На следующее утро я обошел виллу, осматривая, что произошло. В большом саду с задней стороны дома я увидел бывшего консула, обсуждавшего спаржу с одним из слуг.

— Вы видели своего сына сегодня утром? — Я надеялся, что ночью те два незваных гостя сбросили Пертинаксу на голову чтонибудь тяжелое. Но Марцелл разочаровал меня.

— Да, видел. Фалько, нам нужно поговорить…

Он сказал садовнику несколько слов о погибших цветах, а потом мы медленно — изза слабости консула — пошли среди ровных клумб. Как обычно, у них было обилие урн, фонтанов и статуй Купидона с виноватым выражением лица, хотя в глубине души садовод консула страстно любил растения. У него было в два раза больше ящичков и розмарина, спиралями высаженного в грунт; подпорок и каменных ограждений было почти не видно под разросшимися кустами волчеягодника и буйной айвой. Сетки везде прогибались под жасмином; огромные деревья шелковицы нежно склонились в стройных цветниках. Из двенадцати видов роз я насчитал не меньше десяти.

— Что ты собираешься делать? — прямо спросил Марцелл.

— Мои инструкции как раз этого не оговаривают. Император захочет, чтобы я посоветовался с ним, прежде чем чтото предприму. — Мы замолчали, глядя на освещенные солнцем глубины длинного водоема для разведения рыбы, безмятежно отражающего худой высокий силуэт Марцелла и мой, покороче и покрепче. Я нагнулся, с восхищением наблюдая за необыкновенно разноцветным моллюском. — Не возражаете, если я выловлю одного?

— Бери, если хочешь.

Я вытащил существо, которое, казалось, снова было готово прицепиться к чемунибудь; консул весело наблюдал за мной.

— Семейная неудача, консул! Насчет вашего сына. Я не надеюсь, что вы позволите мне привязать его к ослиному хвосту. Даже если я так и сделаю, это бессмысленно, если император потом скажет мне, что не может обидеть такого выдающегося человека, как вы, засадив вашего наследника. Домициан тоже участвовал в заговоре. Было бы нелогично отнестись к вашему сыну менее снисходительно.

Это была азартная игра, но император предпочитал простые решения, и предложение амнистии могло заставить Марцелла посодействовать.

— А почему, — спросил он, хитро глядя на меня поверх своего массивного носа, — ты расспрашиваешь о несчастном случае в храме Геркулеса?

— Потому что это был не несчастный случай! Но я знаю, что к чему. Любой хороший адвокат сможет осудить Барнаба, но трудно будет найти обвинителя, способного выступить против безбородых, шустрых адвокатов, которые бросятся зарабатывать себе репутацию, защищая сына консула.

— Мой сын невиновен! — настаивал Марцелл.

— Большинство убийц невиновны — если спросить их самих! — Консул старался не показывать своего раздражения. — Консул, предложение Елены Юстины кажется мне лучшим планом…

— Нет; это не обсуждается! Моему сыну нужно сохранить свое собственное имя и общественное положение — нужно найти выход.

— Вы намереваетесь помогать ему, независимо от того, чем все закончится?

— Он мой наследник.

Мы свернули к беседке.

— Консул, реабилитация может быть трудной. А если Веспасиан посчитает, что возвращение к жизни мертвеца вызовет слишком много вопросов? Поскольку ваше состояние является очевидным мотивом для мошенников, ему, возможно, покажется более удобным объявить: «вот злой вольноотпущенник, который надеется нажиться на смерти своего господина!»

— Я ручаюсь за его настоящую личность…

— Ну, хорошо, консул! Вы — пожилой человек с плохим здоровьем, потерявший наследника, в котором души не чаяли. Естественно, вы хотите верить, что он все еще жив…

— Елена будет ручаться за него! — ухватился консул.

Я улыбнулся.

— И правда. Как ему повезло!

Мы оба стояли какоето время, улыбаясь мысли о том, как Елена побежит рассказывать правду, если заметит какуюнибудь проблему.

— Им не следовало расходиться! — горько пожаловался консул. — Я знал, что мне не нужно было этого допускать. Елена не хотела развода…

— Елена Юстина, — холодно согласился я, — считает, что брак, как соглашение о близких отношениях, длится сорок лет. Она знала, — решительно сказал я, почувствовав нервный приступ, — что с вашим сыном у нее этого не было.

— О, могло бы быть! — спорил Марцелл. — У моего сына были огромные перспективы; нужно чтото для него сделать…

— Ваш сын — обычный преступник! — Это была правда, хотя бесполезная. Мягче я добавил: — Мне кажется, старомодное уважение Веспасиана к патрицианскому имени поможет Пертинаксу Марцеллу; он выдержит, чтобы сделать маски с ваших умерших предков. В конце концов, еще одним преступником в сенате больше — какая уже разница!

— Больное мнение!

— Я говорю то, что вижу. Консул, я испробовал тюремную камеру в Геркулануме; это неприятно. Если я позволю Пертинаксу остаться на вашем попечении, дадите ли вы слово, что будете держать его в имении?

— Конечно, — сухо сказал он. Я не был убежден, что Пертинакса это устроит, но у меня не было выбора. Марцелл мог созвать огромное количество слуг, чтобы помешать аресту. Безобразная вооруженная кавалерия, которой командовал Пертинакс, пытаясь перехватить меня в Капуе в тот день, когда я ехал с Петро, возможно, состояла из кузнецов и кучеров с поместья, одетых в железные шлемы.

— Ему придется ответить на обвинения против него, — предупредил я.

— Возможно, — небрежно сказал консул.

Изза его самоуверенного вида я почувствовал полное разочарование; мы обсуждали государственную измену и убийство, но мне совершенно не удалось донести до Марцелла, насколько серьезной была ситуация. Я понял, что разговор окончен.

Елену я нашел на балконе. Я быстро поднялся наверх и улыбнулся ей. Она сидела, откинувшись назад, со стаканом холодной воды, нерешительно попивая из него.

— Ты не в духе?

— Я долго просыпаюсь… — Она улыбнулась с таким блеском в глазах, что у меня в горле защекотало.

— Слушай, решение проблемы Пертинакса сейчас будет зависеть от оперативности. Не надейся, что компания дворцовых секретарей рано вынесет приговор… — Елена смотрела на меня, оценивая мою реакцию на открытие прошлой ночи. Через минуту я пробормотал: — Как давно ты знаешь?

— С того пира у Криспа.

— Ты не говорила!

— Ты ревнуешь к Пертинаксу?

— Нет, конечно, нет…

— Марк! — нежно проворчала Елена.

— Ну а чего ты ожидала? Когда я вошел вчера вечером, я полагал, что он пришел по той же причине, что и я.

— О, сомневаюсь! — сухо засмеялась она.

Я все еще сидел на перилах балкона, размышляя над этим, когда ко мне пришел посыльный.

Это был раб из Геркуланума; Эмилий Руф хотел встретиться со мной. Я подумал, что это насчет Криспа. Крисп меня больше не интересовал — не считая того факта, что он был добычей, за которую Веспасиан согласился мне заплатить, а я отчаянно нуждался в деньгах.

Я отпустил слугу, пока решал. Елена сказала:

— Это может быть важно; ты должен поехать.

— Только если ты останешься с Петро и Сильвией до моего возвращения.

— Гней никогда не причинит мне вреда.

— Ты этого не знаешь, — сердито сказал я, раздраженный оттого, что она называла его по имени.

— Я нужна ему.

— Я надеюсь, что нет! Для чего?

К тому моменту я был так взволнован, что Елене пришлось признаться.

— Ты расстроишься. Консул убедил его, что он должен снова на мне жениться. — Она была права. Я расстроился. — Ты сам спросил! Слушай, у Капрения Марцелла существуют две великие цели: сохранить Гнею карьеру государственного деятеля и иметь наследника. Внук получил бы имение…

— Я не желаю этого слышать. Иногда ты меня поражаешь; как ты вообще можешь говорить об этом?

— О, девушке нужен муж! — шутливо сказала Елена.

Это было совершенно несправедливо. Я пожал плечами, стараясь выразить свой собственный недостаток общественного положения, и связей, и денег. Потом меня захлестнула безнадежная ярость.