— Может быть, здесь живут дикари. А может быть, и другой, еще более опасный враг, — в раздумье сказал Нгар. — Но у нас нет выбора.

Чем дальше под уклон, тем шире и наезженнее становилась тропа.

Нгар ехал впереди, рядом с ним — Шумаар, остальные воины следовали сзади.

Что-то не нравилось Нгару. Хотя ярко светило солнце и лес, пронизанный его лучами, казался веселым, и даже слышался пересвист мирных птиц, — что-то смутно тревожило темника бессмертных.

Он машинально придержал коня и дал нескольким всадникам обогнать себя. И в следующее мгновение увидел, как всадники вылетели из седел с криками изумления — вылетели, будто сраженные невидимыми копьями.

Еще миг — и сам Нгар почувствовал страшный удар в горло.

Солнце померкло и Нгар рухнул с коня в изумрудные травы.

…Все произошло очень быстро: сильные руки жреца обняли Амру, приподняли — и швырнули на постель. Она едва сдержала крик, боясь разбудить Нгара, и вытерпела все безропотно.

Но Нгар давно уже не спал. Прикрытый сбившимся одеялом, он молча и серьезно следил за тем, как потный седобородый старик поворачивал мать со спины на живот, с живота снова на спину, слушал его пыхтенье и стоны. Он видел его голый зад и часть спины из-под задранной рясы, — спины, покрытой длинной седой шерстью. Он видел смуглые — и тоже потные — ноги матери, и ее руки, обнимавшие старика за шею…

— Здесь, в Святом городе, мало женщин, — проговорил Пахар, когда все было закончено. — Евнухи и мальчики мне надоели. Я тебя отблагодарю…

Нгар не понял его слов, но подумал, что теперь у него будет много еды и игрушек.

С тех пор Пахар часто появлялся в келье Амры. Иногда он приносил подарки — сладости и вино. Маленького Нгара взяли в обучение, и теперь он большую часть времени проводил в школе при храме, где был самым юным учеником.

Ему было интересно. Толстый жрец обучал их чтению, заставляя до бесконечности повторять странные звукосочетания. Еще жрец рассказывал о Богах-Строителях, детях Аххумана, и Богах-Разрушителях, детях Намуххи, но Нгар понимал не все, хотя и очень старался. Частенько, выйдя из себя, жрец брал бамбуковую палку, и нещадно лупил учеников, а те выли в голос, изображая страдания. Нгара учитель до поры до времени не бил, и Нгар завидовал мальчикам, которые, получив взбучку, потом весело рассказывали об этом.

Но учение продолжалось недолго, и однажды случилось то, чего так боялась Амра. Пахар прибежал в келью во внеурочное время, вечером, сразу после трапезы. Лицо его было белее бороды.

— Собирайся, Хамра! — вполголоса проговорил он. — Собирайся и немедленно уходи. Я только что был у начальника городской стражи. Он вызвал меня и стал выспрашивать о тебе. Я сказал только то, что знал от тебя. Скажи мне правду, ты была когда-нибудь в Аммахаго?..

— Нет, — испуганно сказала Амра.

— И дом твой не сгорел, и муж не погиб… — Пахар покачал головой. — Тебя схватят и будут пытать. Оказывается, давно уже ищут женщину с ребенком из селения Муттара, что на западном склоне Гемских гор. Объявлена награда тому, кто найдет ее и укажет властям… Эта женщина — ты?

Амра залилась слезами, но Пахар встряхнул ее.

— Ты ведь знаешь законы. После пыток тебя сбросят в пропасть или побьют камнями… Уходи сейчас же, спрячься в Нижнем городе.

Он помог Амре собрать самое необходимое и вышел с ней из ворот храма. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как один из нищих, сидевших у стены, вскочил и завопил, показывая на Амру рукой:

— Вот она! Держите ее!

Нищие бросились на Амру. Особенно лютовал калека, выдававший себя за безногого: он несколько раз ударил ее по голове своей деревянной ногой.

Она упала в пыль, обливаясь кровью. Ее подняли. Воины с факелами оттеснили нищих.

— А награда? Как мне получить награду? — кричал тот, что первым узнал Амру.

— Придешь завтра к начальнику храмовой стражи, — ответил десятник.

— Это вовсе не он, а я первым узнал ее! — завопил другой, пораженный слепотой, с бельмами вместо глаз. — Я давно следил за ней!..

— Замолчи! Ты же слепой! Как ты мог ее рассмотреть? — ответил первый.

Они сцепились, к ним присоединились остальные, и уже по спинам товарищей стала гулять деревянная нога.

Амру тем временем потащили в караульню у храма Аххумана; обернувшись, она попыталась разглядеть Пахара, не увидела, и крикнула во тьму:

— Спаси сына!.. Моего сына спаси!

Нгар все понимал и помнил. Когда его привели в подвал, где содержались убийцы и святотатцы, он не сразу узнал мать. Глаза у нее заплыли, на волосах запеклась кровь. Увидев Нгара, она стала шевелить разбитыми губами, но Нгар ее не услышал. Он смотрел на высокого чернобородого человека в нарядной одежде.

У человека была жуткая, абсолютно голая голова. Голосом, вызывавшим дрожь, он спросил Нгара, узнает ли он эту женщину.

— Это мама, — ответил Нгар.

— А ты знаешь, в чем она обвиняется?

Человек с голым черепом и черной бородой приблизился к Нгару, наклонился. Нгар почувствовал зловонное дыхание и попытался отвернуться, но незнакомец схватил его за ухо.

— Ты помнишь своего отца?

— Помню.

— Ты видел, как эта женщина убила его?

Амра стояла на коленях со связанными впереди руками, позади нее возвышался стражник с дубинкой в руке. Услышав вопрос, Амра подалась вперед:

— Он не видел, он спал!

— Молчать! — прикрикнул чернобородый. — Это тебе не поможет!

Он снова потянул Нгара за ухо:

— Так ты видел, или нет?

Нгар молчал. Набычившись, он глядел вперед и вверх, но не на мать, а на того, кто охранял ее, поигрывая тяжелой дубинкой.

— Отвечай, иначе ты будешь считаться преступником.

— Почему?

— Потому, что не говоришь правду и тем самым пытаешься выгородить мужеубийцу.

Он тряхнул Нгара, да так, что слезы непроизвольно посыпались у него из глаз.

— Отвечай, или мы заставим тебя!

Он кивнул помощнику — высокому худому жрецу в темной одежде, тот приблизился с каким-то инструментом, тускло блестевшим в сиянии светильников.

— Вот это, — чернобородый снова встряхнул Нгара, заставляя смотреть на неведомый инструмент. — Это называется «отворитель правды». Знаешь, для чего он? Его накаляют на огне…

Амра страшно закричала, рванувшись вперед, но стражник был наготове: он повалил ее на каменный пол и ударил дубинкой.

Амра дернулась и замерла.

— Убери ее, — не оборачиваясь приказал чернобородый. — Так вот, мальчик. Скажи мне правду. И тогда, может быть, твоя мать останется с тобой. Скажешь?

Нгар кивнул. Да, он видел, как отец бил мать. Сначала кулаком, потом ногами, потом разбил о ее голову кувшин. Хихима было вступилась, но отлетела от удара в лицо и затихла за очагом.

Нгар не плакал. Он только присел в своей колыбели и глядел, приподняв голову над каменным краем.

Потом отец куда-то ушел. Хихима бросилась к матери, отерла ей лицо уксусом. Амра поднялась с пола и сказала:

— Побудь с Нгаром.

— А ты? — спросила Хихима.

— Я скоро вернусь.

Она вышла. Ее не было долго-долго, и Нгар уснул под убаюкивающее воркование Хахимы.

А потом — проснулся от страшного крика, нет, — рева.

В комнате было темно, и кто-то рычал и катался по полу, и выкрикивал ругательства, и сбивал на пол горшки и чашки.

Нгар заплакал, но его не было слышно. Тогда он вытер слезы и стал ждать, зажав уши руками. Сквозь ладони все равно были слышны грохот и рев, но было уже не так страшно. А когда наконец стало тихо, затеплился масляный светильник и раздался дрожащий голос Хахимы:

— Что ты сделала, женщина?..

— И что было потом? — спросил чернобородый. Он присел на корточки и сверлил Нгара пронзительным взглядом.

— Потом мама сказала, что мы уезжаем. Мы вышли и пошли по деревне. Было темно и тихо. Потом мы пошли по горам, и через лес. Мама плакала, а после перестала…