Почему так? На это, как всегда в жизни, много причин. Попробуем разобраться хотя бы в некоторых.

Самая простая – если ты не будешь заботиться о своих стариках, твои дети не станут заботиться о тебе. Они ведь учатся жить не на наших поучениях, а на нашем примере. Очень люблю старую немецкую сказочку, уж не помню, чью. Такого, примерно, содержания.

В одной семье жил дедушка, уже порядком дряхлый. И взрослых злила его неряшливость за столом. В конце концов, они начали ставить для старика на пол специальное корытце, куда и наливали похлебку. Однажды глава семьи, вернувшись домой, увидел, что его маленький сынишка, сидя на пороге, скоблит какую—то деревяшку. Он спросил:

– Ты чего это мастеришь?

Мальчишка ответил:

– Я вырезаю корыто, из которого вы с мамой будете есть, когда состаритесь…

Но чтить стариков надо не только по сугубо личным причинам.

Этнографы давно обратили внимание на то, что в процессе эволюции, вопреки расхожему мнению, выживали только те племена, где в основе человеческих отношений лежала не сила, а доброта. А те, где властвовал культ силы, где слабость отвергалась, как досадная помеха, бесследно исчезали в болоте времени. Объясняется это, в общем—то, просто. Самые слабые в племени дети и старики. Там, где не заботились о детях, у племени не было будущего, племя просто вымирало. А старики зачем? Да за тем, что именно они несли и передавали младшим накопленный десятилетиями опыт борьбы и выживания, они учили, лечили и, в силу нажитого авторитета, гасили гибельные конфликты. Книг в глубокой древности не было, и знания о мире переходили из рук в руки, от стариков к молодым. (Нынче книг хватает, но верят лишь тем, где и заветы, и советы подтверждены собственной биографией – а биографию не придумаешь и не купишь, биографией почти монопольно владеют старики. Мои года – мое богатство).

Если верить певцам арктической экзотики, у некоторых северных народов был обычай – постаревших родителей дети отвозили далеко в тундру, разжигали костер и оставляли дрова на подтопку. Пока костер горел, старики жили. Потом он гас, и за эфтаназию по—эскимосски брался мороз, а то и волчья стая. Вполне прагматичный обычай – кому нужны лишние рты? Но не из—за своей ли жестокой прагматичности эти народы аж до Двадцатого века жили в шалашах из шкур, а то и вовсе в снежных логовах?

Ладно, Бог с ней, с глубокой историей и далекой Арктикой. Возьмем нашу эпоху и нашу Россию. Мне уже приходилось писать, что в стране, где инвалиды побираются по электричкам, бесполезно требовать от молодежи патриотизма: парни прекрасно видят, что станет с ними, если, добросовестно служа державной мощи, они потеряют здоровье – ничего, кроме коляски на велосипедном ходу и кепки на коленях, им родина не предоставит. Пенсионер, роющийся в мусорном баке, каждым своим движением говорит подростку: заботься только о себе и плюй на государство, которое в старости плюнет на тебя.

Кто знает, какой была бы Россия, если бы в самые трудные ее времена не держали так высоко планку порядочности наши великие старики: Паустовский, Эренбург, Твардовский, Пастернак, Капица, Шостакович, Товстоногов, Ахматова, Раневская, Сахаров, Лихачев, Ростропович, Ульянов, Лавров, Окуджава?

Мне легко – и по делу! – возразят, что это все люди уникальные, неповторимые, а ведь куда больше стариков обычных и далеко не лучших: глупых, скандальных, бесчестных и бесполезных. Даже стукачи и палачи, в отличие от своих жертв, нередко доживают до естественной дряхлости. Вон в стеклянном ящике то и дело выныривают отставники маразматического Политбрюро, литературные официанты скончавшегося режима, ленинско—сталинские философы и экономисты, развалившие Советский Союз и очень недовольные, что им не дают столь же успешно похоронить Россию. И, если они вдруг запросят эфтаназии, общество даже их должно отговорить?

Вопросы и вопросы.

Но не зря говорят, что дьявол прячется в деталях.

Ну, примет наша Дума в двенадцатом чтении разумный, со всех сторон обложенный поправками закон. А дальше? Как этот закон станет исполняться? Ведь понадобятся, например, официальные палачи – кто пойдет на эту работу? И как они станут трудиться, на окладе или сдельно? А если сдельно, но не будет клиентуры – с помощью какой рекламы они ее смогут привлечь? И кто станет оплачивать их нелегкий труд – государство, сам эфтанизируемый или безутешные родственники? И какой у палачей пойдет стаж – на общих основаниях или год за два? И как к ним надо будет обращаться за услугой – напрямую или через профильное агентство, скорей всего, при Газпроме, поскольку этот суперолигарх уже сосредоточил в своих руках все виды деятельности, кроме эфтаназии? И какую анкету должны будут заполнять очередники или их близкие? И какие парткомы станут эту кромешную очередь контролировать?

Наверное, все эти вопросы можно как—то решить, ведь есть уже в Европе страны, где эфтаназия разрешена. А мы что, не Европа?

Отчасти Европа. Но мне не хочется, чтобы Россия окончательно становилась Европой именно с этого конца. Не хочется жить в стране, где стариков убивают на законном основании. Не хочется, в частности, и потому, что такая страна в конце концов и сама станет кандидатом на эфтаназию. В своей истории Россия слишком много экспериментировала. Так что в этом вопросе есть смысл пропустить в лидеры кого—нибудь еще: Нидерланды, или Францию, или Норвегию.

Я не слишком религиозный человек. Но согласен с теми, кто говорит: жизнь дает Бог, и не людям ее отнимать. Сегодня в России даже убийц не казнят. Так есть ли у нас право казнить вполне законопослушных людей только потому, что стары и больны?

Множество вопросов, ответы на которые я не знаю. И счастлив, что отвечать обязан не я.

Задайте россиянам несколько самых популярных у нас и самых мучительных вопросов: кто должен заботиться о процветании страны, стимулировать экономический рост, добиваться повышения пенсий, печься о здоровье сограждан, кто, наконец, должен бороться с проклятой, безразмерной, все наши труды пожирающей коррупцией – и девять из десяти наверняка ответят: государство.

А теперь поинтересуйтесь, что россияне думают об отечественных чиновниках. Девять из десяти ответят одинаково: взяточники, казнокрады, воры. Это не догадка, все опросы дают схожие результаты: доверие к чиновникам редко выходят за пределы десяти процентов.

Но что такое государство? Ведь это не страна, не народ, не общество – это всего лишь аппарат управления, то есть, примерно два миллиона чиновников. Именно чиновники, от министров до постовых милиционеров, все вместе как раз и составляют государство. Никакого иного государства у нас нет.

Выходит, заботиться о процветании страны, о пенсиях и здоровье сограждан должны два миллиона людей, которым мы абсолютно не доверяем. Особенно смешно возлагать на государство борьбу с коррупцией – неужели охоту на казнокрадов и взяточников надо поручать казнокрадам и взяточникам?

У отношений России с российским государством долгая и горькая история. Весь путь нашего отечества – как, впрочем, и любой другой страны – это борьба государства с народом, а народа с государством. Все крестьянские восстания и бунты горожан были направлены против чиновничьей системы, позволявшей бесчинствовать любым представителям власти, от исправника до царя. Эти восстания обычно сами оборачивались бесчинством, попыткой заменить чужое насилие своим – иного политического языка бунтующие массы просто не знали. Тяжелее всего достался России большевистский эксперимент – сталинское государство оказалось самым антинародным, самым изуверским в истории страны.

Так для чего оно, вообще, нужно – государство? Может, лучше без него?

Лучше бы без него. Гораздо лучше. Увы, не получится. У народа и общества много потребностей, которые без аппарата управления никак не решишь. Скажем, охрана границ. Или защита граждан от террористов. Или переговоры с соседними странами. Или прокладка магистральных дорог, без которых страна развалится просто потому, что от Владивостока до Токио добираться будет в пять раз быстрее и дешевле, чем до Москвы. Каким бы хамоватым и вороватым не было государство, без него не обойтись.