Когда он опять открыл глаза, светильник горел по-прежнему.

Он повернул голову и увидел двух сотников из своей тысячи.

— Где я? Что со мной? — спросил он едва повиновавшимся ему языком.

— Ты жив, повелитель! Бессмертные с тобой, — ответил сотник Ахханар. — Мы там же, где и были — в лагере пограничной стражи Хунаара. Лагерь охраняется бессмертными, никто не выйдет и не войдет в него без нашего приказа.

Двое с закрытыми лицами приблизились к ложу Даггара.

— Это друзья, — успокоительно продолжал Ахханар. — Они прибыли из Нуанны по приказу Крисса, — так они говорят. Они — великие лекари, повелитель. Если бы не их искусство, ты бы умер уже.

— Крисса? Крисс — предатель… А впрочем… — И тут Даггар вспомнил и попытался оторвать голову от жесткого войлочного подголовника. — Где Тмаггар?

— Тмаггар — цепная собака Маана и тех, кто предал Аххага Великого и стал служить мерзостным богам Нуанны. Собака подохла собачьей смертью. Не беспокойся, повелитель: никто из них не вернется к Маану.

— Вы догнали их и убили? Это было вчера?

— Нет. Это было почти десять дней назад… Но молчи, повелитель: ты еще слаб и должен выполнять все указания посланцев Крисса.

Кто-то приподнял голову Даггара и он ощутил на губах терпкий горячий напиток.

Едва он сделал несколько глотков, как глаза его закрылись сами собой и Даггар погрузился в сон.

Прошло время, и наконец однажды Даггар очнулся свежим и почти здоровым. Солнце бросало яркий свет в приоткрытый полог шатра.

Перед тысячником, по-нуаннийски скрестив ноги, сидели двое юношей в темных плащах — это и были лекари, исцелившие смертельную рану Даггара. Чем-то они неуловимо напоминали того несчастного гонца, которого Нгар пытал в Суэ.

— Даггар, — негромко говорил один из них. — На тебя возложена великая миссия. Мы все расскажем тебе, но при одном условии — на время ты должен отречься от своего имени.

— Аххум не может отречься от имени! — повысил голос Даггар. — Ты чужеземец и не понимаешь, чего требуешь от меня!

— Я чужеземец, но хорошо понимаю, что означает для аххума, полководца к тому же, его имя. Он может лишиться бессмертия и будет навеки проклят богами. И после смерти душа его не взойдет по лестнице Аххумана, а будет спускаться в бездну Амхуна, — долго-долго, бесконечные века… Но речь о другом, тысячник. Ты назовешься другим именем. Для богов же ты останешься Даггаром. Но Даггаром — Отреченным.

— Никто не может лишить меня имени, — упрямо повторил Даггар.

— Даже если от этого зависит спасение всего аххумского мира?

Великого царя Аххага? Войска? Империи?

Даггар привстал на ложе и пристальнее вгляделся в лица своих собеседников.

— Кто послал вас ко мне?

— Тот, кто имеет права дать тебе новое имя — Отреченный, а потом вновь вернуть прежнее. Тот, кто поможет тебе искупить все грехи, которые сейчас еще чернят твою душу.

— Кто же это? Кто?

— Сначала согласись, что выполнишь все, что тебе скажут.

Клянемся именами всех богов на свете — мы не обманем тебя.

Тот, кто послал нас, знает, что делает.

— Крисс? Нет, он, как и любой другой чужеземец, не имеет права менять мое имя. Это может сделать лишь аххум, старший меня по званию, тот, у кого больше заслуг и выше происхождение.

— Это не Крисс.

— Темник Ассим?

— Выше темника Ассима, Даггар… Ты единственный, кто сейчас находится недалеко от Нуанны и может остановить уже начавшийся распад империи аххумов…

— Скажите мне его имя — и я соглашусь на все. Покажите мне письменный приказ с его печатью. Нет, я хочу увидеть его самого!

— Ты увидишь его.

И лекарь, нагнувшись к самому изголовью, шепнул в ухо Даггара всего одно слово.

Горстка бессмертных высадилась на западный берег Нерайны, когда солнце уже закатилось. Берег был низким, но впереди высился береговой уступ, поросший кустарником.

Из плавня, вынесенного на берег речной волной, соорудили подобие шалашей и запалили костер.

Отряд Эдарка должен был находиться далеко-далеко на север, на противоположном берегу. Нгар чувствовал себя в безопасности, однако велел Шумаару выставить часовых наверху.

Ночь прошла спокойно.

Когда рассвело, отряд двинулся вдоль берегового уступа, пока не обнаружилась зигзагообразная тропа, ведущая наверх.

Ничто, кроме плеска речных волн да щебета птиц, не нарушало тишину.

Бессмертные поднялись на уступ и углубились в заросли кустарника, постепенно переходившего в светлый вечнозеленый лес.

А далеко впереди, над лесом, таяли в дымке массивные отроги Огненных гор.

Дальнейшие злоключения остатков отряда бессмертных под предводительством Нгара изложены Криссом из дома Иссов не в виде хроники, а в виде копии протокола допроса, который вел специально созданный Тайный военный совет. Крисс, труды которого легли в основу этого повествования, воспользовался одним из протоколов (их было несколько) допроса Советом бывшего сотника Шумаара. Шумаар явился в Нуанну спустя некоторое время после кончины Аххага Великого, был арестован и в течение нескольких суток давал показания. Несколько придворных писцов протоколировали допрос. Неизвестно, был ли Крисс в составе Тайного совета, или же присутствовал на нем в качестве доверенного лица царицы Домеллы, или же, наконец, воспользовался готовыми протоколами уже после того, как Шумаар был оправдан и отправлен в войска на Север, где и погиб в стычке с одной из орд «медных котлов», прорвавшейся на Равнину Дождей с северо-запада, через южные перевалы Туманных гор.

Вопросы членов Совета в протоколе не персонифицируются. Крисс не приводит начало допроса, где идет речь о событиях, уже известных читателю, а начинает с того момента, когда отряд Нгара высадился на западном берегу Нерайны.

И последнее. Придворные писцы пользовались особым видом письма — арлийской скорописью, которой владел лишь очень узкий круг образованных людей. Скоропись не отражала живые обороты речи, поэтому нижеприведенный текст содержит множество канцеляризмов и отличается сухостью, хотя Крисс, по-видимому, при расшифровке протоколов вносил в них правку.

— Сколько человек насчитывал отряд, когда вы высадились на берег?

— Сорок два человека.

— Были ли среди них офицеры?

— Сотник Мхаар, полусотник Унар и два десятника.

— Бессмертные?

— Тридцать четыре бессмертных, двое из них были тяжело ранены и умерли через некоторое время.

— Кто были эти два человека, которых ты не назвал?

— Девочка Эйга из прибрежного поселка и мальчик Амук из племени авров, с Огненных гор.

— Сколько у вас было лошадей?

— Сначала больше сорока, но уже на второй день пути лошади стали падать одна за одной. Мы решили, что они поражены какойто неизвестной нам болезнью. А может быть, их кусали ядовитые насекомые, водившиеся в предгорьях. Однако вскоре выяснилось, что лошади были отравлены: девочка Эйга во время ночлегов давала им дурную траву. Она была застигнута на месте преступления во время третьей или четвертой ночевки.

— Что было дальше?

— Нгар допросил ее. Эйга говорила, что всего лишь играла с лошадьми, что у нее и в мыслях не было, что трава, которую она давала лошадям, ядовита. Нгар не поверил ей и велел напоить отваром этой самой травы.

— И дальше?

— Эйга умерла.

— Что это была за трава?

— Трава, которая растет на западе, я не встречал ее здесь, на Равнине Дождей. Мальчик Амук называл ее «священной», и говорил, что в его племени отваром этой травы поили больных лихорадкой.

— Что было дальше?

— Мы подошли к предгорьям. Пали последние лошади. По горным тропам мы стали подниматься к перевалам.

— И вы еще не догадались, кто был истинным виновником гибели лошадей?

— Нет. Нгар думал, что ошибся, и лошади действительно гибнут от укусов крылатых тварей… Мы поднимались все выше. Еще несколько человек умерли, один сорвался в пропасть, другие, как я думаю, просто не вынесли тягот пути. Нам приходилось все время быть начеку, так как в горах жили дикие племена, которых Амук называл «люди-звери».