Потери в людях исчислялись сотнями, и Гарран, не проигрывавший до этого ни одного сражения ни в море, ни на суше — в многочисленных схватках за Алабарские острова и остров Арроль, — за одну ночь постарел на несколько лет.

Когда был подсчитан урон, Гарран велел тысяче воинов остаться в Литте и заняться починкой поврежденных и постройкой новых кораблей, — благо, подходящих материалов в портовых складах, которые удалось отстоять от огня, было в избытке. Кроме всего прочего, было захвачено огромное количество жемчуга и других драгоценностей. Часть из них Гарран велел погрузить на оставшиеся суда.

Тысяча, предводительствуемая Маттахом, на окраине разоренной Литты построила хорошо укрепленный лагерь.

А на следующий день сильно поредевшая флотилия Гаррана вышла из Литты на юг, взяв курс на Таннаут.

Аххумам предстоял путь мимо опасных Черных рифов, мимо острова Чанари и атоллов Донна, и других более мелких островов Жемчужного архипелага. Возможно, предупредил Гаррана Ом Эро, именно в тех краях и скрылся сам Жемчужный король, повелитель ловцов жемчуга, хитрый и безжалостный дикарь.

Казалось, сама природа и таинственные боги Патуабу выступили против Гаррана: при приближении к Черным рифам флотилию настиг шторм.

Ни искусство самого Гаррана и его капитанов, ни опыт Ом Эро не смогли помочь аххумам. Уже при первых порывах яростного ветра корабли были рассеяны, а наступившая ночь и близкие рифы грозили многим из них гибелью.

Шторм бушевал два дня. За это время корабль Гаррана отнесло, по мнению Ом Эро, далеко к западу; возможно, к острову Муллагонг.

Когда выглянуло солнце и успокоившаяся морская гладь предстала перед глазами мореходов, впереди действительно показался остров.

Ом Эро спросил, известно ли Гаррану что-либо о Муллагонге и его жителях. Получив отрицательный ответ, Ом Эро покачал головой:

— Муллагонг — нехорошее место, мореход. Никто, даже пираты, по собственной воле не рискуют посещать его. Там жили люди, которых мои предки называли «народами моря». Много лет назад «народы моря» завоевали все побережье Южного моря. С тех пор, как ты знаешь, это море получило и другое название — Море Слез. Варвары, лишенные всяческих представлений о культуре, сметали города, резали людей, как скот. Мой родной остров пострадал меньше, но и айдийцы много лет передавали из поколения в поколение рассказы о страшном нашествии. «Народы моря» разрушили многие наши города, в том числе и Йессауа.

Почему-то варвары не тронули дворец Совета, но все остальное — каналы, террасовые поля, дороги — было разрушено. Часть айдийцев была уведена в плен… Впрочем, «народы моря» исчезли так же внезапно, как и появились… В те времена воевали бронзовым оружием, но айдийцы могли противопоставить «народам моря» лишь слабые, разрозненные отряды. Та же участь постигла и западное побережье — от устья Нерайны до самой Неконги.

«Народы моря» разрушили великий и богатый город Эль-Мен. Но Эль-Мен был слишком велик и богат: «народы моря» остались в нем и в некоторых более мелких городах Эль-Менского государства. С тех пор, как ты знаешь, эльменцы славятся своей воинственностью и их часто используют многие города и княжества в качестве наемников.

— А что же теперь творится на Муллагонге?

— Не знаю, мой господин. Айд не торгует с Муллагонгом. Может быть, Жемчужный король Ата-Бата-Пули смог бы рассказать нам об этом…

— Не упоминай больше этого имени, лоцман! — повысил голос Гарран. — Вероломство — вот имя этого дикаря. И, если мне представится такая возможность, этот пират и вождь пиратов будет умерщвлен моими собственными руками.

Аухарн оказался рослым широкоплечим человеком, совсем не похожем на нуаннийца. Матмар с подозрением косился на него, стоя в дверях, пока врачеватель почтительно отвешивал поклоны Домелле. Домелла — бледная, исхудавшая, кажется, всего за одни сутки, стояла, поддерживаемая старой служанкой Ахмой.

Один глаз врачевателя был скрыт за широкой черной повязкой, а жидкая седая бородка никак не вязалась с загоревшим, мужественным лицом.

— Мы нашли его, где ты велела, царица, — сказал Матмар. — Не знаю, каков он врачеватель, но три аххумских воина едва смогли скрутить ему руки… Он не хотел идти во дворец.

Аухарн взглянул на воина.

— Мы не любим этот дворец, доблестный господин. Откуда я знал, что здесь требуется моя помощь, как врачевателя…

Матмар промолчал и прикрыл дверь, оставив щель.

Домелла присела на ложе, Ахма встала позади.

— Что случилось с госпожой? — спросил Аухарн.

— Меня мучают сильные боли. Здесь. — Домелла показала на живот, и Аухарн смиренно отвел глаза.

— Госпожа едва не истекла кровью, — пояснила Ахма на ломаном языке Равнины. — Всю ночь я меняла повязки. Травы Багу не помогают.

— Прости, госпожа моя, но мне придется… Я лишь пощупаю пульс и осмотрю твой язык. А кроме того, могу ли я взглянуть на… одну из повязок?

Домелла присела на ложе.

— Пусть Матмар закроет дверь! — сказала она слабым голосом. — Врач может осмотреть царицу, но воину не подобает присутствовать при этом.

— Царица… — прогудел в коридоре Матмар. — Я не имею права оставлять тебя наедине с этим подозрительным лекарем…

— Позови своего командира! — вспыхнула Домелла. — Ты будешь наказан!.. Ахма! Немедленно закрой дверь!

Недовольно ворча, Матмар закрыл дверь.

И сейчас же лицо Аухарна преобразилось, что-то смутно знакомое послышалось Домелле в его голосе.

— Ты доверяешь ей? — тихо спросил он на языке Гор и показал глазами на старую служанку.

— Так же, как себе, — удивленно ответила Домелла на том же наречии.

— Говорите по-человечески, — сказала Ахма, поджав губы. — Мне не нравится язык Гор. На нем говорят эти головорезы-намутцы…

Аухарн нахмурился, и заговорил по-аххумски:

— Сегодня одна из последних ночей, когда можно спасти тебя, великая царица, и твоего сына. Скоро свершится жертвоприношение, и царь Аххаг станет Великим жрецом Нуанны…

— О чем ты говоришь? — повысила голос Домелла.

Аухарн покачал головой и прижал палец к губам.

— Не сегодня-завтра в жертву нуаннийскому Змею — безглазому чудовищу Хааху, живущему в подземных озерах, — будут принесены в жертву семеро. По условию, эти семеро должны быть самыми близкими людьми того, кто желает стать Великим Жрецом. Это не выдумка, моя госпожа. Крисс, Ашуаг, Ассим, Хируан — все они томятся в подземелье, их опоили ядовитым зельем, и нуаннийские хранители веры вот-вот вырежут их сердца… Поверь, я знаю, о чем говорю.

— Я не верю тебе. Кто ты? — прошептала Домелла.

— Меня послали твои друзья. Они хотят спасти тебя, потому что Аххага спасти уже невозможно. Великий царь решил купить бессмертие ценой твоей жизни, твоей — и собственного сына.

Пусть выйдет служанка — я покажу тебе свое лицо, и, может быть, ты вспомнишь меня…

Но странный лекарь не успел сорвать с лица повязку: за дверью раздались голоса и раздался требовательный стук в дверь.

Ахма немедленно уложила Домеллу, а Аухарн судорожно схватил ее руку и сделал вид, будто слушает пульс.

Дверь распахнулась. На пороге стоял Маан.

О, это был уже не тот исполнительный сотник, каким его знали когда-то. Грудь его украшал золотой знак темника, хвост из конского волоса — высшее отличие империи, — свисал с левого плеча, с золотого наплечника с черно-белой эмалью.

Он тяжелым взглядом обвел комнату и сказал:

— Ты звала меня, царица?

Домелла слабо вскрикнула, но Ахма проворно загородила ложе своим телом.

— Как ты смеешь, солдат, врываться без разрешения в покои великой царицы? — закричала она пронзительным голосом на диалекте каулов. — Или ты воспитывался в диком племени и не имеешь понятия о чести?.. Кто тебя звал? Войдешь, когда прикажут!..

Но Маана трудно было устыдить такими доводами.

— Молчи, старая ведьма, — рявкнул он так, что Ахма всплеснула руками и присела. — Кто этот человек и что он делает здесь?