— Этот джентльмен с вами? А, мистер Чибнел! Здравствуйте, мистер Чибнел.

— Здрассь.

— Какая хорошая погода.

— Да уж, лучше некуда.

— Ваша невеста только что ушла.

— Видел.

— Они пили чай с мистером… э…

— Видел.

Ощутив в его ответах некоторую сухость, она пошла за пончиками.

Чибнел, уже присевший к столику, сокрушался о том, что дал врагу нырнуть в святилище. Мистер Дафф, напротив, радовался, что злодей чтит хоть какие-то условности человеческого общежития.

— Жду на улице, — сообщил тот.

Мистер Дафф не ответил. Из замечаний официантки он вывел причину этих странных поступков и понял, что объяснить не сможет ничего. В этом мире судят по действиям; чистота сердца — не видна.

— Ясно?

— Вот и пончики, — сказала официантка с материнской нежностью.

— Так я жду.

Чибнел выскочил на улицу. Официантка ласково поглядела ему вслед.

— Это наш мистер Чибнел, — объяснила она. — Дворецкий из усадьбы.

— Вот как?

— Какой красивый, а? Я всегда думала, что они все толстые, много портвейну пьют, а он у нас — прямо чемпион.

— Да?

— Самый лучший боксер. Всех на лопатки положил, хе-хе-хе. Прямо лев или эта, пантера. Что ж вы пончиков не едите?

— Как-то не хочется…

— Тогда я вам пирожных принесу. Вы любите с кремом, да? Такие розовые.

Когда Чибнел входил в гостиницу, Вера Пим как раз повесила трубку, до него не дозвонившись. Встряхнув медной гривой, она кинулась к нему.

— Вот ты где! А я звоню, звоню, — она огляделась. — Сидни, они фальшивые!

— Как и ты.

— Что?

— То. Я все видел.

— Когда?

— Сейчас. Тебя с этим типом.

Вера Пим широко раскрыла свои прекрасные глаза.

— Ты что, не понял?

— Понял, как не понять! — он глухо засмеялся. — А еще говорила, он злодей!

— Злодей и есть. Я решила проверить. Вообще-то я там сидела, он вошел, и я воспользовалась случаем.

— Еще как. Гладила его по рылу.

— Что ты! Я усы щупала.

— А какая разница?

— Такая. Сидни, они фальшивые!

— Что?

— То.

— Нет, ты всерьез?

— Еще бы!

— Значит, не гладила?

— Щупала, сказано тебе!

Чибнелу стало легче. Недавно он походил на Артура, беседующего с Гиневерой;[56] теперь — на дворецкого, которому стало легче.

— Вот оно что!

— Да. Сидни, а я что вспомнила! Вчера, ты еще не пришел, он спрашивал, где усадьба.

— Нет, правда?

— Ну! А этот твой Уэзерби говорит: «Лицо знакомое». Прямо, знакомое! Работают вместе, шайка. Уэзерби проник в дом и впустил его, они все вытащат.

— Да-а-а!

— Называется «подсадная утка».

— Вроде верно…

— А то!

— Ночью этот Уэзерби рыскал. Соловья слушал, видите ли! Значит, ты думаешь, это банда? Что ж он усатого сразу не узнал?

— С усами не видел. Ты смотри, еще зарежет в постели! Чибнел обиделся.

— Куда ему! — Он показал бицепс. — Потрогай!

— А у него автомат.

— Нет у него автомата!

— Почем ты знаешь? В общем, смотри в оба.

— Ладно.

— И денег не бери.

— Не брать? — усомнился Чибнел. — Ну, это уж ты слишком!

Тем временем мистер Дафф, сидевший в кафе «Гардения», расстегнул три последние пуговки на жилете и откинулся в кресле, тяжело дыша. Под бдительным взором официантки он съел пирожные, и она обещала принести еще. Он знал, что придется за них заплатить, и не только деньгами.

Пирожные прибыли. Официантка взглянула на мистера Даффа, как ученый — на морскую свинку.

— Знаете что, — сказала она, вдохновленная свежей мыслью, — скажу кухарке, пусть спечет вам блинчиков. Хорошо?

Мистер Дафф обреченно кивнул. Желудок это заметил и болезненно сжался. Его уже ничто не удивляло, он давно оставил попытки хоть что-нибудь понять.

Приближался час приема, всколыхнувшего местную знать, а Сидни Чибнел страдал и метался.

Дворецкие думают иногда, что больше им не выдержать, и чаще всего это бывает, когда нервная хозяйка то и дело тебя дергает. Звонок звенел непрестанно. Миссис Стиптоу осведомлялась, как там оркестр, как закуска, как новые слуги и так далее.

Однако все это неизбежно перед большим приемом. Труднее были мысли о таинственном Джосе. Чибнел потому и страдал, потому и метался, что тот обретал возможность грабить дом сколько душе угодно. Если дворецкий — в саду, а грабитель — в доме, дело плохо, хуже некуда.

Выпив рюмочку-другую, Чибнел напряг свой могучий ум и кое-что придумал. Миссис Стиптоу была на террасе, смотрела в небо. Оно ей не нравилось.

— Да, Чибнел?

— Простите, мадам…

— Над теми деревьями — туча.

— Да, мадам.

— О Господи! Сейчас хлынет. Ну что за погода? Кто ее выдумал?

— Я хотел бы поговорить об этом Уэзерби, мадам.

— А что такое?

— Я не уверен, что можно оставить его в доме, пока мы здесь, мадам.

Миссис Стиптоу оторвала взоры от тучи, расползавшейся, словно клякса.

— Вы думаете, он вор?

— Уверен, мадам.

— Что же нам делать?

— Я бы предложил, мадам, вызвать его сюда, как бы на помощь. Тогда я смогу за ним смотреть.

— Умно, — признала хозяйка. — Очень умно. Замечательно! Чего не скажу о погоде. Сейчас хлынет.

— Боюсь, мадам, придется перейти в гостиную.

— Будет толкучка. Да вообще никто не придет, дождя побоятся! Вы бывали в Калифорнии?

— Нет, мадам. Мне не доводилось посетить Соединенные Штаты, но я об этом мечтал.

— Одно слово — рай!

— Так я и думал, мадам, после беседы с одним американцем. Я встретил его в молочном баре. Он очень хвалил свой штат.

— Знаете, как там живут? Никакого дождя. Посылай приглашения хоть за две недели, погода не подведет. А здесь… Идите поговорите с Уэзерби.

Чибнел ушел и вернулся через три минуты.

— Поговорил, мадам.

— Значит, все в порядке?

— Нет, мадам. Он отказался.

— Что?!

— Отказался, мадам. Говорит, не имеете права по законам лакейской гильдии. Такой гильдии нет, мадам.

— Ну, знаете! Идите снова, передайте…

Миссис Стиптоу замолчала. Она уже собралась уволить мятежного Джоса, но на террасу вышло Прекрасное Видение. Как на рекламе «Что носит элегантный мужчина», Говард Стиптоу сверкал от ботинок до шляпы, венчающей тыквенную голову. Птицы и те защебетали, увидев серый костюм, у пчел занялось дыхание от белоснежной рубашки, жуки советовали друг другу взглянуть на цветок в петлице. А миссис Стиптоу, ожидавшая увидеть замусоленного мотоциклиста, изменила свои намерения. Если вор может сделать это, Бог с ним, пускай ворует!

— Что вы сказали, мадам?

— Так, ничего.

В эту минуту хлынул ливень.

Джос решал кроссворд в гостиной для прислуги, думая о том, когда же гости так наедятся сэндвичей и упьются чаем, что можно будет приступить к делу. Тут и вошел Чибнел.

— А, Чибнел! — приветливо сказал Джос. Дворецкий был холоден.

— Вас просит мистер Стиптоу.

— То есть миссис?

— То есть мистер. Он у себя.

— То есть в саду?

— У се-бя. Если вы потрудитесь взглянуть в окно, то увидите, что идет дождь.

Джос посмотрел в окно и дождь увидел.

— Верно! Как же там с приемом?

Чибнел не хотел вдаваться в беседу, но тема уж очень его трогала.

— Все к собакам. Почти никто не пришел. Кто есть, сидят в гостиной. А что с миссис Стиптоу!

— Прекрасно себе представляю. Жаль ее, жаль, ничего не скажешь. Значит, папаша у себя? Сбежал? Нехорошо! Его место — в первых рядах. Пойду пристыжу.

При всем своем доверии к мастерству Томаса и послушанию хозяина, Джос удивленно ахнул, войдя в комнату.

— Ну, Стиптоу! — сказал он. — Да вы просто Аполлон! Мистер Стиптоу отмахнулся от заслуженных комплиментов.

— Вот что…

— Так я и знал, что вы это скажете.