В понедельник Бен ушел с работы рано, чтобы забрать свой «БМВ» из авторемонтной мастерской на углу Десятой и Девятнадцатой улиц, но пока он дожидался, чтобы этот механик наконец закончил ремонт, уже пошел седьмой час. Сначала он хотел поехать прямо домой, но потом принял решение в пользу гамбургера у "Эмпайр дайнер" и раннего сеанса в «Триплекс» на Двадцать третьей улице. По крайней мере, это отвлечет его от неотвязных мыслей о Ноле – эта новая привычка пугала его.

Фильм оказался одной из сентиментальных, выжимающих слезы картин о бездетной паре, которая пытается усыновить ребенка одинокой матери. Скучища. По пути домой Бен обнаружил, что в его мозгу крутится мысль о телефонном разговоре сестры с подругой, который он подслушал на прошлой неделе. Что, если Ханна и в самом деле беременна? И кто бы мог подумать, что его сообразительная младшая сестра попадет впросак?

Он надеялся, что страхи Ханны обернутся в конечном счете ничем. И в то же время Бен подумал, что она, возможно, и заслужила это – для разнообразия. Если бы отец узнал, что она валяется с парнями, то переменил бы мнение о своей драгоценной маленькой девочке…

Бен резко затормозил, чтобы не столкнуться с такси, которое внезапно выскочило перед ним, а его мысли, как это бывало каждый раз, когда он думал об отце, перескочили на работу. Нечего благодарить Джека Гоулда за то, что он сумел слегка пригладить взъерошенные перья Роджера Янга, по крайней мере, на какое-то время. А книга Хардинга, за которую он отказался платить больше двухсот тысяч, уже получила предложения от Гильдии Литераторов и клуба "Книга месяца", и они с нетерпением ожидают завершенную рукопись. А вот в том, что касалось писем Нолы, – ничего, никакого результата. Она их не предлагает. А он их не просит.

Но отнюдь не это волновало его в данный момент, а то, что проводя с нею ночь за ночью, он каждый раз уходит с пустыми руками. Самое интересное, что теперь это почти не имело значения.

В какой-то момент – он не мог бы сказать точно, когда именно, – в его отношении к ней появилось что-то новое, гораздо более важное. Любовь? Невозможно, это не для него. Но он прежде не испытывал ничего подобного… и это его пугало.

И словно для того, чтобы доказать себе, что он в состоянии бросить ее в любой момент, – так же, как он поступал с десятками других женщин, – Бен поднял трубку телефона в автомашине и нажал кнопку ускоренного набора. Телефон прозвенел с полдюжины раз, прежде чем она ответила.

– Привет, – сказал он тихим, полным интимности голосом.

– Что случилось?

В ее голосе слышалось равнодушие. Настроение Бена упало.

– Да ничего особенного, – ответил он живо. – Послушай, насчет сегодняшнего вечера…

Он собрался сказать ей, что не придет, как обещал вчера. Отговорится тем, что смертельно устал после жутко тяжелого дня, мол, пришлось торговаться с агентами и издательскими бухгалтерами, улаживать дела с ершистыми авторами.

Но Нола опередила его:

– Господи, я совершенно забыла. Извини. У Дэни температура, и мне кажется, что у Таши тоже. Я только что уложила их спать.

– Это неважно, все равно уже поздно. – Он говорил беспечно, но по непонятной причине чувствовал себя уязвленным. Кто она такая, чтобы давать ему от ворот поворот? Но неожиданно для себя сказал: – Вопрос в том, кто будет укрывать тебя одеялом?

Нола рассмеялась чудесным искренним смехом, от которого он почувствовал сладкую дрожь.

– Мистер хочет занять вакансию?

– Если меня примут на работу.

И зачем он только это сказал? И почему с портфелем, полным рукописей, в предвкушении горячего душа, который можно было бы принять дома, он вдруг развернулся, направляясь назад, к центру города, в сторону квартиры Нолы?

– Ты ел? – спросила Нола, вешая его пальто на вешалку в прихожей и направляясь в кухню. – Я могу что-нибудь приготовить, если ты не слишком придирчив.

– Нет, спасибо. Я остановился, чтобы съесть бургер по пути из мастерской.

– Тогда какую-нибудь закуску? Флорин и девочки приготовили шоколадное печенье.

– Я бы не отказался от чего-нибудь сладкого. Поняв его намек, она рассмеялась, не сопротивляясь, когда он ее обнял.

– Разве мама не говорила тебе, что есть много сахара вредно?

– Может, и говорила, но меня это не останавливало. Он начал целовать ее, но она его легонько оттолкнула.

– Подожди, Бен, давай поднимемся наверх и поговорим – мило и обстоятельно, как делают нормальные люди.

– И о чем это ты хочешь поговорить?

– Еще не знаю. О чем угодно. Ни о чем. Ты мне еще ничего не рассказывал о своей работе, это во-первых. Я только слышала имена одного или двух твоих авторов.

– Я могу оставить тебе целую кипу рукописей, если у тебя есть желание, – пошутил он, но при этом почувствовал себя сбитым с толку, как это с ним часто случалось в разговорах с Нолой. Как будто она владела инициативой, а не он.

– Это необязательно. – Она рассмеялась, приглашая его в гостиную. – Выпьешь чего-нибудь?

– Нет, спасибо. Мне же еще ехать домой, ты не забыла? Ему не удалось скрыть нотки раздражения в голосе.

Нола всегда напоминала ему, что нужно ехать, только он собирался уснуть на ее широкой и теплой кровати: нельзя, чтобы девочки застали их в одной постели.

– Правильно. Я забыла.

Она опустилась на диван рядом с ним, протянув руку, чтобы пройтись пальцами по его волосам, словно он ребенок. Бен чувствовал, как в нем растет возбуждение, но в то же время хотел приостановить развитие событий и взять в свои руки управление этим неудержимым поездом, в котором он чувствовал себя не более чем пассажиром.

Он притянул ее к себе, но почувствовал, как она отталкивает его с беззвучным смешком, в котором слышался легкий намек раздражения.

– Эй, куда мы так спешим? – поинтересовалась она. – У нас же масса времени. – Она скрестила руки на груди. – Так о чем ты говорил? О рукописях?

– Большинство из них скучны для тех, кто не занят в этом бизнесе. А откуда такой внезапный интерес?

– А почему нет? – уклонилась она от прямого ответа. Он задумался: к чему она клонит? И вдруг его осенило.

– Это о моих авторах ты хочешь знать или… о Грейс? Она нахмурилась, сосредоточившись на нитке, которая вылезла из диванной подушки.

– Я… я тут размышляла.

Его сердце забилось медленными глубокими ударами, от которых застучало в голове.

– О чем?

– О тех письмах. Я подумала, правильно ли я делаю, что держу их у себя. Может, есть смысл передать их Грейс?

Бен чуть не подпрыгнул. Что ответить? Думай, думай… Выбрав тон, интонацию, которая должна была прозвучать как мягкая озабоченность, он спросил ее:

– Ты думаешь, это хорошая идея? Не дашь ли ты ей тем самым слишком много власти?

– Тебе покажется странным, но я ей верю.

– Я не говорю, что она попытается выставить тебя в дурном свете… – Бен начал потеть, и его кожа зачесалась. Но напряженная путаница мыслей разгоряченного мозга каким-то необъяснимым образом отливалась в правильные слова. – Видишь ли, Нола, как только Грейс сдаст книгу в издательство, именно «Кэдогэн» станет хозяином положения. Знаешь, цитаты часто вырывают из контекста и компонуют так, чтобы весь текст выглядел более сенсационным. Она наморщила лоб.

– Ты работаешь в «Кэдогэн». Ты хочешь сказать…

– Совершенно верно, – оборвал он ее. – Если ты отдашь эти письма мне, я позабочусь, чтобы наши юристы получили доступ к ним раньше, чем кто бы то ни было. Если я буду дирижировать всем и вся, – поверь мне, я съел на этом деле собаку, – весь контроль над тем, как будут использованы эти письма, будет в твоих руках.

Не слишком ли большая заинтересованность прозвучала в его словах? Нола одарила его насмешливым взглядом.

– Послушай, это еще что? Мне казалось, что мы с самого начала решили, что ты не станешь участвовать во всей этой заварухе.

– Конечно, я помню. – Он пожал плечами. – Просто я хочу помочь, и все.