Музаггар, уперев руки в колени, ожидал тысячника Ахдада.

Тысячник явился и доложил, что взбунтовалась не вся тысяча — четыре сотни смешанного состава, заводилы — десятники родом из Кейта, а под началом у них больше половины составляют ветераны, выслужившие свой срок.

— Да, — кивнул Музаггар. — Их понять можно: они боятся, что не дойдут до Кейта и не получат земли… Ты говорил с ними?

— Бунтовщики отделились, и сейчас стоят под охраной. Шумят и спорят, надеясь, что к ним присоединятся другие.

— И это верно, — Музаггар потер подбородок. — В других тысячах тоже полно ветеранов, которые боятся даже простуды… А что они предлагают?

— Обойти долину с востока, там есть старая дорога.

— Есть дорога… По крайней мере, была, когда мы шли на Нуанну. Лишний крюк в несколько дневных переходов — они знают об этом?

— Знают, повелитель. Я говорил им.

— Ты дурак, Ахдад, — сказал Музаггар. — У тебя есть дети?

— Есть… Хотя… Но будут…

— Дурак, — повторил Музаггар. — И дети твои вырастут дураками.

Марх, стоявший рядом с темником, захохотал. Музаггар снова потер подбородок и поморщился:

— Ты напрасно смеешься, Марх. Именно тебе придется скакать в Третью тысячу и разубедить ветеранов. Ты ведь знаешь, что должен им сообщить?

— Знаю, повелитель. Что они могут и не вернуться домой.

Музаггар кивнул.

— Иди. А ты, Ахдад, поедешь с ним. И если к тому часу, когда горны протрубят поход, твои ветераны не вернутся в строй, ты будешь наказан.

Музаггар вызвал ординарцев, которые облачили его в крепчайший панцирный доспех из тонкой киаттской стали. Поверх панциря Музаггар надел парадный палюдамент, под которым доспеха было не видно.

Он вышел из шатра, огляделся. Войска уже выстроились, издалека доносился протяжный напев трубы, скрипели колеса бесчисленных повозок, среди которых большая часть была предназначена для бездорожья — это были одноосные колымаги с громадными цельными колесами.

Музаггар сел на коня, привстал и подал знак. Передние шеренги тронулись. Медленно-медленно стало сокращаться тело бесконечной змеи, от головы к хвосту, звено за звеном.

Дорога вела мимо города прокаженных; полуразрушенные стены виднелись справа. На стенах толпилось множество людей, глазевших на невиданное зрелище.

Музаггар пересел в свою рессорную повозку. В ней почти не чувствовалась тряска, а старые кости полководца давно уже страдали от верховой езды. Никакой опасности не было.

Прокаженные прятались, и Музаггар привычно задремал под плавное покачивание. Его разбудил неожиданный шум: повозку догонял Марх на взмыленном коне.

— Что такое? — Музаггар привстал, и возчик натянул вожжи.

— Они ушли! — выкрикнул Марх, подлетев. — Кейтская тысяча, и с ними еще несколько сотен ветеранов из других тысяч… Ахдад отправился с ними. И…

— И?.. — поднял брови Музаггар.

— Взгляни туда, повелитель.

Темник поднялся, откинув верхний полог и обернулся назад.

Колонна вдали, там, где начинался спуск в долину, окуталась пылью. Шума не было слышно, но было видно, как слепяще вспыхивали мечи.

Музаггар выругался; ординарец — тот самый раб из Каффара, что когда-то спас темника от предательского удара женщины-грау — подвел боевого коня. Кряхтя, Музаггар перелез в седло, не заботясь о том, что в глазах солдат это выглядит недостойно.

Махнул рукой Чеа — продолжать движение! — и в сопровождении свиты поскакал назад.

На подъеме лошади перешли на шаг. Музаггар вглядывался вперед; битва уже стихла; на обочине валялись несколько разбитых повозок, суетились возчики и рабы, подбирая разваленный скарб.

Вот и Ахдад.

— Они ушли! — лицо Ахдада кривилось, из рассеченной щеки сочилась кровь, быстро сворачиваясь на солнце; под подбородок стекала сукровица.

— Кто поднял на тебя руку? — помрачнев, спросил Музаггар.

— Сотник Аббар. Я знал его много лет, он воевал со мной в Арли и на Арроле.

— Где он?

Ахдад показал рукой на восток.

— Сколько их?

— Семь. Может быть, восемь сотен. За ними увязались женщины.

Несколько повозок. Рабы-носильщики и оруженосцы…

— А Марх?

— Не знаю, повелитель.

— Не знаешь?.. Он ушел с ними?..

Музаггар повернулся к ординарцу:

— Чеа сюда. Всю агему. И быстрее — пусть догоняют меня по восточной дороге!

И, пришпорив коня, помчался на юго-восток, прямо через холмы, поросшие редким кустарником.

Он догнал ушедшую тысячу, проскакал вдоль запыленной, скученной — безо всякого порядка — толпы, и остановил взмыленного коня прямо перед колонной. К нему подлетел Марх, зашептал, склонившись через седло:

— Они обезумели, повелитель! Тебе опасно говорить с ними!

Музаггар ответил гневно, сквозь зубы:

— Ты не выполнил приказ, Марх.

— Я пошел с ними, надеясь уговорить их по дороге…

— Молчи! Ты пошел с ними, потому, что боишься прокаженных.

И, повернувшись к передним рядам, рявкнул:

— Трусы!

Шедшие впереди остановились. Среди них были сотники, один из которых, высокий седовласый Аббар, выступил вперед. Он ничего не говорил, лишь губа его с презрением оттопырилась.

Музаггар ткнул в него рукой, на которой болталась плетка:

— Ты. Ветеран. Бравый вояка. Подойди.

Аббар шагнул вперед.

— Ближе, сотник!

Аббар сделал еще несколько шагов и остановился, исподлобья глядя на Музаггара снизу вверх.

— Ты слышал мой приказ?

Аббар молчал. Капли пота ползли по черному от загара лицу, оставляя грязные полоски.

— Ты предатель, Аббар!

Быстрым движением Музаггар выхватил из-за пояса топорик и с размаху ударил Аббара по голове. Раздался хруст. Лицо Аббара мгновенно побелело. На нетвердых ногах он сделал два шага назад, и вдруг, закатив глаза, опрокинулся. Взметнулась пыль.

Сотник остался лежать с топориком, торчавшим в голове; седина на глазах напитывалась кровью. И тут же из толпы вылетел тяжелый двухметровый дротик. Бросок был неожиданным, но не очень удачным: дротик ударил Музаггара в бок, скользнул по панцирю и отлетел в сторону. Музаггар покачнулся, ординарец подскочил к нему, готовясь поддержать, но Музаггар остановил его жестом.

Мрачно оглядел стоявшую перед ним толпу.

— Попробуй еще раз, Бхар.

И толпа внезапно раздвинулась, раздалась в стороны, оставив Бхара в одиночестве прямо перед Музаггаром. Бхар повертел головой по сторонам, взглянул на темника, и повалился на колени. Зарылся лицом в пыль.

Музаггар отвернулся. Он знал, что сейчас произойдет. Он — повелитель. Любой будет рад казнить солдата, поднявшего руку на полководца. Казнить — и искупить вину.

Подождал, пока стихнет возня. Снова повернулся: тело Бхара уже оттащили на обочину.

— Ну? Вы и теперь хотите идти в обход?

И тут он увидел его — полутысячника Ибба. Ибб вышел из-за спин стоявших впереди офицеров и направился прямо к Музаггару. Он шел не спеша, и вид имел спокойный и даже безмятежный. Все, кто видел Ибба безмятежным, знал — нет в этот миг человека страшнее. Коротко заржал конь под темником, переступил с ноги на ногу, выгнул шею: Музаггар натянул поводья, пытаясь удержать коня. И тогда конь слегка попятился.

Музаггар крепче ухватил поводья, конь развернулся боком к подошедшему Иббу. Косил глазом.

Ибб сказал:

— Мы пойдем за тобой, куда ты прикажешь. Если мы не пошли в долину — значит, были причины. Взгляни на них, Музаггар.

Музаггар поднял голову, вглядываясь в ряды стоявших перед ним солдат, которых — почти всех — он знал. Он увидел черные от солнца лица, изборожденные морщинами. Он увидел белые шрамы и усталые глаза. Всего несколько мгновений глядел он, но этого оказалось достаточно. Он сам был стар, и сам жаждал покоя, хотя и не признавался в этом никому — даже себе.

— Вы должны вернуться в строй, Ибб.

Ибб помолчал. Конь под Музаггаром слегка приплясывал, и Музаггару было трудно сохранять невозмутимость.