К тому же в самых важных вопросах экономической политики – а ведь все держится именно на ней! – президент держится мягко, но последовательно, и от реформ, даже так называемых непопулярных, но, увы, необходимых, не отказывается. Да и как от них отказаться? Не ценой же гибели страны.

Если кратко, принципиальные высказывания Путина сводятся к следующему.

Порядок, установленный Конституцией, надо соблюдать – никакая законность невозможна в стране, где нарушается основной закон.

Пересмотр итогов даже несовершенной приватизации нанесет экономике непоправимый ущерб.

Только труд свободных людей может привести страну к процветанию.

Россия – часть Европы, ее культура – часть европейской культуры.

Страна должна прочно войти в мировое сообщество и занять в нем достойное место, соответствующее ее достижениям, ее человеческому и природному потенциалу.

Возврат к тоталитарному прошлому невозможен.

Хотя все эти тезисы высказываются крайне осторожно, чтобы не злить консервативную оппозицию, достаточно ясно, что Путин видит будущую Россию страной демократической, с развитой рыночной экономикой, с уровнем жизни, постепенно приближающимся к европейскому. Это наверняка чувствуют лидеры развитых стран (а все развитые страны демократические), и этим объясняются их тесные, даже дружеские контакты с президентом России. Никакой дипломатией это не объяснишь – когда Лукашенко, в пику восточному соседу, попытался примкнуть к соседям западным, у него ничего не вышло, в Европу минского правителя не пустили, резко завернув от ворот.

Словом, не так уж трудно понять, чего хочет президент.

Куда трудней ответить на другой вопрос: а что может президент?

На первый взгляд, кажется, что может все, стоит лишь отдать команду. Все руководящие рули в его руках!

Увы, на деле глава государства может не так уж много.

Еще при советской власти, когда партийная верхушка командовала страной, и даже намека на оппозицию не существовало, министром культуры был назначен Пономаренко, секретарь ЦК, смелый человек с хорошей партизанской биографией. Одному из писателей, знакомому еще по войне, он сказал: «Постараюсь сделать что—нибудь хорошее, но много не смогу – его величество аппарат не позволит». Так и вышло: кое—что хорошее сделал, а потом аппарат его съел. Силу аппарата он оценил объективно – «его величество».

Возможно, Путин эту байку не слышал. Но как чиновничья верхушка убрала Хрущева, помнит наверняка. И уж тем более помнит, как в девяносто первом верные соратники осадили в Форосе Горбачева и ввели танки в Москву. Как в девяносто третьем попытались учинить нечто подобное с Ельциным. Причем, все делалось по одной модели: сперва первое лицо пугали американскими кознями и заговором демократов, а потом вторые и третьи лица устраивали молниеносный дворцовый переворот. Что, в общем—то, было им не трудно – именно они, «жадною толпой стоящие у трона», хорошо знали и коридоры власти, и секретные проходы в этих коридорах.

Недавно была обнародована очень забавная деталь заговора высшей номенклатуры против Хрущева: эти ленинцы—сталинцы, а к тому времени уже хрущевцы, закрывали глаза на многое, но не стерпели, когда Никита решил ликвидировать самый главный закрытый распределитель страны на улице Грановского, исправно снабжавший икоркой и осетринкой членов непогрешимого Политбюро. И на этот раз, в полном согласии с марксистской теорией, бытие определило сознание.

Осудить чиновников легко. Но и понять можно. Про них в учебниках истории не напишут, им славу не поют, рейтинги у них низкие, жизнь опасная – сегодня в кабинете, завтра на нарах. А ведь у всех семьи, дети, внуки. И надо как—то выполнить первую реальную заповедь человека: позаботиться о семье. Значит, нужно прихватить побольше здесь и сейчас. И никак за это не ответить. А для этого просто необходима круговая порука и круговая оборона. Тут как в Академии наук: даже в годы ссылки опального Андрея Дмитриевича Сахарова его из ученого синода не исключали. Коллеги уперлись, понимали – сегодня соседа, завтра меня. А нынешние чиновники покруче академиков: и возрастом моложе, и зубы крепче, и цепкость выше. Так что за всеми дуновениями сверху они следят очень внимательно. И спаяны прочно: конечно, во главе вертикали власти глава государства, но состоит—то вертикаль именно из чиновников.

Когда действующий президент на фоне нищенских пенсий в разы повышает зарплаты министрам и депутатам, видно, как неловко ему объяснять народу этот указ. Но что делать: даже лидеры порой вынуждены выбирать среди двух зол, и не всегда угадаешь, какое из них меньшее. Помню, как в конце восьмидесятых наших демократов возмущала непоследовательность Горбачева – кто же знал, что тогдашний глава государства правит страной с пистолетом у затылка, что не он руководит номенклатурой, а номенклатура ставит ему один ультиматум за другим.

Но дело не только в постоянной, хотя и дремлющей чиновничьей угрозе. Есть множество чисто житейских причин, мешающих руководителю высшего ранга делать то, что он хочет. Прошу прощения за принижающее сравнение, но даже председатель дачного кооператива очень относительный хозяин в своей вотчине: конечно, он может отдать распоряжение, но как его выполнят охранник, сантехник и дворник, зависит только от их настроения, выгоды и степени трезвости. Даже понятное желание расставить на ключевые посты своих людей, то есть однокашников, однокурсников, бывших сослуживцев и личных друзей, мало что гарантирует: ведь под ключевыми постами есть другие, тоже ключевые, и еще ниже ключевые, и сбоку ключевые – страна огромная, скамейка запасных короткая, и на все ключи просто не хватит надежных рук. Вот и приходится ладить с новой номенклатурой, мириться с ее бездарностью, ленью и вороватостью, и даже от должности отстранять так, чтобы отставленные не озлобились, а оставшиеся не сговорились и не ощетинились – не случайно явных неумех, как правило, не выбрасывают на улицу, а перемещают в другой кабинет на том же этаже. Вспомните, сколько почетных ссыльных в одном Совете безопасности!

Между страной и государством идет постоянная борьба, вроде перетягивания каната. Стране нужно больше свободы, государству больше власти. Президент посередке: его задача так регулировать эту борьбу, чтобы никто не побеждал. Победит государство – гангрена и всеобщая нищета. Победит страна – анархия. В любом случае должность президента станет шаткой, декоративной, а то и вообще ненужной.

Сегодня перетягивает государство, чиновники растут в количестве, и они все влиятельней. Они мощно давят на президента, требуя все больше прав, власти и собственности, и давление это почти ничем не уравновешивается. Страна не давит! В очень редких случаях она хоть как—то реагирует на чиновничий нахрап. Скажем, после разумной по сути, но не подготовленной и толком не объясненной монетизации льгот вышли на улицы пенсионеры – аппарат почти сразу отступил, он прекрасно понимает опасность даже малых потрясений. И опять все тихо, до очередной глупости начальства. А президенту что прикажете делать? Он просто по должности обязан быть в центре, как киль под днищем корабля – стоит киль сместить, и при первой волне судно опрокинется. Однако при сильном давлении главе государства в центре не удержаться – придется смещаться, пока корабль…

Впрочем, не будем пессимистами.

Это лишь кажется, что аппарат всесилен и непобедим. К счастью, у него есть слабое место – своя пятка, не закаленная огнем.

Как ни странно, чиновный мир держится прежде всего на слове. На том, что за многие годы монархии и диктатуры «государство» стало восприниматься нами абсолютным синонимом страны, родины, народа. И главное, что сегодня необходимо – исключить из активного словаря этот термин с предельно извращенным содержанием. Заменим слово «государство» словом «аппарат», и все станет просто и ясно. Ясно, что налоги мы платим чиновникам, и, значит, имеем право с них спросить за все до копеечки траты, ясно, что они должны сообща владеть только минимумом собственности, вроде почты и телеграфа, ясно, что их место не над обществом, а под ним, ясно, что контролировать прессу чиновнику должно быть категорически запрещено, как вору запрещено контролировать судью.