— Я помогу вам. Денег не нужно: при храме Амма есть хороший постоялый двор, где вас накормят и дадут приют на время священного месяца Третьей Луны.

Он поднялся на ноги, маленькие бубенчики, укрепленные на щиколотках, коротко тренькнули.

— Не бойся. Я знаю — трудно женщине быть одной. Идем, ворота уже открылись.

Амра поднялась, взяла на руки Нгара. Солнце еще не поднялось над краем хребта, но призрачный предрассветный свет заливал долину. Лагерь паломников просыпался. Там и сям жидкие струи дыма поднимались в темное небо. Негромко переговаривались люди, иногда слышались короткое мычание быков, ржание лошадей, блеянье овец.

У городских ворот уже стояла вереница паломников. Здесь были люди из разных племен, и Амра с любопытством разглядывала их.

Многие были с семьями, из-под пологов крытых повозок выглядывали детские головки. Увидела Амра и диковинных животных с горбами на спине, — огромные, лохматые, они презрительно глядели на людей большими влажными глазами из-под полуприкрытых век.

Жрец, тренькая колокольцами, повел Амру вперед.

— Стражники спросят твое имя, — сказал он, склонившись к уху Амры. — Отвечай без запинки, не так, как в первый раз.

Амра вздрогнула, быстро взглянула в лицо юноше. Тот улыбнулся краешком рта.

Хатуара оглушила Амру. Она не могла понять, как люди живут здесь, не путаясь в паутине множества улочек, площадей, переулков. Она не могла понять, как люди не сталкиваются друг с другом в бесконечной толпе, струившейся по мостовым.

Стражники в воротах ничего не спросили у нее, и она беспрепятственно вошла в город. Юный жрец провел ее по горбатым кривым улочкам нижнего города и остановился у входа в верхний, священный город.

Здесь не было стражи, вдоль стены сидели десятки нищих, выпрашивая подаяние, тут же располагались охраняемые коновязи, поскольку в священный город можно было войти только пешком.

В низком темном бараке Амре указали ее место на глиняном полу, покрытом слоем полусгнившей соломы.

Потом юный служитель Амма привел ее к храмовой трапезной. Она была полна народу, но Амре, как и нескольким другим паломникам, не сумевшим пройти внутрь, вынесли по глиняной миске луковой похлебки, заправленной ячменной мукой.

Нгар с такой жадностью набросился на еду, что Амре стало стыдно. Она заслонила сына от других едоков. Но потом заметила, что среди них много еще более голодных. Старик в рубище хлебал из миски через край, жадно обсасывал намокшие в похлебке усы. Двое подростков, похожие на попрошаек, и вовсе подрались, деля одну миску на двоих.

Ее юный друг ушел, и Амра терялась, не зная, как себя вести в этом чужом мире. Когда Нгар наелся, она быстро проглотила остатки и пошла в трапезную со стороны кухни, чтобы отдать посуду.

— Чего тебе? — спросил полуголый потный евнух, выскочивший навстречу с корзиной луковой шелухи. Голос был пискливым, но властным.

Амра молчала, а евнух вдруг сунул корзину ей в руки:

— На. Это в мастерскую. Ты ведь ищешь работу, да?

— Да. Но…

Евнух отмахнулся:

— Мастерская там.

Амра постояла у входа. Из кухни неслись крики, грохот, тянуло сизым прогорклым дымом. Она положила миску поверх шелухи, подняла корзину и пошла по двору к приземистой постройке. Нгар шлепал ножками рядом, держась за подол.

В помещении, куда вошла Амра, было почти прохладно. Хотя и здесь кипела работа. Два голых раба ногами месили глину в бадье. Мальчишки крутили длинную рукоятку, приводя в движение несколько гончарных кругов, за которыми работали обнаженные до пояса горшечники. Их руки, заляпанные глиной, двигались почти в лад, осторожно и точно.

Амра стояла, озираясь, пока ее не окликнули. Седобородый человек в белесо-синей жреческой рясе, подол которой был подоткнут под пояс так, что видны были загоревшие до черноты худые колени, окликнул ее. Глянул в корзину.

— Это не сюда. Мастерская резчиков там.

Он показал на дверь, потом хмыкнул, оглядев Амру с головы до ног.

— Новенькая? Паломница?.. Ладно. И мальцу найдется работа.

Амра испугалась, что Нгара сейчас же оторвут от нее и заставят делать что-то тяжелое — толочь черепки, например, — и заторопилась в указанном направлении. За дверью было не такое просторное помещение. За длинным столом несколько мужчин долбили, строгали, сверлили и шлифовали деревянные фигурки.

Это были амулеты, изображавшие аххумских богов и богинь, у Амры тоже был такой амулет, но раньше ей не приходило в голову, что производят их обыкновенные люди, резчики по дереву.

Отсюда ее послали в следующую дверь, и только там, среди острых и неприятных запахов, среди чанов с разноцветными жидкостями, какой-то человек с руками, изъеденными кислотой, принял, наконец, ее корзину.

Амра взяла Нгара за руку и пошла назад. Во дворе ее встретил юный жрец, которому она обрадовалась, как родному.

— Вот и хорошо, — сказал он, когда Амра торопливо рассказала ему о своем приключении. — В месяц Трех Лун хватает работы, и многие паломники, у которых нет денег, позавидовали бы тебе.

Я буду приходить иногда. А если понадоблюсь — найдешь меня в храме Амма, повелителя моря, — спросишь Харрума.

Через несколько дней Амра — или Хамра, как называли ее здесь, — уже освоилась с новой работой. Перед рассветом она приходила на храмовый двор, начинала таскать воду, выносить помои, потом начиналась утренняя трапеза, и Амра помогала разливать похлебку. Маленький Нгар быстро освоился в новой обстановке, побелел, округлился, и уже не ходил неотступно за матерью, хорьком озираясь из-за подола, а самостоятельно осваивал кухню и двор, слегка косолапя, важно ходил среди паломников и собирал грязные миски.

Амра уже умела отличать служителей разных храмов. Жрецы Амма носили ярко-синие одежды и длинные волосы; служители Ахаммы, богини-матери — желтые, волосы они красили, завивали, укладывали в хитроумные прически; служители бога-отца Аххумана одевались в серебро; Матери-Моря Хуаммы — в пурпур;

Отца-Небосвода Аххуама в зеленое; Дочери-Земли Аххи — в бирюзовое.

Кроме этих главных святилищ в верхнем городе располагались десятки других. Трапезная, в которой работала Амра, принадлежала храму Нун — богине Зеркальных озер. Ее служители носили балахоны бледно-синего цвета. Верховный жрец Нун облекался в серебристо-синие одежды, а волосы его и борода были ослепительно белыми. Однажды он пришел в трапезную, увидел Амру и спросил, есть ли у нее дом. Амра ответила, что нет: дом ее сгорел во время пиратского набега. Тогда жрец подозвал Нгара, ласково погладил его по голове, и сказал, что, если Амра хочет, ее сына посвятят светлой богине и со временем он станет служителем. Амра с радостью согласилась, и с тех пор стала с утра отводить Нгара в школу, в которой учились будущие жрецы.

А вскоре и она получила другую работу: ей доверили варить похлебку и выпекать пресные лепешки, когда это требовалось.

Она переселилась из приюта паломников в одну из храмовых келий.

Незаметно прошел месяц, миновали празднества и Хатуара опустела. Амра теперь чаще могла выходить в Нижний город, и вскоре хорошо узнала центральную его часть, без труда находя дорогу к рынку. У нее даже появились знакомые — например, толстая прачка, жившая неподалеку от внутренней стены и приходившая в храм раз в неделю.

Но однажды поздно вечером в ее келье появился сам Пахар — начальник храмовых служб, тот самый, что встретил когда-то Амру в горшечной мастерской. Пахара здесь боялись, за глаза называли Голоногим за его привычку подтыкать рясу под пояс в жаркие дни. Амра тоже его побаивалась, но пока не видела от него ничего плохого.

— Ты хорошо управляешься с делами, — сказал Пахар, оглядывая келью. — Я доволен тобой.

Амра стояла прямо перед ним — келья была совсем крошечной, едва вмещала топчан и маленький стол. На топчане спал Нгар, широко раскинув руки и приоткрыв рот. Пахар хмыкнул: