Опять же, описания Жукова и Суворова настолько расходятся, что кажется, что они описывают совершенно разные операции. Непонятно, чем Суворову не понравились «около 100 истребителей», упоминаемые Жуковым. Хотя, на фоне перестановки времени артиллерийских и авиационных атак, опять же, непонятно чем мотивированной, это цветочки.

А вот и ягодки. По словам Суворова, «Жуков рисковал. Но риск себя оправдал. Жуков приказал вынести аэродромы как можно ближе к линии фронта. Это позволило самолетам брать меньше топлива, но больше бомб… Жуков вынес к самому переднему краю госпитали и базы снабжения — подача боеприпасов топлива и всего необходимого для боя осуществлялось бесперебойно и быстро… Жуков вынес свой и все другие командные пункты к переднему краю» (с. 66<387>). Да? Жаль, что Жуков об этом не знал. Вот ведь, что за страна — СССР! Даже главнокомандующий до самой смерти не знал то, что он сделал много лет назад. Так и думал бедный Жуков, что «главные трудности были связаны с вопросами материально-технического обеспечения войск. Нам приходилось подвозить все, что нужно для боя и жизни войск, за 650–700 километров. Ближайшие станции снабжения были расположены на территории Забайкальского, военного округа. Даже дрова для приготовления пищи, и те приходилось подвозить за 600 километров. Кругооборот машин составлял 1300–1100 километров, а отсюда — колоссальнейший расход бензина, который также надо было доставлять из Советского Союза».[458]

Все это задолго до Суворова в своих «Воспоминаниях и размышлениях» лично сам Жуков написал. И что особо интересно — много лет спустя Суворов эти самые мемуары читал, и даже в список использованной литературы жирными буквами пропечатал — вот, мол, я какой умный да начитанный. И даже почти дословно переписал за какой-то одному ему понятной надобностью обширный, но бытовой отрывок о том, как Жукова вызвали с разбора учений в Минске, о том, как он встречался с Хмельницким, о том, как тот его направил к Ворошилову… И к чему это? Какой из этого вывод? Какая полезная информация? Да никакой! Главное, чтобы читатель решил, что Суворов перерыл горы книг, документов и личной переписки высших чинов СССР, чтобы восстановить историческую справедливость. А выше процитированный нами отрывок — это часть из общего вывода самого Жукова по халхин-гольской главе, часть его доклада лично Сталину. Вы как хотите, а я НЕ ВЕРЮ в то, что вышеназванный Суворов этот самый доклад, приведенный в тех самых Жуковских мемуарах, не читал!!! Вместо этого он предпочитает врать о том, что Жуков только и делал, что что-то там выносил.

Итак, с выносами к переднему краю Витька-шалун напортачил. Все, что мог, перепутал, что не мог — исказил, а остальное изложил неправильно с фактической, но верно с идеологической стороны. А после, снабдив свой текст несколькими десятками хронологических ошибок, гордо снес его в печать. Теперь одни, читая, плачут от ужаса, другие от умиления, третьи от хохота, а нам с вами дальше ехать. Вперед!

О дезинформации своих и чужих у нашего лукавого автора написано более-менее правильно, впрочем, то, что «каждый исполнитель получал указания только в рамках своих обязанностей и не имел представления ни об общем замысле, ни о размахе и сроках операции» (с. 67<387>) вовсе не Жуков для пущего коварства изобрел. Представляете себе армию, где исполнители получают указания не только «в рамках своих обязанностей»? Однако, как говорили классики, ближе к делу.

А дела тут таковы: на сей раз по своим собственным словам профессиональный разведчик каркает во все воронье горло, что «Халхин-Гол — это первая в двадцатом веке молниеносная война, блицкриг в чистом виде. Это первое в истории правильное применение танков крупными массами для ударов в глубину. Это пример небывалой концентрации артиллерии на узких участках фронта. Это образец абсолютной внезапности сокрушающих ударов — за первые полтора часа сражения японская артиллерия не произвела ни единого выстрела и ни один японский самолет не поднялся в воздух» (с. 67<388>). Вот какой СССР агрессивный, как он к самураям подло подкрался. Тысячелетиями жили на территории Монгольской Народной Республики миролюбивые и добрые японцы. Скот разводили, монголов диких отстреливали… Ничего не кажется странным? Извините, а как это японцы вообще в МНР появились? Каким ветром их туда нанесло?

Для начала стоит узнать, когда началась эта «блицкригнутая» война. А началась она аккуратно в мае 1939 года вторжением Японии на территорию МНР.[459]

Наш правдивый рассказчик, начинает эту «необъявленную войну» с 20 августа 1939 года, чем на месте убивает всех «коммунистических историков», а заодно с ними и историков вообще. Теперь, после этого капитального «разоблачения», остается только сесть и задуматься: а что было в Монголии с мая 39-го? Как называется то, что японские войска, прикрываясь сфальсифицированной картой собственного производства, переходят государственную границу и начинают постреливать в недовольных последним монгольских пограничников? Не знаю, как в либеральном Лондоне, а у нас это называется вооруженная агрессия, сиречь война. С Монголией у СССР с 1936 года был заключен один из ряда тех договоров о ненападении, которых СССР, согласно Суворову, «не искал, а в случаях, когда договоры существовали, Советский Союз не выполнял своих союзнических обязательств» (Ледокол, с. 38<38>). Так вот, будучи верны этому якобы несуществующему договору, мы пришли на помощь МНР.

Объясняет Г.К. Жуков:

Хочется отметить, что река Халхин-Гол протекает уже на монгольской территории. Что делали там «жертвы» Жуковского «блицкрига» — японцы — аж с мая 1939 года? Жукова дожидались?

Выходит, что бои на Халхин-Голе начались задолго до Жукова, да еще и по инициативе японцев, что доказывают тоннами вполне реальных (в отличие от суворовских) документов те, кого Суворов называет «коммунистическими историками». Но Суворов в своей успевшей уже поднадоесть манере потчует нас тщательно избранными абзацами, строчками, и буквами из Жукова. В результате всех этих ухищрений и появляется эдакая аппликация из седьмой главы «Воспоминаний и размышлений», которая сама является достаточно объективным источником информации по этому конфликту с японцами.

Кстати, здесь мы наблюдаем характерный пример того, как Суворова совсем по- ноздревски «заносит»: по его словам, Халхин-Гол — «это пример небывалой концентрации артиллерии на узких участках фронта». А как насчет «Верденской мясорубки» 1916 года, когда значительная часть фронтовой артиллерии как с немецкой, так и с французской сторон была сосредоточена чуть ли не на десяти километрах фронта? Или для «разведчиков» история вообще и военная история в частности начинается лишь 19 августа 1939 года? Посмотрим: у наших на самом острие удара по японцам при бое у Баин-Цаган — «не более 50 орудий, включая поддерживающие с восточного берега реки Халхин-Гол».[462] Да уж, воистину «пример небывалой концентрации»! Сравните с невзрачным и «бывалым» в далеком 1916 году Верденчиком — атакующие немцы «для удара по Вердену… сосредоточили 1225 орудий, из которых 666 тяжелых и 27 сверхтяжелых (38 см морская пушка стреляла на 38 км, 42 см на 14 км), а также, на фронте главного удара, 152 миномета (из них 22 тяжелых)… На 1 км фронта, например, в 18-м корпусе, занимавшем участок всего 2,5 км, приходилось 110 орудий, в том числе 36 тяжелых и 20 сверхтяжелых».[463] Не закрадывается ли смутное подозрение, что Халхин-Гол вовсе не превзошел по «небывалости» все предшествовавшие битвы? Обещали же «пример небывалой концентрации!» Ах, да — это же Суворов у нас спец по «небывалостям».