Если честно, все мы немного звери, но так не видно, пока сирена не завоет. Большинство из нас – заложники контекста. Проблема с мусульманами вообще и арабами в частности та, что у них очень уж мерзкий контекст (религия – часть проблемы, конечно; я этого не отрицаю). Хуже только в некоторых частях Африки. Выбраться из контекста мало кому дано. Но если людей оттуда вытащить, если посадить их в другую клетку и «прислонить к тёплой стенке», то с ними очень даже можно иметь дело. Обсуждать людей вне контекста, по принципу «а что, если» бессмысленно. Зазвучит сирена – и добрые христиане пойдут громить магазины, а вчерашние милые соседи сожгут ваш дом и изнасилуют ваших дочерей. Во что за десять лет можно превратить милейшую цивилизованную Германию, мы все видели.

Поэтому лично я предпочитаю рассматривать людей в контексте места и времени, поскольку это не самые-самые близкие мне люди.

Смотрите: в Америке медведи танцуют. И в Канаде пританцовывают. А так-то они звери, да.

Записала своих детей на хапкидо. Не путать с айкидо. Владелец студии – мастер Джин Пол – обладатель чёрного пояса десятой категории (десятый дан), в прошлом личный телохранитель президента Южной Кореи, один из учителей Джеки Чана, инструктор CIA и прочая. Длинючий послужной список. Он демонстрирует всякие чудеса. Например, может положить кирпич на лицо человеку и хрястнуть по кирпичу тыльной стороной ладони. Кирпич – в крошку, лицо цело. Или с размаху разрезать на две части банан на голой груди добровольца. На теле, естественно, ни царапины, половинки банана разлетаются в разные стороны. Ещё он летать умеет, но я сейчас не об этом.

Большинство политиков делятся на две категории. Одни ходят вокруг кирпича/банана и ноют, что трогать его не надо, а то повредишь человека, на котором он лежит. Другие кричат, что кирпич/банан нужно срочно устранить, и с размаху бьют по нему кувалдой. Лицо – кровавое месиво, на груди рваная рана. Зато банан устранили и кирпич убрали. Всех их хочется послать… на хапкидо.

Мало есть тем более вечных и серьёзных, чем определение моральных и этических границ. Поговорите с человеком религиозным. Скажите ему, что какие-то заповеди безнадёжно устарели и для связи с Богом не нужны, по крайней мере в современном мире. Вы услышите, что есть Слово Божье и если каждый начнёт интерпретировать его по-своему… Спросите у американского либерала, где граница дозволенного, неужели «все правы»? Вам скажут, что поскольку всё по доброй воле и никто не страдает, то делай что хочешь, у каждого своя правда; куда общество прикатится, там и хорошо. А вот амиши, наоборот, считают, что в образе жизни и укладе общества менять не надо ничего; как жили триста лет назад, так и будем, а технический прогресс вообще от лукавого. В конце концов, поинтересуйтесь у гурманов, нельзя ли упростить приготовление, скажем, борща, срезать углы тут и там. Вы узнаете, что, начав резать углы, дорежешься до того, что станешь тесто для пирога в магазине покупать, отдельно покупать начинку, смешивать эту гадость вместе и называть своим творением. В какой-то момент всё это начинает напоминать диалоги об абортах в Америке. Для кого-то это неотъемлемое право женщины распоряжаться собственным телом – как же можно их запретить? Для кого-то аборты – детоубийство и смертный грех – как же такое можно разрешить? Удачи им всем в поисках точки пересечения.

Нормы определяются обществом, то есть большинством. Вот что большинство в данный момент поддерживает, то и норма. Это не хорошо и не плохо – это факт. Более того, это и есть определение нормы, пусть не научное или философское, а скорее интуитивное. Например, зная про некоторых великих писателей и поэтов, что они были антисемитами, мы всё равно их читаем: что с них взять, с детей своего времени? В Древнем Риме гомосексуализм был нормой, а в средневековой Европе – нет. При этом в Древнем Риме мужчины браком не сочетались и детей им на воспитание никто не давал. В одной стране женщины борются за право открыть лицо, в другой – за равное количество мест в высших эшелонах власти.

В каждом из вышеприведённых случаев, как и в мириаде других, либералы толкают общество вперёд и считают, что борются за правое дело, а консерваторы воздевают руки к небу и вопрошают, куда всё катится и где же страна их родителей, бабушек и дедушек, куда же она подевалась. На их глазах от этой страны не остаётся ни следа, общество скатывается во вседозволенность (читай: в тартарары), причём «вседозволенность» может означать групповые браки или законное курение марихуаны, а может – свободу вероисповедания или право женщин на голос. Чтобы ещё усложнить картину, заметим, что общество не идёт исключительно вперёд семимильными шагами, а движется по спирали, то прогрессируя, то регрессируя, не говоря уж о том, что само понятие прогрессии и регрессии – это то, что мы в данный момент, в контексте нашего общества понимаем под прогрессией и регрессией.

Чем старше мы становимся, тем, как правило, консервативнее. Как-то хочется, чтобы всё вокруг было как раньше, а молодежь и подростки, в своём безумии… Как не вспомнить фразу Черчилля о том, что если вы не либерал в двадцать, то у вас нет сердца, а если вы всё ещё либерал в сорок, то у вас нет мозгов.

Так что же является прогрессом, а что погибелью и деградацией общества? Как всегда, у каждого свой ответ. Но мы тут не об этом. Мы, собственно, о мотоциклетных колясках, если вы не помните заголовок.

Вы когда-нибудь видели гонки на мотоциклах с колясками? Если нет, то вы ничего не потеряли. Просто представьте: вот едет мотоцикл, сбоку коляска, один человек ведёт, другой в коляске сидит. Всё это, естественно, очень быстро, а виражи крутые, так что тот, кто в коляске, периодически оказывается в почти горизонтальном положении. При этом он ничего особенного не делает – ну, сидит себе. Вспоминается бобслей, где в санках четыре человека. Тот же вопрос возникает: что делают те, которые… ну, которые ничего не делают? Не рулят, а сидят, точнее, лежат себе, слегка ворочая телом. Вопрос риторический. Все, кто что-то понимает в этих видах спорта (или хотя бы в законах Ньютона), прекрасно знают, что, повернись «пассажир» не так, драгоценные для победы секунды будут потеряны. А то и навернуться можно. Один ведёт мотоцикл, другой помогает, корректирует движение, может спасти от катастрофы, может привести к победе или поражению. Конечно, водитель важнее, но без пассажира он никуда. Спорт такой.

Гипотетически думающую и действующую части общества (тех, кто так или иначе влияет на ход истории и развитие событий; остальные – балласт) можно поделить на своеобразных водителей и пассажиров. Это куда нагляднее, чем делить людей на консерваторов и либералов, поскольку в один момент водитель может оказаться либералом, а в другой – консерватором. Кто-то определяет курс действий, стоит у власти, задаёт тон. Куда поедет, туда и помчимся – выбора особого нет. То есть в демократическом обществе он есть, но до выборов, да и там вы в плену у воли большинства. Водитель всегда главный. Не правый, а главный. Без него мы просто никуда не попадём. Но если пассажир расслабится и будет мотаться из стороны в сторону как бог на душу положит, то гонщик разобьётся вдребезги или в лучшем случае проиграет гонку. Обществу нужны и важны оба, вне зависимости от того, с кем из них вы согласны. Вас могут привлекать воины, рвущиеся в бой, а могут – рефлексирующие философы; возможно, вы хотите оставить всё как есть, а то и отмотать пару десятилетий, или наоборот, мечтаете о полной либерализации общества. Главное, как мне кажется, не считать, что ваша граница дозволенного находится ровно там, где она должна быть, а все остальные должны рассчитываться на первый-второй. И уж тем более не надо думать, что сегодняшняя норма абсолютна.

Кого-то безумно раздражают американские неоконы, желающие переделать мир по своему усмотрению (а что? Сила есть…); кого-то, в том числе меня, – либералы-теоретики из профессуры, которые, дай им власть, развалят всё к чёртовой матери и вывесят большой белый флаг перед террористами. Тем не менее и те и другие нужны. Наше общество – мотоцикл с несколькими колясками, и пока мы помогаем друг другу поддерживать баланс, у нас есть шанс не навернуться.