Мой муж находился в стрессовом, мягко говоря, состоянии. Ему было явно не по себе. А я почему-то была спокойна. «Да не волнуйся ты, – сказала. И неожиданно для себя добавила: – Мы в Америке». Муж несколько странно на меня посмотрел, но ничего не сказал. Я известная всему миру пофигистка, что с меня взять?

Полиция приехала через пятнадцать минут и тут же вызвала тягач по рации. Нашу развалюху куда-то отогнали, а нас посадили в полицейскую машину и отвезли в ближайший город. Там нас устроили в гостиницу до утра. Утром мы быстренько заполнили пару бумажек, взяли другую машину и поехали обратно в парк. Ещё до отъезда мы позвонили в банк, выдавший кредитную карточку. Всё хорошо, сказали нам, не волнуйтесь, у вас не будет никаких проблем, наша страховка покроет стоимость машины. В итоге мы не потеряли ни времени, ни денег, только спать пришлось в другом месте.

По дороге в парк я думала о том, как легко и быстро мы выпутались из весьма малоприятной ситуации. И вдруг поняла, что тётя-то была права. Мне только потребовалось несколько лет, чтобы понять это. Чтобы окончательно разбаловаться.

В Москву я летела во смирении. Настрой такой был – смиренный. Там все курят, там воняет мочой в подъездах, там сумасшедшие водители, там заставляют платить за пластиковые пакетики в магазинах и не извиняются, наступив на ногу в метро. Так говорили все друзья и родственники, побывавшие в России в последние годы. Те же люди, съездив в Бразилию, Испанию или Индию, вспоминали не пробки в городе или почём там у них «Хонда» и «Вольво», а исторические памятники, интересные особенности национального характера и природные красоты. Если что не нравилось, об этом говорили спокойно, и тут же опять переходили на водопады и соборы. Никому не приходило в голову примерять Чили или Вьетнам на себя.

Мы ездим по миру как туристы, фокусируясь на Тадж-Махале или развалинах храмов инков. Для того чтобы понять, что в Бомбее мы бы жить не хотели, не надо переться в Индию. Коренные американцы от России балдеют, в чём я в очередной раз убедилась в этой поездке, поболтав с ними в аэропортах и музеях. Ах, Дворцовая площадь, Кремль, Кижи, Углич, Оружейная палата, Эрмитаж! Это ж какая красота, какое культурное наследие! На улицах чисто, в ресторанах кормят вкусно и разнообразно, гиды хорошо говорят по-английски, а уж какие шали и янтарные украшения можно накупить тёще и кузинам на Рождество!

И только эмигрантам не до гения Растрелли и монументальности неповторимого московского метро. Мы всё это видели. Мы поглощены сравнениями и примеряем их жизни на себя. Сознательно или подсознательно, мы всё время доказываем себе и другим, что правильно сделали, что уехали, что даже те из наших друзей, у которых сейчас всё хорошо, вынуждены мириться с… далее по списку. Судьба нищих в Калькутте волнует нас как прошлогодний снег, а вот трудности пенсионеров в России режут по живому, даже если ни одного родственника в пятом колене на бывшей родине уже двадцать лет как не осталось. Теоретически на месте полуголодных пенсионерок могли оказаться наши мамы и бабушки. Русскоязычные американцы в России – как русские в Америке, от которых не услышишь об уникальности Вашингтона или о бешеном синкопированном пульсе Нью-Йорка, о природе Калифорнии или о вежливости тех же самых водителей, зато наслушаешься про жиртресов на улицах, картонные помидоры в магазинах, фальшивые улыбки и «деревню», в которой всё засыпает в восемь вечера. Если честно, мне до коликов надоели и те и другие. А у нас в квартире газ, а у вас? А у вас негров линчуют. А у нас сегодня Мурка родила смешных котят. Ага, и всех до одного вы утопили. У вас бабы на баб не похожи. Зато мы делаем ракеты и покорили Енисей. Видели мы ваши ракеты в состоянии полураспада. У вас Буш – козёл. Да вы на Вовочку своего посмотрите, тоже мне – луч света в тёмном царстве! И такая дребедень целый день…

Я решила для себя, что поеду в Россию туристкой. В правильности своего выбора (эмигрировать) я была уверена ещё до того, как ступила ногой в аэропорт, и с тех пор ни на долю секунды в этом не усомнилась. Я люблю свою страну, я считаю себя американкой, мне не интересно сравнивать, кому где лучше жить, а цены на квартиры в Новых Черёмушках волнуют меня не больше, чем цены на квартиры в Каракао. К тому же в Москве я не была семнадцать лет, и больше всего мне хотелось посмотреть на архитектуру, окунуться в культуру, погулять по улочкам, покататься на катере, посидеть в ресторанчиках, побродить по музеям и встретиться друзьями детства и однокашниками.

Мой американский друг недавно вернулся в город своего детства в Вирджинии и написал огромное эссе на тему того, как изменился его городок за тридцать лет, как интересно было повидаться с повзрослевшими и много пережившими за это время одноклассниками и как почти ничего, что он помнил, не сохранилось в первозданном виде. Всё меняется – города, люди, здания, виды транспорта, названия на вывесках, образ жизни. Улицы перестраиваются, дома разрушаются, деревья сгорают, а женщины стареют. Происходит это везде, и попробуй вернуться куда-то через двадцать лет – хоть в Россию, хоть в Ванкувер – не узнаешь.

Итак, никаких сравнений, никаких фантазий на тему «Я и моя семья в сегодняшней Москве». Я просто туристка, заранее смирившаяся с тем, что её будут обкуривать в кафе и обдавать перегаром в метро, что за корзинку с хлебом и воду в ресторанах надо платить отдельно, что водители не уступают дорогу пешеходам, а женщины ходят по городу на огромных каблуках, от одного вида которых у гостей столицы выступают мозоли и болят щиколотки. К тому же там всё дорого, и Путин наступает на ноги, руки и прочие места демократии. Ах да, ещё в Москве обитает много-много медведей, в смысле, я хотела сказать – диких обезьян, то есть, простите, я имела в виду красивых женщин. Чёрт, почему я не лесбиянка? Дайте, что-ли, красивых мужиков для разнообразия. Нет, говорят, с мужиками демографический кирдык: на красивых, трезвых и прилично одетых – очередь, как в советские времена на «Жигули». Ладно, будем завидовать стройным красоткам на шпильках. А также гулять по Арбату и Невскому, петлять по маленьким улочкам Питера и Москвы, любоваться яркими комиксами о жизни Христа на стенах древних кремлёвских соборов, улыбаться старым приятелям – бронзовым скульптурам на станции «Площадь Революции» и в который раз замирать на вдохе от неземной лёгкости разноцветной питерской архитектуры на фоне тяжёлого серого неба.

Я не приняла во внимание, что смиренной туристке надо не выезжать за пределы центра и уж тем более за пределы города, надо забыть русский язык и не общаться часами с теми, кто там остался, надо отключить память о первых двадцати годах своей жизни. Я хотела быть в России обычной американкой. Не получилось.

У меня что-то зашевелилось внутри уже при виде слова «Шереметьево» на здании аэропорта. А уж внутри… Лица вокруг – другие. Совершенно иной фенотип. Вроде две руки, две ноги, один нос, та же раса (я сравниваю с белыми американцами, вестимо), а разница чувствуется сразу. Нас встретил Борин друг, посадил в машину, повёз к себе домой.

Я отчаянно вертела головой. Вокруг ездили покрытые брезентом грузовики родом из моего детства, на постах стояли милиционеры в широких фуражках, один даже держал сильно потёртый зеброобразный жезл, женщины в юбках несли большие сумки, кто-то орал: «Ты чо, бля?», вокруг стояли большие дома с магазинами на первых этажах и вырезанными на фасаде прямоугольниками, у тротуара рос подорожник, а на дороге красовались указатели, которые я учила когда-то в одном из первых открывшихся кооперативов, где нас натаскивали на водительские права. Из-за углов выскакивали знакомые здания, виды, памятники.

«Ну как, изменилась Москва?» – спросил Борин друг. Да ни фига. Кажется, я удивила всех пассажиров машины. Да как же?! Да вот же новые здания вокруг, дорогу расширили, то снесли, здесь перестроили, вон там какой-то шедевр Церетели в виде Летучего Голландца с привиденческого вида кошмаром, летящим на крыльях ночи, на корме (кошмар оказался Петром Первым), а храма Христа Спасителя ведь не было, когда вы уезжали, а магазины, а витрины, а рекламные щиты? «Это совсем другой город, – резюмировал муж. – Я его таким не помню».