— Я отпущу тебя, храбрый гонец. Скачи, и передай своему царю то, что тебе велено. Можешь еще добавить: бог мертвых выпустил своих мертвецов, чтобы они поедали живых…

Когда гонца вывели на ночную дорогу, подвели коня и вернули знаки отличия и оружие, гонец отшатнулся. Он знал о намутцах как о самых безжалостных воинах и ожидал, что это — всего лишь насмешка, прихоть дикого и злобного врага.

Но один из намутцев крикнул ему на ломаном языке Равнины:

— Чего ждешь? Скачи! Ты же должен передать что-то своему царю?

И тогда гонец, глубоко вздохнув, словно очнулся. Молча взял меч с перевязью, надел на грудь знак гонца, сел на коня и поскакал вперед, не оборачиваясь.

— Еще передай: Эдарк подарил тебе жизнь! — крикнул вслед намутец и добавил вполголоса: — Если его не убьют по дороге, он доскачет счастливо.

Прекрасный город из белого камня на зеленом берегу, воспетый поэтами, — Азамбо, — больше не существовал.

Намутцы побывали в стране смерти. Натуссар первым повернул коня, торопясь выбраться из заваленных трупами, заполненных зловонием улиц.

В разрушенном придорожном трактире неподалеку от Азамбо Натуссар продиктовал донесение своему командиру Эдарку.

— Мы возвращаемся, — закончил он, посмотрел на склонившегося над куском пергамента старика-нуаннийца, пожевал губами. — И еще напиши. Азамбо был красивым городом. Так напиши, старик.

Утро следующего дня застало отряд всадников, уходивший на запад полями и перелесками, обходя далеко стороной путь Берсея — бывшую Дорогу Царей.

Когда войско вышло из разоренного Азамбо, Берсей велел свернуть с дороги и разбить долговременный лагерь. Он не знал, какие варвары прошли незадолго до него по равнине Дождей.

Немногочисленные оставшиеся в живых жители говорили что-то о безжалостных завоевателях и даже упоминали имя командира.

Тысячник, первым услышавший на допросе это имя, велел тут же прекратить допрос, а перепуганных каффарцев запереть в отдельном шатре.

Он явился в шатер Берсея, попросил о разговоре с глазу на глаз и произнес это имя вторично. Берсей отдал приказ: больше этого имени не упоминать, всем слышавшим его на допросах — забыть.

Потому, что это имя было — Берсей.

Все усилия Берсея догнать катившуюся перед ним орду не увенчались успехом: разведчики доносили, что впереди на много миль — все то же. Трупы, смерть, разрушенные города и деревни.

Следовало изменить маршрут, перестроить порядок войск и двигаться на запад широким фронтом. Возможно, где-то севернее остались нетронутые неведомым врагом поселения, и там дружественные аххумам каффарцы смогли бы рассказать обо всем.

Но пока следовало позаботиться о другом.

Всего несколько дневных переходов отделяли Берсея от Нуанны.

Здесь еще недавно кипела жизнь, и негоже было оставлять в своем тылу дочиста разоренные земли.

Разбив огромный лагерь, окружив его рвом и земляным валом, аххумы — около десяти тысяч воинов-пехотинцев, две тысячи конницы и почти столько же легковооруженной пехоты союзников, обоз и вспомогательные части, — принялись копать могилы вдоль дороги Царей. Могил требовалось много, очень много. Вместо могил получались траншеи. Когда их закапывали, они поднимались вдоль брусчатой дороги почти бесконечными однообразными волнами.

Тогда, чтобы очистить Азамбо, Берсей велел перегородить русло реки Азуары и направить ее воды на город.

Две недели к берегам Азуары свозили камни и землю, копали отводные каналы. И когда вышедшая из берегов Азуара несколькими мощными потоками устремилась в город, Берсей возвратил все войска в лагерь и приказал ждать.

Обо всем этом он составлял подробные донесения и отправлял их в Нуанну. Но шли дни, а ответа не было. Невидимый враг, казалось, был не только далеко впереди, но и позади.

Но пока Берсею было не до врагов. Он отправил отряды на север, в Деф и Крауль — приграничные с Наталем города каффарского государства, и с нетерпением ожидал оттуда известий. Если враг побывал и там, то каффарского княжества больше не существовало. Правда, оставалась еще столица — Каффар, лежавшая в двух днях пути на восток. Но Берсей уже не сомневался, что Каффар, как и Азамбо, тоже лежит в руинах.

Каффар был небольшим, но богатым торговым городом-государством. Со временем власть в Каффаре перешла от старых аристократических родов к богатым торговцам, которые несколько раз в год собирались на Большой Совет, решавший самые важные вопросы государственной жизни. Текущие вопросы решали два соправителя, выбиравшиеся из членов Совета.

Соправители избирались на два года, но выборы происходили ежегодно, так, чтобы в течение двухлетнего срока один из двух соправителей менялся. Это, по мнению каффарцев, служило дополнительной гарантией того, чтобы соправители, сговорившись, не занялись казнокрадством и взяточничеством.

Тем не менее, казнокрадство и взяточничество в Каффаре процветало.

Но воровать было что. Каффарские купцы плавали вдоль всего восточного побережья Серединного Мира, иногда даже проникали и на Запад. Каффарские суда считались наиболее надежными и удобными для фрахта, и каффарские моряки состояли на службе многих правителей Востока. Отчисления за фрахт пополняли каффарскую казну.

Каффарская гавань тоже отличалась удобствами, и лежала она практически посередине путей с севера на юг и с востока на запад в пределах Южного моря.

Со временем к Каффару присоединились другие полисы побережья, а также земледельческие районы севернее. Одно время в Каффарский Союз входили даже такие далекие города, как Ровандар и Куинна, и объединенный флот союзников нанес сокрушительное поражение флоту таннаутского тирана Тамукки в сражении при острове Арроль.

Впрочем, это было очень давно. Но с тех пор Каффар не стал беднее, и за последние двести лет еще ни один вражеский солдат не ступал на территорию каффарцев: они платили деньги, и завоеватели отступали. Каффар благоразумно выслал гонцов к Аххагу еще тогда, когда аххумский царь спускался с южных отрогов Туманных гор на равнину Дождей. И война снова пощадила этот город, который путешественники именовали не иначе, как Жемчужиной Южного моря.

В Каффар прибыли гонцы из Алькарона и сообщили, что несметное полчище аххумов, по виду — скорее бандитов, чем солдат, — подступило к стенам города. Через день прискакал алькаронский соправитель с жалкой свитой шатавшихся от измождения людей, и сообщил, что Алькарон взят врагом, разрушен, а большая часть жителей даже не уведена в плен, а попросту перебита.

Каффарские соправители немедленно снарядили специальных послов в Нуанну, к Аххагу. Посольства было два — одно отправилось посуху, в обход по северному пути, а другое — морем. Оба посольства были подкреплены богатыми дарами. Что случилось с ними, никто так и не узнал, но оба посольства как в воду канули.

А еще несколько дней спустя в Каффар потянулись беженцы.

Сначала семьями, отдельными разрозненными повозками, а потом вдруг нескончаемым потоком — словно прорвало плотину.

Беженцы рассказывали страшные вещи. Настолько страшные, что магистраты даже издали специальный эдикт о распространении слухов, согласно которому всякие разговоры с беженцами запрещались. Беженцев направляли в срочно разбитые на пустырях и под городскими стенами палаточные лагеря. Там их кормили, оказывали медицинскую помощь, но за пределы лагеря не выпускали.

Но беженцы все прибывали и прибывали. Те, у кого были деньги, вставали на постой к горожанам, остальных сгоняли в палаточные лагеря, но и палаток, и свободных земель внутри города уже не хватало. Тогда соправители распорядились расположить часть беженцев в порту, на лодках и плоскодонных каботажных судах, которых в гавани было достаточно.