— Ничтожный городок… Ничтожные людишки… — Берсей поежился.
Ему действительно нездоровилось. Запах гнилой рыбы преследовал его уже несколько дней. Здесь, в хижине, Аммар все опрыскал таосскими благовониями, но застарелая вонь все равно давала о себе знать.
Разрушить этот городишко. Истребить жителей. Заселить развалины пришлыми, более надежными людьми, ничего не смыслящими ни в реках, ни в перевозах… Или нет — построить, наконец, мост. Это было бы действительно великим деянием, которое оставило бы имя Берсея в веках…
Сейчас же имя Берсея означает одно — смерть. И, кто знает, не назовут ли его через тысячу лет Берсеем-Убийцей, Берсеем, Несущим Тьму? И развалится мост, и река изменит русло — а имя Берсея останется вечным проклятием…
— Аммар! — крикнул Берсей. Пусть зовет своего рыбного лекаря…
АМАЙВА
Весь день и часть ночи Лухар крался за шедшим на юг войском. В темноте он потерял ориентиры, стоило лишь намутцам отвернуть от реки. Кажется, под копытами коня была дорога — размокший, разбитый проселок. Вскоре конь стал оступаться, его ноги разъезжались по грязи. Лухар бросил коня и побежал. Войско передвигалось стремительно — Лухар бежал изо всех сил, лишь время от времени делая остановки, чтобы перевести дух.
Ближе к рассвету дождь сошел на нет. Дорога спускалась в широкую котловину, в центре которой было огромное озеро.
Намутцы обогнули его, и наконец впереди показался поселок.
Точнее, это был военный лагерь, давно и хорошо обжитый.
Скопище палаток и хижин, никак не огороженное, со своими улицами и переулками.
Остановившись на пригорке, в роще бамбука, Лухар следил, как конница сотня за сотней втягивается в поселок. Их встречали криками, задымили костры, залаяли собаки.
Вскоре совсем рассветет, Лухара могут заметить дозорные. Он нарубил мечом бамбука, и наверху, в самой гуще бледных стволов, соорудил что-то вроде лежанки. Отсюда он видел край лагеря и дорогу; но большую часть пространства занимала гигантская чаша озера, название которого — Амайва — Лухар встречал на военных картах. Вытянувшись в своем зеленом гнезде, Лухар закрыл глаза, и сейчас же увидел тьму и хлещущие струи дождя, охваченные огнем повозки, тени людей, метавшихся в поисках спасения. Лухар застонал и провалился.
* * *
Он очнулся. Шумел дождь, в его убежище было сумрачно и сыро.
Лухар взглянул на поселок. Подернутый пеленой дождя, поселок мирно дремал; даже собаки не лаяли. Видимо, враги отдыхали после бессонной ночи.
Лухар сполз по стволу вниз. Ноги его дрожали, все мышцы болели после многочасового бега.
Он осторожно двинулся к краю рощи. Оставляя в стороне дорогу, перевалил через холм и оказался перед ложбиной, поросшей густым лесом, скрывавшим, быть может, болото. Лухар, стуча зубами от холода, огляделся, пытаясь определить направление.
Лагерь аххумов должен был находиться на юго-востоке, ложбина же тянулась с востока на запад.
Лухар крепче стянул пояс, закрепил ножны с мечом на спине, и начал спускаться в ложбину.
* * *
Когда Лухара ввели в шатер Харра, командовавшего оставшимся в лагере гарнизоном, Харр не узнал его. Изможденный человек, с ног до головы залепленный грязью, в изорванной форме, без шлема и даже без знака тысячника, едва держался на ногах и не мог говорить. Его усадили к жаровне, закутали в плащ, поднесли чашу с подогретым неразбавленным солдатским вином. И только когда он выпил и заговорил — Харр признал его.
— Тебе нужен отдых. Уже вечер, отложим дело до рассвета, — сказал Харр, выслушав Лухара.
— Нет, — покачал головой Лухар. — Этой ночью они могут опередить нас и напасть на лагерь…
Харр подумал, хмуро кивнул, и вышел из палатки, чтобы отдать приказания.
* * *
Лухар не мог сидеть в седле — для него запрягли легкую двухколесную повозку, в которой он полулежа ехал до самой ложбины, заросшей непроходимым мангровым лесом. Отсюда его понесли на носилках.
Харр разбил отряд на три части, поставив перед каждой определенную задачу. Ни отдыхать после марша, ни совещаться времени не было. Поселок должен быть окружен к рассвету и атакован с двух сторон. Третий отряд должен был оседлать дорогу на опушке бамбуковой рощи. Отрезать намутцев от берега озера и не дать им спастись на лодках должен был первый отряд.
Дождя не было. Бледный месяц озарял окрестности и отражался в спокойной озерной воде.
Сторожевые посты были уничтожены еще до полного выдвижения войска. А потом начался почти бесшумный приступ.
Солдатам было приказано не щадить никого, кроме командиров; их по возможности брать в плен.
* * *
Когда наступил рассвет, все было закончено. Поселка на берегу озера больше не существовало.
СЕНГОР
Утро занялось сырое, но без дождя. В городе началось.
Берсей спал мало и тревожно; шум окончательно пробудил его.
Вошел Аммар с докладом, но Берсей не стал его слушать.
Примчался Баррах с отчетом, но Берсей выслушал его вполуха: он не хотел знать, сколько сенгорцев было сожжено живьем, сколько утоплено в Индиаре, сколько женщин и детей будет отправлено в Каффар.
Потом к нему прорвалась делегация сенгорцев. Берсей был вынужден выйти к ним и даже выслушать. Слезы, кровь, униженные просьбы, запоздалые клятвы. Старик-бородач, один из самых богатых сенгорцев, ползал у ног Берсея и пытался целовать его сапоги. Берсей оттолкнул его, глянул на Аммара:
— Зачем они здесь? Разве я велел их пустить?..
И вернулся в хижину. Он знал, что сделают сейчас с этим стариком. Но хотел забыть обо всем.
Он думал о вчерашнем лекаре. Это был странный юноша, в обычной одежде сенгорцев, босоногий, но в высокой конусовидной шляпе.
Юноша, вопреки ожиданию Берсея, не стал предлагать чудодейственных эликсиров. Вместо этого он попросил разрешения встать за спиной Берсея. Под пристальным наблюдением Аммара он стал скрести над головой Берсея двумя оловянными ложками и что — то бормотать.
Берсей велел запереть юношу в одной из хижин, напоить и накормить.
Как ни странно, после этого лечения стало легче. Боль не ушла, но как бы притупилась. Красная влага перед глазами рассосалась; лишь слева остался розоватый лоскут, который не мешал Берсею смотреть.
Утром тоже не было привычной уже тошноты. И хотя и полного здоровья Берсей не ощущал, — было легче. Чувства притупились, и ушла тревога.
Когда послов-сенгорцев увели, Берсей снова велел позвать лекаря.
Юноша явился.
— Лечи! — приказал Берсей, усаживаясь, как накануне, спиной к нему.
Послышались шорох, потом удар и сдавленный крик. Берсей обернулся: лекарь лежал на полу, прижатый коленом Аммара. Тут же валялись два небольших ножа, выточенных из ложек.
Аммар не рассчитал или действительно хотел убить лекаря; юноша закатил глаза и забился в агонии.
Берсей подобрал одну из ложек. Он где-то уже видел такие.
Подумал. Но не смог вспомнить. Оловянные, из дрянного металла.
Их легко можно было заточить с помощью камня. Но лекарь постарался: ножи оказались достаточно острыми.
— Убери его, — сказал Берсей Аммару. — Если он еще дышит — сохрани ему жизнь.
* * *
Потом над Сенгором повис многоголосый вопль. Это выводили из города женщин и детей, предназначенных для продажи. Берсей вышел на берег реки. Было жарко, он сбросил накидку, оставшись в простой длинной рубахе с поясом.
— Почему они так кричат? — проговорил он, как бы рассуждая сам с собой. — Может быть, с ними плохо обращаются?
Он повернулся к Аммару:
— Их полосуют кнутами? Отнимают младенцев?
— Нет, повелитель… — растерянно пробормотал Аммар. — Прикажешь посмотреть?
Берсей не ответил. Он присел к самой воде. Река затопила часть поселка; в воде плавал мусор. Берсей разглядел тряпичную куколку, плававшую легко, как поплавок. Тряпки были намотаны на кусок шпажника, нарисованная углем смешная рожица наполовину смылась водой.
