Ассим приказал отвезти его домой и, откинувшись на подушки, убаюканный плавным покачиванием и перестуком копыт уставших коней охраны, задремал.

Они прибыли к дому, который занимал Ассим, уже в полной темноте.

Охрана спешилась, зажгли факелы. Ассим выбрался из паланкина и уже занес ногу, чтобы шагнуть на ступеньку, когда внезапный шум привлек его внимание.

Какой-то закутанный в плащ оборванец пытался пройти мимо стражи. Его схватили и один из стражников обнажил меч.

— Что там? — недовольно спросил Ассим.

— Нуанниец, по виду — бродяга — домогается видеть тебя, повелитель, — доложил ординарец.

Ассим помедлил.

— Что ему нужно?

— Говорит, что речь идет о жизни и смерти.

Ассим вздрогнул, сделал знак рукой и вошел в дом.

Пока слуги снимали с него доспехи, стража привела нуаннийца.

Нуанниец, все так же пряча лицо, глухо проговорил, что желал бы поговорить с темником наедине.

— Хорошо, — сказал Ассим. — Только тебя обыщут.

Ассим поднялся наверх, в комнату, где он обычно принимал доклады, расположился на невысоком диванчике и приказал впустить незнакомца.

Нуанниец быстро вошел, дождался, когда их оставят наедине, и откинул плащ.

— Хируан? — удивленно воскликнул Ассим.

— Да, господин, это я. Прости, что вынужден был таким образом встретиться с тобой, но дело важное и срочное.

— Говори.

— Прошлой ночью великий царь Аххаг посадил на цепь Крисса и Ашуага.

Ассим привстал.

— На цепь? Что это значит?

— Он приковал их к стене в зале, где всегда содержались те, кого жрецы готовились принести в жертву богу Хааху.

Недоумение в глазах темника сменилось подозрением. О, он никогда не доверял этим хитрым двуличным нуаннийцам, и их кровожадная религия вызывала у него отвращение, смешанное с тайным трепетом.

— Откуда эти сведения? — отрывисто спросил он.

— Мне сказали. Те, кто часто бывает во дворце.

Ассим подумал.

— Ты, наверное, говоришь об оборванцах, которых великий царь привечает, как дорогих гостей?

— Да, господин. Эти оборванцы — хранители. Они тайные жрецы, сохраняющие Знание, когда это необходимо.

— Понимаю. Когда великий жрец исчезает, унося с собой свои тайны, эти оборванцы бродят по городу и сеют смуту.

Хируан слегка поклонился.

— Можно сказать и так. Надо так же иметь в виду — их не видно, пока нет достойной кандидатуры на роль великого жреца. Как только кандидатура появляется — они перестают скрываться.

— Ага! Значит, бунт уже подготовлен! И даже есть некто, кто готовит себя на роль великого жреца!

— Не торопись, господин. Ты еще не знаешь, о ком идет речь.

— Не знаю. Но обязательно узнаю. И все бунтовщики — все до единого — будут сброшены с городской стены на корм шакалам и стервятникам!

Ассим поднял руки, чтобы вызвать стражу. Он уже знал, что делать: надо схватить этого наглого болтуна, донести царю о готовящейся смуте, арестовать всех дервишей и выпытать имена зачинщиков.

— Подожди, господин! — Хируан протестующе поднял руку. — Ты всегда успеешь вызвать воинов и арестовать меня. Ты еще не знаешь главного: опасность грозит не мне, а тебе!

Лицо Ассима вытянулось.

— Что ты несешь, плешивый нуаннийский шакал? Ты забыл, кто из нас господин?

— Следующим великим жрецом станет Аххаг! — свистящим шепотом выговорил Хируан.

Ассим вскочил.

— Не ходи во дворец! Тебя схватят и прикуют к жертвенной стене! Собери верных людей и беги!..

Хируан еще что-то пытался сказать, но ворвавшаяся стража уже заламывала ему руки. Один из воинов ударил старика в зубы и тот замолчал.

— В темницу его! И не спускать с него глаз! — приказал Ассим, тяжело переводя дыхание.

Как ни был недоверчив Ассим, но слова Хируана все же посеяли в его душе сомнения. Эти сомнения мог развеять только сам великий царь, и Ассим приказал подать коня.

По впавшим в оцепенение кривым улочкам Нуанны кавалькада помчалась к дворцу великих жрецов.

Ассим промчался по мосту и спешился у подножия циклопической лестницы, ведущей во дворец.

Его встретил сотник из хаттов по имени Маан.

— Как здоровье великого царя? — спросил Ассим, и эта ритуальная фраза вдруг обрела зловещий смысл. Ассим понял это и поспешил перевести разговор.

— Второй раз сегодня я пытаюсь встретиться с повелителем. Если и сейчас он не примет меня, я невольно задумаюсь: не случилось ли беды…

— Царь царей, повелитель аххумов Аххаг Великий ждет тебя, темник, — глухо и торжественно проговорил Маан.

Ассим кивнул и отправился во внутренние покои.

Ординарец двинулся было за ним, но стражник-каул преградил ему дорогу.

— В чем дело? — спросил Ассим. Глухонемой стражник молчал.

— В чем дело? — повернулся Ассим к Маану, но тот внезапно выхватил меч. Со всех сторон на Ассима кинулись стражники и он был мгновенно обезоружен.

— Великий царь не любит изменников, — глухо и торжественно изрек Маан. — Ты арестован, Ассим.

— Постой! Это ошибка. Знаешь ли ты, что в Нуанне зреет заговор…

Больше Ассиму не удалось ничего сказать. Маан схватил его за плечи и изо всех сил ударил шлемом в лицо.

Ассим упал, обливаясь кровью и корчась от боли.

Ночная битва на берегу могла бы закончиться куда печальнее, если бы нападение Эдарка было неожиданным для Даггара.

Хотя аххумы и понесли огромный урон, все же к утру двум разделенным фланговым ударом данахцев отрядам удалось соединиться.

Организованное, упорное сопротивление бессмертных разочаровало князя Руэна, и его конница, понеся значительные потери, отступила на север. Эдарк, оставшись лишь с преданными ему намутцами, на рассвете тоже был вынужден покинуть поле боя.

Это был плохой рассвет для Агара, смертельно раненого железной стрелой.

Едва закончился бой и черная конница скрылась, Даггар велел раскинуть шатер. Лекарь осмотрел Агара и покачал головой: стрела пробила печень и тысячник умирал.

— Я жалею, Даггар, что послушал тебя. Я должен был следовать за Нгаром, и тогда, даже если бы мне пришлось погибнуть, умер бы со спокойной душой, — сказал Агар, когда оба тысячника остались в шатре одни.

— Ты прав и неправ, — возразил Даггар. — Ты прав в том, что позорно чувствовать себя изменником. Ты неправ, что считаешь изменником себя. Нгар — вот виновник всех наших бед.

Восковое лицо Агара исказилось гримасой. Он с трудом вздохнул и прошептал:

— Хорошо, что я принимаю смерть от боевой раны. Это хоть немного искупит мою вину, и там, в небесах, на Лестнице Богов, мне найдется место. Пусть даже на самой нижней ступеньке…

Больше Агар ничего не сказал. Он впал в забытье и забытье это продолжалось долго, очень долго.

Когда беспощадное солнце раскалило белый песок, и даже оводы попрятались от жары, дух Агара покинул землю.

Даггар велел разложить погребальный костер и назвал Агара Искупившим Вину. Это было самым верным названием, и в глубине души Даггар горько подумал, что сам он умрет непрощенным.

Сотни бессмертных выстроились на месте погребения. Многие из них были ранены, некоторые едва не падали от усталости.

Но они знали, что не пришло еще время отдыхать, что враг копит силы для новой атаки, и что траурная церемония — наверное, последняя возможность немного отдохнуть.

К полудню потрепанное войско приготовилось к броску на восток.

Даггар хотел во что бы то ни стало успеть добраться до ближайшего поселения, где можно было бы укрыться на ночь.

Полтора дневных перехода, отделявшие аххумов от данахского поселка Нокко, нужно было преодолеть до темноты.

Бессмертным предстоял марш-бросок с полным вооружением, чтобы быть готовыми отразить внезапный налет Эдарка.

Сложив на плечи копья, крепко привязав громоздкие щиты к спинам, в тяжелых пластинчатых кольчугах, бессмертные отправились в путь, то и дело переходя с шага на бег.