Джек вспомнил, как каждое утро перед школой он заплетал их в две косички. Иногда – по несколько раз, чтобы волосы были разделены ровно, именно так, как ей хотелось.
– Я просто не хочу, чтобы тебе было больно, вот и все.
Ханна сидела молча, растирая пальцами сыр, прилипший к столу. В пиццерии стало шумно и многолюдно. В соседней комнате кто-то запел в микрофон бодрую песенку.
– Папа, к чему ты клонишь? – спросила она, прищурившись.
– Другими словами, "отвали, папа".
Ханна усмехнулась.
– Где ты услыхал это?
– Да где я только не бываю…
– Потрясающе!
– Так ты не?.. – "Беременна?" Слово едва не сорвалось у него с языка. – Ты не озабочена чем-либо?
Она пожала плечами.
– С чего ты взял?
– Не знаю… В последнее время ты на себя не похожа. Глаза у Ханны сузились.
– Ты разговаривал с Грейс?
– О тебе? Почему ты так думаешь?
– Не знаю. Просто интересно.
– А Грейс знает о тебе что-то такое, чего не знаю я? Ханна просто пристально посмотрела на него, нахмурив брови, так что они сошлись у нее на переносице.
– Понятно. Она заставила тебя пообещать, что ты ничего не скажешь!
– Ханна, это была не Грейс…
Он чуть не выпалил правду, но осекся.
– Ох, папа. Тебя ведь видно насквозь. Ну почему ты просто не скажешь правду? Ты знаешь о моих глупых страхах насчет беременности, потому что Грейс сказала тебе.
Она понизила голос, но Джек все равно почувствовал всю силу ее гнева.
– Мне не нужно говорить с Грейс, чтобы понять, что ты юна, красива и так же интересуешься мальчиками, как и они тобой. Одно не изменилось с тех пор, когда я был юношей, – подростковые гормоны вырабатываются в большом количестве.
Ханна даже не улыбнулась его попытке разрядить обстановку. Она продолжала смотреть на него в упор. Ее глаза, окаймленные черными ресницами, казалось, стали еще темнее и больше, придавая лицу нежный, но какой-то болезненный вид.
– Господи, как я могла! – Она вскочила, испугав Джека. – Не могу поверить, что купилась на это! – Пятна румянца окрасили скулы. – Она притворилась, что она мой друг. А сама побежала к тебе и донесла.
Эх, как глупо все получается, подумал он ошарашенно.
– Ханна, это не Грейс…
– Если не она, то кто? Я знаю, это Грейс! Она ненавидит меня. Ты что, не видишь, как она меня ненавидит?
Она плакала, и ее ресницы намокли от слез. Ханна, которую он не видел плачущей с того самого дня, как он уехал из их дома, когда она рыдала и умоляла его не уходить. Его воспитанная маленькая девочка теперь вытирала нос рукавом, забыв о существовании носового платка или хотя бы салфетки.
Сердце Джека разрывалось от сочувствия к ней. Но нельзя позволить, чтобы Грейс подвергалась нападкам. С другой стороны, если он выручит Грейс, придется нарушить обещание, данное Бену. Что он скажет тогда сыну? Их взаимоотношения и без того были непростыми.
– Грейс вовсе не ненавидит тебя. – Джек был осмотрителен в выборе слов. – Поверь мне, она не имеет к этому отношения!
Ханна судорожно вздохнула и бросила на отца взгляд, поразивший его. Как будто он предал ее каким-то страшным образом.
– Ханна…
– Ох, папа…
У Ханны перехватило дыхание, как в тот день, когда он ушел навсегда из их с Натали дома и дочь простилась с ним…
– Вот как мы это сделаем. – Ти Фитчнер изобразил в воздухе перед собой воображаемую витрину. – Врезка с фото Грейс и фотографией ее отца – большего размера, а прямо между ними – небольшая вставка с фото Нолы Эмори. Мы можем сделать уменьшенный вариант для стендов в магазинах и для плакатов.
Глядя, как эмоциональный директор по маркетингу издательства «Кэдогэн» размахивает карандашом и жестикулирует, Джек вспомнил, как Грейс позвонила ему несколько дней назад, приблизительно за час до того, как Корделия должна была приехать в ресторан.
– Джек, они у меня – письма отца! Грейс задыхалась, будто долго бежала.
– Нола?..
– Да. Она только что ушла. Не знаю, что заставило ее передумать, но она… она хочет, чтобы я использовала их. Теперь мы можем опубликовать подлинную историю жизни моего отца. О, Джек, понимаешь ли ты, что это будет означать?
Он понимал, что это будет многое значить, и не только для Грейс, но и для него самого.
За последние дни, пока Грейс что-то переписывала в книге и делала вставки, он запустил издательскую машину на полный ход. И сегодняшнее совещание показало, что он был не единственным, кто возлагал большие надежды на "Честь превыше всего".
Рейнгольд, может быть, теперь ты отвяжешься от меня?
Единственным минусом было то, что к тому времени, когда книга будет издана, они потеряют часть стартовой скорости, вызванной шумихой вокруг истории с Нолой. Джек все еще удивлялся, как быстро это дело вышло наружу. Это сделал кто-то из «Кэдогэна» – может, тот же самый болтун, который обеспечил утечку информации о Неде Эмори? Это мог быть кто угодно – редактор в одном из книжных клубов или агент Грейс, проталкивающий эту историю в Голливуд. Такую сенсацию практически невозможно удержать в секрете.
Джек быстро произвел в голове вычисления. Если ускорить выход книги на месяц? Увеличить тираж до трехсот тысяч? Если повезет, итоговая цифра сможет удовлетворить даже Рейнгольда.
Однако нужно было еще разобраться с бюджетом на рекламу и организацию сбыта. Все были взвинчены. После публикации сенсационной статьи в "Дейли ньюс" Нелл Соренсен, работавшей в отделе рекламы, звонили беспрестанно – кажется, весь мир хотел проинтервьюировать Грейс и Нолу. И еще оставалось получить от Рейнгольда одобрение бюджета. Триста тысяч долларов, которые Джек хотел потратить на рекламу, превзойдут расходы на рекламу всех остальных книг в их весеннем списке.
Рейнгольд, как всегда, опаздывал.
Джек взглянул на часы. Он должен был встретиться с Грейс с минуты на минуту – они собирались позавтракать в кафе неподалеку от издательства. Может быть, она уже ждет его в офисе. Если Рейнгольд не появится в скором времени, то…
Скрипучий голос Марта Вейнтрауба вернул Джека к происходящему. Он взглянул на Марти, почесывавшего подбородок, уже в полдень покрывавшийся щетиной.
– Бог знает, что запросят с нас магазины, но если крупные универмаги согласятся выставить книгу на видном месте, мы получим рекламу в два, а может, и в десять раз более эффективную.
Джек видел в Марта, рожденном и выросшем в Бруклине, копию самого себя, чуть более грубую: торговец, сделавшийся представителем книжной фирмы. Марта за девять лет поднялся до поста директора по сбыту. Неутомимый, с творческой жилкой, жесткий с людьми… Но Джека коробило при взгляде на перстень с бриллиантом на его мизинце.
– Мне известно, ребята, что вас волнует, сколько мы потратим на рекламу. Предлагаю вам суперрекламу, причем бесплатную, – вступила в разговор Нелл Соренсен. – Я только что разговаривала по телефону с редакцией «Пипл» – они хотят опубликовать статью. Возможно, даже и с фотографиями на обложке.
Марта чуть не упал со стула.
– А эта Эмори согласится дать интервью?
– Откуда мне знать? – Нелл бросила на Марта раздраженный взгляд. – Я сама только что узнала об этом.
– А что делать с рекламными объявлениями? – спросил Джек.
Вопрос положил начало бурным дебатам о том, что более эффективно – реклама на радио или в печати.
Джек поборол в себе желание снова поглядеть на часы и объявил:
– Ребята, ваши окончательные предложения по этому поводу должны лежать у меня на столе завтра утром. И еще, Тим, мне хотелось бы посмотреть на расходы: в половину, в три четверти и в целую страницу. – Джек с наслаждением вытянул ноги под огромным столом из розового дерева – единственным предметом мебели на всем этаже, который давал ему возможность это сделать. – Нужно просмотреть их вместе с Куртом, прежде чем мы утвердим окончательный вариант.
Но кто знает, когда удастся поймать Рейнгольда? Этот тип был всегда в полете: в Лондон или Мюнхен, или Хельсинки – повсюду, где у Гауптмана были филиалы. Наверное, он считал, что так будет надежнее. Пусть Джек будет курицей, сидящей на яйках, и пусть отвечает за все ошибки и промахи.