенела от страха.

Наклеил их мистер Дафф, поскольку как-никак вступил в опасную зону, где можно встретить Беатрис. Усы недешевы, но что деньги, когда ты в таком положении!