— Значит, надо красть, когда его нет. Завтра он будет в саду…

— Да, отлучиться он не сможет.

— Ни в малейшей степени. И потом, еще одно. Придет вся местная знать. Не усадьба, а разбойничий стан! Заподозрить можно кого угодно.

— Вы все предусмотрели!

Не успев откликнуться на комплимент, леди Чевендер вскочила.

— Это Патриция! Она скучает.

— Ваша овчарка?

— Мой мопсик.

— Салли его расчесывает?

— Среди прочего. Истинный талант! Мягко, нежно, тактично. Иду, иду, дорогая! Кстати, вы любите Салли? Я не ослышалась?

— Нет. Люблю…

— А она мне утром сказала, что выходит за Холбтона. Вы его видели, он тут вечно слоняется. Иду, иду, иду!

Только поздно утром Салли узнала, что творилось в ночные стражи. Она позавтракала рано, задолго до лорда Холбтона, и он увидел ее, когда она выводила машину, чтобы ехать в Лондон. Про собаку он рассказал с особым пылом, и Салли его жалела, но думала при этом, что можно было бы и не показывать раненую ногу.

Она прекрасно поняла, что портрета не украдешь, когда всюду шныряют дворецкие; и все-таки испытала разочарование. Может быть, этому способствовал вчерашний рассказ о поспешном бегстве. Как бы то ни было, ей впервые показалось, что лорд Холбтон, при всем своем изяществе, не совсем идеален. В голову лезла фраза: «На глиняных ногах».[54]

Ехала она, чтобы поднанять лакеев для приема, опытных и надежных ветеранов, — и нанимала их так долго, что вернулась к половине пятого. Проезжая через городок, она подумала, не заглянуть ли в «Розу», но тут увидела мистера Даффа, который смотрел на памятник Антони Бриггсу, много лет представлявшему эти места в парламенте.

Размышляя о том, как хорошо было бы подложить взрывчатку под статую, а заодно — под дома, король ветчины услышал, что его окликает женский голос, и на секунду испугался, не леди ли это Чевендер.

— А, это вы! — с облегчением воскликнул он.

— Можно с вами поговорить? — спросила Салли.

— Конечно, — отвечал мистер Дафф.

— Чаем не угостите?

— Пожалуйста.

— Тут есть кондитерская «Гардения».

Король это знал, во всяком случае — видел. «Гардения» стояла напротив «Розы и короны», и много раз, как испуганный конь, он шарахался от неаппетитных кексов в окне. Сам по себе он бы ни за что не пошел в это заведение, но сообщника надо умасливать; и он сел в машину.

Как все кафе такого рода в маленьких английских местечках, «Гардения» была герметически закупорена. Воздух в нее не проникал, запахи — не рассеивал, и мистеру Даффу показалось, что его обволокло духом булочек, крема, горячего шоколада. Придя в себя, он обнаружил, что на столике стоит угощение.

— Я заказала пончики, — поведала Салли, обладавшая молодым аппетитом. — Вы их любите?

— Нет, — отвечал мистер Дафф.

— Простите. Тогда — пирожных.

— Пирожных, — повторила вежливая официантка.

— Я их не ем, — сообщил Дж. Б.

— Ну что вы, что вы! Съешьте хоть одно.

— Если хотите знать, оно меня убьет. Что ж, ради вас. Слабеющей рукой он взял жуткий комок теста, крема и ягод и, взглянув на официантку, стал его есть. Официантка — высокая, строгая, в пенсне — напоминала ему бонну давних дней, которая заставляла съедать все до крошки.

Салли посмотрела на усы, постеснялась спросить о них и, решив, что так надо для дела, перешла к главному.

— Наверное, — сказала она, приветливо улыбаясь, — вам хочется узнать, что случилось?

Мистер Дафф без особого успеха слизывал с усов крем.

— Я и сам знаю, — проговорил он. — Этот ваш гад бежит от меня как кролик.

— Понимаете…

— Нет. Если бы у него было чуть больше ума, я бы назвал его полоумным. Губошлеп собачий!

Салли обиделась.

— Ничего подобного! Он очень тонкий. Испугался ваших усов. А вдруг вы сумасшедший и его убьете?

— Убить его — очень здравая мысль.

Салли молчала. Осторожность подсказывала ей, что беседу лучше оборвать. Поборовшись со своим лучшим «я», она его скрутила.

— Во всяком случае, — сказала она с натужно-милой улыбкой, — без дела он не сидит. Ночью пошел красть картину.

— И не украл.

— Да, но он не виноват. Вошел дворецкий с топором. Сегодня он пойдет опять.

— Не нужно, так и передайте. Я нашел другого.

— Как?!

— Нашел, и все.

— Кого же это?

— Неважно.

Салли слегка подпрыгнула.

— Может быть, мистера Уэзерби?

— Именно его.

Салли закусила губу. За короткое время их знакомства она поняла, что Джос — соперник серьезный.

— А почему? — продолжал мистер Дафф. — Потому, что он дело сделает. Я не говорю, что в нем нет наглости. Есть. Я не говорю, что мы всегда в мире. Далеко не всегда. Сколько раз мне хотелось стукнуть его по голове! Но человек он дельный. Предприимчивый. Как он меня выгнал тогда! А? Из-за вас, между прочим. Выходили бы вы за него, а не за этого глиста.

Салли суховато улыбнулась.

— Он меня не просил.

— Ничего, попросит.

— Мы почти незнакомы.

— А он вас уже любит.

— Я люблю Джорджа.

— Удивительно! Нет, как вам пришло в голову?! Таких идиотов больше нет. Может быть, где-нибудь, — а в Англии нету.

Девушки редко скрипят зубами, но Салли это сделала. Лучшее «я» рванулось было наружу, но она его снова скрутила и запихнула обратно.

— Мистер Дафф, будьте справедливы. Если Джордж украдет портрет…

— Не украдет.

— А я?

— Вы?

— Да. Если я украду, вы дадите Джорджу деньги?

— Конечно. Слово есть слово.

— Тогда ждите до завтра.

— Так быстро?

— Завтра к вечеру.

— Однако скромностью вы не страдаете!

— Видимо, не страдаю.

— Уэзерби работает против вас.

— И пускай. Ну, мне пора. Завтра у нас прием, я нужна дома. Переходя улицу, мистер Дафф был уже повеселее. В «Розе и короне» его ждал Джос, собираясь, как и Салли, отчитаться перед патроном. Глава шайки — это глава шайки, он по долгу службы общается с гангстерами.

— А, вы тут? — довольно вяло произнес король преступного мира. Пирожные начали свою работу, радость таяла, сменяясь мрачностью, тем более что Джос был до отвращения свеж. Вчерашняя новость не сломила его. Как мы уже знаем, он вообще не унывал и, содрогнувшись на миг от сообщения леди Чевендер, быстро пришел в себя. Непрестанно натыкаясь на лорда Холбтона, он отказывался верить, что такая девушка может любить его. Ерунда, думал он, мы сами над этим посмеемся.

— Последние новости, — сказал он Даффу. — Идемте в бар, там тише. И вид у вас плохой, надо выпить.

У Веры был свободный вечер, за стойкой царил какой-то юнец, и, хотя он не отличался ее учтивостью и блеском, Джос об этом не пожалел. Всему свое время. Изящная беседа — одно, деловая — другое. Себе он заказал эль, сообщнику — двойное бренди с содовой; потом перешел к отчету.

— Словом, — заключил он, — не повезло. Но не горюйте, завтра я снова попытаюсь. Вероятно, вы знаете о нашем приеме. Тогда и настанет мой час. Ни единой души, все в саду, дуют чай, лопают клубнику. Кради — не хочу!

Мистер Дафф, судя по всему, его одобрил, подумав к тому же, что Салли имела в виду именно эти стратегические выгоды.

— И девица завтра крадет, — сообщил он. — Очень в себе уверена.

— Какая еще девица?

— Да ваша. Забыл, как ее зовут. Такая малявка с глазами. Джос поднял брови.

— Вы имеете в виду мисс Фэрмайл?

— Именно.

— Тогда замечу, что она — не малявка.

— Малявка.

— Нет. Я их видел, ни малейшего сходства. Если вы пытаетесь описать в своей неуклюжей манере, как она похожа на танагрскую статуэтку, я с вами согласен. Но малявка… Помилуйте! Этого я не потерплю. Что вам там сказали насчет кражи?

— Я сейчас видел вашу статуэтку. Кстати, она выходит за моего подопечного. Некий Холбтон.

— Знаю. Слышал. Исключительно глупая мысль. Ничего, передумает.