Родители – в воинскую часть. Командир вызывает солдат. Входят – у одного вся голова в бинтах.

– Вы вчера были в детском садике?

– Так точно, товарищ командир!

– А почему голова забинтована?

– Мы там проводку чинили, товарищ командир, Иванов наверху стоял с паяльником, а я внизу стремянку держал. Вот олово с паяльника мне сюда и накапало.

– Та—ак… Ну и что же ты тогда сказал?!

– Сейчас вспомню, товарищ командир. Во – я сказал: «Рядовой Иванов, неужели вы не понимаете, что расплавленное олово с вашего паяльника капает мне прямо на голову, вызывая ожоги третьей степени».

Я—то могу поверить, что наши доблестные воины всегда отвечают точно по Уставу. Но поверит ли читатель, особенно тот, кому хоть раз в жизни попало на голову расплавленное олово?

Жизнь наша сложна, тяжела, а во многом и нечиста. В недрах личности накапливаются не только духовные богатства, но и духовные отбросы: страх, униженность, подавленный протест, бессильная злость, зависть, тщеславие, торжествующая подлость, оплеванное чувство справедливости. И всю эмоциональную грязь человек стремится выбросить из души – грязными же словами. Вроде рвоты после отравления.

Миллионы россиян не пьют валерианку и не балуются реланиумом. Для них мат – единственный бесплатный транквилизатор, по результативности уступающий разве что водке: пристроил к фразе два дополнительных этажа, и, вроде бы, полегчало. Убери скверное слово – и чем наши соотечественники станут спасаться от стресса? Дракой, убийством, самоубийством? Пусть уж остается все, как есть, до той благословенной поры, когда, Бог даст, душевная боль исчезнет вместе с поводами для нее.

Вот только по дороге к этому благостному времени не задохнуться бы в заблеванном мире…

Пригласили в музей Булата Окуджавы: творческая встреча. Как всегда – поразительная аудитория, наверное, лучшая в России. Жадные и лживые Окуджаву не любят.

После встречи вдова поэта Ольга Владимировна попросила остаться на чай. Святая российская традиция – без последующего домашнего чаепития даже самый яркий вечер не полон. Разговор о разном, больше всего, естественно, о литературе. Оля говорила, что талант всегда пробьется, и ничем его не остановишь. Не пробился – значит, не талант. Кто—то вспомнил Шостаковича, который наперед видел все, что обязан был написать. Его хвалили, поносили, вновь хвалили, а он работал и работал, словно выполнял кем—то заданный урок – и ведь выполнил!

Потом Оля сказала, что Булату необычайно повезло. Ведь должны были посадить – сын двух врагов народа! – а не посадили. Вполне могли убить на войне – не убили. Словно кто—то заботился, чтобы талант успел выразить себя.

В чем—то, конечно, правильно: жизненная стойкость обязательно входит в понятие таланта. Сколько богато одаренных людей не сломила страшная эпоха! Сквозь тюрьму и зону прошли Дмитрий Сергеевич Лихачев, Варлам Шаламов, Юрий Домбровский, Александр Солженицын, Юрий Давыдов, Борис Чичибабин, Иосиф Бродский. А Ландау, а Туполев, а Королев? И ведь все состоялись, еще как состоялись!

И все же мне трудно поверить в оптимистический тезис. Каждый год весенние разливы и летние ливни размывают тысячи забытых могил, да и не могил даже, а просто ям, куда бросали убитых в боях, расстрелянных, умерших с голоду в гитлеровских и сталинских лагерях. Общий счет идет на миллионы. Кто знает, сколько среди них было Лихачевых, Шаламовых, Туполевых?

Да, почти наверняка талант пробьется. Но – если его не убьют раньше. Погибни Пушкин не в тридцать семь, а в девятнадцать, сразу после «Руслана и Людмилы», как бы мы его отделили от автора «Конька—горбунка»? И, подумать страшно, какой была бы вся наша последующая словесность? Состоялась бы великая русская классика без мощного пушкинского фундамента?

Я всю жизнь, с полугода, живу в России. Но родился в Киеве. И родные там, и друзей полно, и пьесы мои шли в тамошних театрах, и фильмы на их киностудиях снимались. Так что не могу я быть равнодушным ко всему, что происходит в Украине.

А теперь вопрос: это мое неравнодушие Украину к чему—нибудь обязывает? Ответ – ровно ни к чему. И мое отношение к киевским властям или одесским анекдотам мое сугубо личное дело. Ведь украинцам тоже не нравится многое из происходящего в России. И что – из—за этого мы хоть на градус меняем свою жизнь?

Две страны связаны веками общей истории. И нам очень трудно понять, что империи больше нет, что Украина не часть России, что она сама по себе – независимая страна, которая ищет не общий, а собственный путь и думает не о наших, а о своих интересах. И всякое российское вмешательство в свои дела встречает примерно так же, как мы самоуверенные поучения сенаторов США или европейских парламентариев.

Отношение иных наших политиков к украинским коллегам вытекает из единственного критерия: как они относятся к России. Но ведь они вовсе не обязаны любить Россию – они должны любить Украину. А нам бы понравилось, если бы нам навязывали лидера на том основании, что он обожает Белоруссию или Японию? Помню, какую брезгливость вызвало у многих заявление некоего парламентария по фамилии Кондратенко, который сказал, что готов баллотироваться в президенты только для того, чтобы в случае победы немедленно передать власть в России минскому правителю Лукашенко. Ну, если ему так противна нынешняя Россия, катился бы себе прямиком в Минск – там Лукашенко уже правит, причем, бессрочно.

У нас пишут, что «оранжевую революцию» устроили американские консультанты. Мне, однако, кажется, что тусовке на майдане Украина обязана скорее неумеренно энергичным российским доброхотам – они так старались в пользу желанного кандидата, что избиратель взбунтовался. Зато потом, когда всякое давление прекратилось, в премьеры выдвинули именно Януковича, который спокойной рассудительностью выгодно отличался от капризной конкурентки.

Вообще, пора понять: вмешательство в чужие дела редко приносит пользу. И смысл в нем – практически нулевой. В Абхазии, например, три четверти граждан носят российские паспорта. На последних выборах оба кандидата в президенты стремились к союзу с Россией. Зачем нашей печати понадобилось так явно поддерживать одного? Выбрали другого. Слава богу, Сергею Багапшу хватило мудрости не помнить обид. Но не знаю, есть ли на свете страна, которая так умела бы делать друзей недругами…

Мы ругаем американцев – мол, навязывают другим странам демократию. Но – зачем они это делают? Ведь не по глупости же, хотя и глупость случается. Прежде всего потому, что прочные экономические отношения (они лежат в основе всего) возможны только со странами, где правительство стабильно. А надежна лишь власть, избранная народом. При коммунистах «кремлевские старцы» за наш счет кормили чуть не всех диктаторов в мире. Где нынче те диктаторы? Где вбуханные в них российские миллиарды?

Я очень хочу, чтобы не только Россия с Украиной, но и все страны СНГ укрепляли общее культурное, экономическое, а, может, и политическое пространство. Но чтобы получилось именно так, надо не лезть в чужие дела, а заниматься своими. Если Россия станет, наконец, развитой демократической страной с высоким уровнем жизни, соседи потянутся к нам сами. Ведь в любом хоть московском, хоть киевском дворе жильцы стараются дружить с работящими культурными соседями, а не со скандальными бомжами. И разве Россия живет не по тому же принципу? Мы уважаем все страны планеты, но дружбу, например, с Францией ценим чуточку повыше, чем сердечное согласие с Албанией или Папуа—Новой Гвинеей…

На экране телевизора три благополучных, очень обеспеченных господина защищали народ и ругали правительство. Правда, народ защищали не весь, а лишь ту его часть, которая выпускает отечественные легковушки. А правительство ругали не вообще, а за конкретную вещь – за то, что пошлины на подержанные иномарки ввели поздно и слишком низкие. В результате чего конвейеры отечественных автозаводов остановились. Два благополучных господина, руководители наших автозаводов, сокрушались, что в результате сомнительных акций правительства машины не покупают, и зарплату рабочим платить нечем. А третий благополучный господин, телеведущий, предрекал кошмарные социальные последствия: что будет, если все конструкторы, сборщики и менеджеры по продажам выйдут к Белому дому с орудиями труда?