Однако, все это не мешает Суворову утверждать, что «ключ от начала Второй мировой войны попал на сталинский стол». Побывав перед этим на столах международной конференции 1919 года, предложившей Германии Версальский мирный договор, который и заложип бомбу под Европу. А потом на столах Чемберлена и Даладье в Мюнхене, когда они подарили Адольфу Чехословакию. А потом на столе у Гитлера, который утвердил план «Вайс» о внезапном вторжении в Польшу еще 11 апреля 1938 года.
Задолго до вашего любимого «заседания Политбюро 19 августа 1939 года».[450]
3
«Второй мировой войны могло и не быть. Выбор был за Сталиным» (с. 63<385>). Или за Чемберленом с Даладье. Или все-таки за Гитлером.
Далее в третьей части главы — аналогичный бред сивой кобылы. Суворов придумывает какие-то «две возможности», одна другой глупее, которые, якобы, были у Сталина.
«Первая. Независимо от позиции Британии, Франции и Польши объявить, что Советский Союз будет защищать польскую территорию, как свою собственную» (с. 63<385>). Это мы уже проходили. Снова СССР должен выполнять все то, что когда-то полякам Англия с Францией наобещали. Но тут Суворов поправляется: в тот раз, в главе о ТБ-7, Советскому Союзу предлагалось с целью укрепления мира захватить Польшу до Гитлера. Теперь до Суворова дошло, и он говорит, что «Красная Армия вступит на польскую территорию и будет воевать против Германии», только «Если Германия разгромит польскую армию и свергнет правительство» (с. 63–64<385>). И тогда советско-германская война начнется не в 1941 году, а в 1939, и второго фронта, кроме того легендарного «странного», у немцев не будет. Кроме того, английское правительство Чемберлена не уйдет в отставку, и вместо согласного нам помогать Черчилля[451] во главе Англии останется этот умиротворяющий лорд-феодал, скучающий по временам Якова I.
В качестве второй возможности Суворов выдвигает предложение «затягивать переговоры с Британией и Францией, и это было бы Гитлеру предупреждением: нападай на Польшу, но имей в виду — вся Европа против тебя[452]…» (с. 64<386>). Что Сталин и делал. Но вот только у разбитого корыта ему что-то не хотелось оставаться — и Польша у Гитлера, а пакта с ним нет, и англичане с французами дружить не хотят, Гитлера на него натравливают. Чтобы, дождавшись их взаимного истощения в затяжной войне, разом все свои проблемы разрешить. Товарищу Сталину такой ход событий тоже не нравился.
К тому же надо учитывать, что Иосиф Джугашвили родился в стране с несколько другими очертаниями западных границ. Что ему тоже было обидно за державу, потерявшую Финляндию, Польшу, Западные Украину и Белоруссию, а также Прибалтику и Бессарабию. И когда ему представилась возможность выбора между приращением своей территории в комплекте с сильным, но вроде бы дружественным соседом, и никакой территории с довеском в виде войны в этой самой Польше с этим самым сильным соседом, он, надо сказать, серьезно посомневавшись, решил-таки выбрать первое.
А в целом — сталинская логика такова: Гитлер хочет напасть на Польшу, союзника Англии и Франции — это проблема Англии и Франции. Если после Польши Гитлер нападет на СССР, то тогда его растянутые и переутомленные войска на советских границах встретит РККА. А скорее всего, как считал Сталин, после нападения Гитлера на Польшу западные союзники начнут-таки войну, и тут уж Сталин выступит, когда пожелает — во всей красе и блеске. Но, имея в виду возможность предательства интересов Польши западными союзниками, он не учел того, что Германия сможет после Польши так же быстро расправиться и с их сухопутными вооруженными силами. Вот тебе и весь сказ.
4
Теперь о Халхин-Голе. Читаем:
«19 августа 1939 года были приняты и другие решения исторической важности. В далекой Монголии Жуков подготовил внезапный удар по 6-й японской армии. Принципиальное согласие на внезапный удар Сталин дал раньше, но теперь, когда все подготовлено, Жукову надо получить разрешение окончательное» (с. 64<386>).
А что было до этого? Неужели ничего? Чтобы узнать это, стоит, не доверяя суворовскому лукавому молчанию, обратиться непосредственно к Жукову, который знал обстановку в Монголии значительно лучше многих лондонских лекторов.
Жуков пишет:
«В 1939 году советское правительство, выполняя взятые на себя обязательства от 12 марта 1936 года, оказало Монгольской Народной Республике военную помощь в разгроме японских войск, вторгшихся на территорию Монгольской Народной Республики…».[453]
Между прочим, кто каких союзнических обязательств не выполнял? Очевидно, Суворов с Жуковым говорят о каких-то разных СССРах.
Жуков продолжает:
«С мая по 15 сентября 1939 года на территории МНР происходили ожесточенные столкновения между советско-монгольскими и японо-манчжурскими войсками».[454]
Стоп. Подождите, как же «принципиальное согласие», а также «разрешение окончательное» на начало этой войны, по совместительству — «решение исторической важности», данное Сталиным лишь 19 августа 1939 года? А как же Жуковское «с мая»? Что же они там аж «с мая» делали? Без приказа. В кегли играли? Так, захотели — повоевали? Четыре месяца втихаря от тов. Сталина развлекались. Ась?
«… Жукову надо получить разрешение окончательное. В тот момент были и другие варианты действий. Например, советским войскам встать в глухую оборону, а подготовленное наступление отменить. Наступление — риск… В случае провала весь мир заговорит о том, что Сталин обезглавил армию, и воевать она не способна. И случае провала Жукова можно расстрелять, но его кровью военного позора не смоешь» (с. 64<386>).
Разве не странно — товарищ Сталин, по Суворову, готов, не моргнув глазом, сожрать полмира, а вот японскую 6-ю армию боится до смерти. И колеблется до последнего момента, дрожит, плачет Ворошилову в китель: а может мы капитулируем, а? Что-то перед финнами он не волновался, хотел всю Финляндию силами одного Ленинградского военного округа заколбасить. И что там за «другие варианты действий» были?[455] Однако идем дальше.
По замыслу Суворова, «в 5:45 153 советских бомбардировщика под прикрытием соответствующего количества истребителей нанесли внезапный удар по позициям японских войск. Тут же заговорила артиллерия. Артиллерийская подготовка была короткой, но небывало мощной. В ходе огневой подготовки советская авиация нанесла второй удар и в 9:00 танковые клинья вспороли японскую оборону. Замысел Жукова был прост»[456] (с. 65<386–387>). Ай-яй-яй. Капитан ГРУ, трижды невыпускник Киевского военного училища Виктор Суворов (в девичестве — Резун) несколько провирается. Жуков описывает события несколько по-другому:
«В 6 ч. 15 м. наша артиллерия открыла внезапный и мощный огонь по зенитной артиллерии и зенитным пулеметам противника. Отдельные орудия дымовыми снарядами обстреляли цели, которые должна была бомбить наша бомбардировочная авиация. В районе реки Халхин-Гол все больше и больше нарастал гул моторов подходившей авиации. В воздух поднялись 153 бомбардировщика и около 100 истребителей. Их удары были весьма мощными и вызвали подъем у бойцов и командиров. В 8 ч. 45 м. артиллерия и минометы всех калибров начали огневой налет по целям противника, доведя его до пределов наших технических возможностей. В это же время авиация нанесла удар по тылам противника. По всем телефонным проводам и радиостанциям была передана установленным кодом команда — через 15 минут начать общую атаку. В 9 ч. 00 м., когда наша авиация штурмовала противника, бомбила его артиллерию, в воздух взвились красные ракеты, означавшие движение войск в атаку. Атакующие части, прикрываемые артиллерийским огнем, стремительно ринулись вперед».[457]
