Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он рассмеялся и устроился на диване рядом с ее вытянутыми ногами.

– "Но в дерне и отбросах всегда, всегда, что-нибудь да стрекочет".

– Эмерсон?[22]

Он кивнул.

– Он прав. Вещи, которые кажутся ужасными, иногда оборачиваются к лучшему.

– Сомневаюсь, что кто-нибудь на сегодняшнем вечере догадывался, насколько все плохо.

– Я знаю тебя лучше, чем они, – сказал он, очевидно, чувствуя ее смущение. – Я понимаю, когда что-то не так, – даже если ты улыбаешься. – Она почувствовала, как его рука обняла ее лодыжку – случайно, как будто он ощупывал ветку, но почувствовала, что его прикосновение означает нечто большее.

Корделия задрожала.

– Я вырастила двоих дочерей – призналась она, обращаясь к последним красным уголькам, превращающимся в золу в мраморном камине, – и теперь оказывается, что из этого не получилось ничего хорошего.

– То, что кажется, возможно, вводит в заблуждение.

– О, Гейб… – Она повернулась, чтобы взглянуть на него, испытывая новый приступ боли. – Это касается не только того, что произошло сегодня вечером с Сисси. Это Юджин – я не могу отделаться от ощущения того, что если бы он жил, события не приняли бы такого оборота.

– Ты казнишься, хотя и не заслуживаешь этого.

– Тогда почему? Почему со мной происходят все эти ужасные вещи? Почему одна моя дочь беспомощна, а другая норовит нанести удар в спину? О, небеса, как бы мне хотелось всыпать обеим как следует!

Охваченная горем и гневом, в изнеможении от отчаяния, она вскочила на ноги и направилась к секретеру, где хранила статьи о Юджине и все его речи, отдельно собранные в нескольких томах с кожаными переплетами, а также все, когда-либо опубликованное Грейс. Схватив журнал «Тайм» двухгодичной давности с изложением церемонии награждения Грейс премией Пулитцера[23] – она могла найти его с завязанными глазами, – она почувствовала, как его страницы сминаются в кулаке. Что-то острое – скрепка? – вонзилось в ладонь у основания ее большого пальца. Когда она опустила глаза, то увидела, что ее рука трясется.

Я так ею гордилась! – подумала Корделия. А теперь она хочет очернить Джина, ворошит и выискивает что-то, что произошло так давно… Черт бы ее побрал!

– Корделия, не надо! – услышала она крик Гейба сквозь шум в голове и только тогда поняла, что в гневе бросила журнал в камин.

Угли с треском рассыпали дождь искр. Глядя, как чернеют страницы, сворачиваясь по краям и вспыхивая, она чувствовала себя так, словно сгорало ее собственное сердце.

Рядом оказался Гейб, взял за плечи, пытаясь унять ее дрожь. Она ощущала, как его целебная сила постепенно заполняет ее всю… Его волшебство, которое заставляет зацвести почти погибшие кусты азалии и подняться траву там, где она оказалась втоптанной в грязь. Легким прикосновением мозолистого пальца он откинул ее голову назад и поцеловал глубоким, проникновенным поцелуем. О, теплота его губ – как ей удастся это вынести? Так давно ее не целовали. Со времен Юджина… Годы… Вечность…

Она почувствовала язык Гейба и желание, таившееся в его поцелуе. Ее ноги и руки задрожали, и головокружение, которое она почувствовала несколько дней тому назад во дворе, снова надвинулось на нее, хотя на этот раз не испугало. В объятиях Гейба оно казалось естественным. Внезапно ей перестало казаться странным, что он, несмотря на ее более чем зрелый возраст, хочет ее, исчезли мысли о том, что Гейб вовсе не тот человек, которого она должна была бы выбрать, по всеобщему мнению Блессинга.

Теперь он целовал ее волосы, одной рукой придерживая за голову, поглаживая по волосам. Кончики его пальцев задержались в том месте, где шея, изгибаясь, переходит в позвоночник. Его дыхание, его необыкновенный запах, напоминающий вино из одуванчиков, которое она попробовала накануне, почти опьянили ее.

Он ласково и настойчиво сказал ей:

– Поезжай в Нью-Йорк, Корделия. Найди свою дочь. Я буду ждать твоего возвращения.

И Корделия обнаружила, что в сладкой дреме кивает в ответ. Лучше отправиться в Нью-Йорк, чем после всего случившегося оставаться в Блессинге и решать, как жить дальше.

10

С тех пор, как снег покрыл землю, они в первый раз выбрались за город, и когда Джек повел «вольво» по ледяной, изрытой колеями дороге, Грейс вдруг почувствовала, как у нее поднялось настроение.

– О! – воскликнула она, очарованная видом зимнего пейзажа. Белоснежная простыня покрывала окрестности, снег пушистыми шапками согнул ветви деревьев. – Когда я жила в городе, именно так себе представляла, как должно выглядеть Рождество.

Ханна на переднем сиденье бросила через плечо холодный взгляд.

"Мы не отмечаем Рождество". Грейс представила себе, что эти слова проплыли, словно пузырьки из мультипликации, над головой Ханны. Ну что же, жаль. Она не позволит Ханне испортить ей настроение в сегодняшний вечер, в Сочельник, независимо от того, отмечают ли Гоулды Рождество или нет.

Выбираясь с заднего сиденья, Грейс бросила последний взгляд на нетронутый снег. Скоро они затопчут его. До встречи с Джеком ее поездки в Беркшир сводились к нескольким выходным в Танглвуде, от которых в памяти остались Моцарт и комары, безумные цены в модных загородных гостиницах и сенная лихорадка.

Снег оказался глубоким. Он заскрипел под ботинками, когда она, с трудом переставляя ноги, шла к охапке дров, лежащей целой и невредимой под снежным покрывалом, и этот звук доставил ей удовольствие.

Сквозь оголенные ветви тополя, как сквозь маскировочную сетку, в сумерках мерцал дом. В окне горел свет – должно быть, миссис Ингрэм, которая по поручению Джека присматривала за домом, оставила его включенным. На дворе в живых бликах света проступали кусты остролиста, их красные ягоды сверкали под снегом.

Наблюдая, как Джек собирает дрова, Грейс почувствовала, что затекшая от показавшейся ей бесконечной поездки шея начинает отходить. Здесь, по крайней мере, у нее появится возможность общаться с Ханной лицом к лицу. Больше не придется сидеть зажатой сзади в машине, уставившись в затылок Ханны, которая не повернется во время разговора. Больше не придется сидеть прижатой к Крису, такому же безмолвному и невосприимчивому ко всему окружающему, как и его спортивная сумка, пролежавшая у него на коленях всю дорогу.

Возможно, что он все еще злится из-за того, что она заставила его поехать с ними. Крис скучал по рождественским праздникам в Мейконе в доме родителей Уина: по елке, по домашнему печенью "снежные хлопья", которое всегда печет Нана Бишоп, по ежегодной вечеринке для соседей с громадной чашей ромового пунша и веселым песнопениям вокруг пианино.

Как же ему не скучать? Ей тоже всего этого не хватает.

– Я возьму чемоданы, отец! – услышала она голос Ханны.

– Хорошая девочка! – Его дыхание повисло в морозном воздухе, словно восклицательный знак. – Помоги Грейс выгрузиться, пока Крис и я разожжем камин.

Грейс вернулась к «вольво», чтобы помочь, но после того, как несколько раз сходила туда и обратно, таща сумки с провизией, ящик с вином и дополнительные одеяла, заметила, что Ханна забрала только свой собственный и Джека багаж. Портативный компьютер и сумка Грейс из зеленой парусины, не говоря о пакете, в котором лежал кожаный жакет Лилы, подарок для Ханны, сиротливо стояли на сиденье.

У нее запершило в горле, как будто она быстро втянула холодный воздух. Ее ноги, даже в туристических ботинках и толстых шерстяных носках, окоченели. Грейс преодолела обледенелые ступеньки, ведущие к входной двери, в яростной вспышке негодования. С большим трудом ей удалось отодвинуть замерзшую щеколду двери и плюхнуть все вещи на пол около вешалки из североамериканского ореха. Она почувствовала себя бездыханной, и пришлось прислониться к косяку двери, закрыть глаза, пока не уляжется гнев.

Святая ночь… Я не позволю гневу в этот вечер овладеть собой. Мы собираемся провести вместе целую неделю, напомнила она себе.

вернуться

22

Ральф Уолдо Эмерсон (1803–1882) – американский философ, эссеист и поэт. В 1832 году сложил с себя духовный сан. Создатель теории трансцендентализма.

вернуться

23

Джозеф Пулитцер (1841–1911) – американский журналист и издатель (род. в Венгрии, в США – с 1865 г.).

45
{"b":"108418","o":1}