— С Камом ты сейчас познакомишься, а узнал он об этом от ветра. Ветер говорит ему все, что Кам хочет знать. Я рассказал моим друзьям о тебе, и Кам спросил о тебе у ветра. Ветер рассказал ему что-то, что его заинтересовало.

— Погоди, я ничего не понимаю. Ветер — это кто? Скажи наконец — как тебя зовут?

— Меня зовут Сарт, а ветер — это ветер. — Сарт помахал руками, изобразив что-то вроде мельницы, и улыбнулся. — Давай мы договоримся так, — он остановился и на мгновенье задумался. — Сейчас мы расстанемся, приходи вон на ту полянку попозже, часам к четырем вечера. Там я тебя познакомлю с некоторыми своими друзьями, и у нас будет много времени сегодня и в последующие несколько дней, чтобы поговорить столько, сколько захочется.

Полтора часа до назначенного времени. Я не могу думать ни о чем другом. Сарт познакомит меня со своими друзьями! — повторяю эту фразу про себя (или это она сама повторяется?), и каждый раз сердце предвкушено ускоряет ритм… Хочется считать минуты, постоянно смотрю на часы, но время только замедляется.

Маленький тибетский храм, полутемная прохлада, пара подушек и полное одиночество, в которое вплетаются, не прерывая, едва слышные шаги монахов-смотрителей, подливающих масло в лампады и подметающих двор. Так я решила ждать назначенного времени.

Сарт не стал меня никому представлять, и вопреки ожиданиям никто вообще не обратил на меня никакого внимания, все продолжали делать то, что делали — кто-то просто валялся на травке и пялился в небо, остальные негромко разговаривали. Волнение, достигшее апогея в тот момент, когда Сарт подвел меня к своей компании, само собой улетело в никуда безо всяких усилий — как шарик, надутый водородом, взмывает в небо.

…О чем они говорят? Местами я все понимаю, но то и дело слышу термины, смысл которых не могу ни понять, ни додумать, и из-за этого суть ускользает от меня. Все что мне остается теперь — это разглядывать. От этого занятия я всегда получала удовольствие, но сейчас это особенно радостно — я хочу впитать в себя этих людей, хочу почувствовать их так ярко и близко, насколько это возможно.

Человек, лежащий на траве и жующий травинку, был выше среднего роста, довольно сухощав, но не худой, — он казался весьма крепким. Когда провожу взглядом по его телу, возникает странное, незнакомое ранее напряжение в глубине солнечного сплетения, словно вот-вот что-то должно произойти, но что? Хотелось поймать его взгляд, но он пристально смотрел в одну точку на небе, и, похоже, так могло продолжаться часами. Рядом с ним сидит полногрудая белокурая девушка с голубыми глазами, несколько пухленькая. Обычно мне нравятся стройные, спортивные девчонки, но сейчас эротические пристрастия мне изменили, — ее припухлость мне очень даже симпатична. Обнять, потрогать, посмотреть в глаза… да, мне определенно хочется этого, даже голова слегка закружилась…

Девчонка обсуждала какой-то вопрос с Сартом. Мне нравится выражение ее лица, ее голос, хотя, если сравнивать ее с Сартом, видна огромная разница. Она производит впечатление неоперившегося птенца, в ее интонации часто слышится и неуверенность, и легкое недовольство, но из-за этого я не перестаю чувствовать настоящую искренность во всем, что она делает.

Двое мужчин сидели ко мне почти что спиной, и я не могла разглядеть их лиц.

Из всех них тот, кто валялся на траве, показался мне более «свободным». Я решила не встревать в разговоры, которые велись несколько приглушенными голосами, а познакомиться именно с ним. Хочу подобраться к нему как звереныш — на четырех лапах. Подползла и, заслонив ему небо, заглянула в глаза…

— Я Майя.

…Падение, стремительное падение вниз, — как на аттракционах или во сне… Это ощущение настолько реально, что я непроизвольно вцепилась пальцами в траву, холодок пробежал по спине и по рукам, встопорщив на них волоски. Это чувство возникло именно в тот момент, когда наши взгляды встретились, и через пару мгновений исчезло. Что это было?

— Что это было?

Перевела дыхание, присела на задние лапки, но его взгляд не последовал за мной, а продолжал быть устремленным в небо. Я снова встала на четвереньки и снова нависла над ним. И опять падение! …Такое острое, что мои пальцы вновь непроизвольно сжались, хватаясь за землю, и снова все повторилось, как в первый раз. Это уже не могло быть простым совпадением.

— Скажи мне, что со мной происходит? У меня еще никогда такого не было… — даже не знаю, как сделать так, чтобы он обратил на меня внимание.

Нет никакой неловкости от того, что я наседаю, как непоседливый котенок, — возможно потому, что он не производит впечатление человека, который чем-то занят, думает о чем-то, поэтому вроде как и помешать ему невозможно. Но и сказать, что он просто «без дела» валяется, я тоже не могу — наверное потому, что в его глазах я не видела ни тени того, что обычно сопровождает «ничегонеделание» — ни скуки, ни желания отвлечься на что-то интересное, ни серости и апатии. Странным образом этот человек, ничего не делая, создавал вокруг себя атмосферу насыщенного существования. Я чуть ли не физически чувствовала это… как свежесть колодезной воды — темная, слегка густая, прохладная. Я пью ее, и она заполняет все тело.

Я снова поймала его взгляд, вернее, не поймала, поскольку он никуда не убегал, а просто приняла его в себя. На этот раз я испытала пушистость в груди. Других слов и не подберешь — именно пушистость, игривую, упругую, толкающуюся во все стороны и рассыпающуюся мелкими золотистыми искрами.

— Как тебя зовут? — опять пытаюсь подобраться к нему.

— Кам.

Почему-то так и думала, что он и есть Кам! Уселась рядом и стала его рассматривать. Не могу понять, почему у меня никак не складывается определенный образ — если отвожу взгляд и пытаюсь его представить, то могу восстановить те или иные черты, но они никак не складываются во что-то цельное, определенное. Сейчас он похож на мальчика, еще слишком маленького, чтобы предаваться какому-то серьезному занятию — сидит рядом, ковыряется палочкой в песочке, а сейчас опять смотрит в небо, и опять от него исходит что-то мощное, отзывающееся в солнечном сплетении странным напряжением…

— Сарт сказал, что тебе рассказал обо мне ветер, и что ветер сказал, что я здесь. Что он имел в виду?

— Скорее всего он имел в виду именно то, что сказал.

Все, что раньше я слышала о практике прямого пути, было предельно конкретным, без поэтических гипербол, поэтому я осталась в замешательстве — а что, собственно, тут можно еще спросить? Ему рассказал ветер… Если бы я была в шиваитском храме или на собрании московских любителей эзотерики, я бы, конечно, заподозрила его в самой что ни на есть примитивной попытке произвести на меня впечатление, но ощущение от Кама и от всех этих людей было совершенно иным, не легковесным и пузыристым, а текучим и насыщенным.

Кам перевернулся на живот и, слегка играя босыми ногами, положил подбородок на сложенные перед собой руки. Вслушивался ли он в разговор… не похоже, но он явно во что-то вслушивался. Легкий ветерок набежал, распушил мне волосы и улетел, а я обратила внимание на ступни Кама — они были очень правильной формы, слегка припухлые — прямо как у девчонки или как у Будды, которого рисуют индусы на плакатах в несколько женоподобном виде. Я наблюдала за игрой его ступней, а потом неожиданно для самой себя схватила одну из них и зажала в руках.

Нахлынувшие ощущения напомнили о Тае, время на какие-то мгновения остановилось и протянуло сверкающую нежностью нить между мной, Камом и Таем… Две скалы, полуденное небо, озеро, взгляд Кама, тепло его ступни, руки Тая, — все перемешалось вопреки всем законам пространства и вспыхнуло в одном мгновении так ярко, что я зажмурилась и не смогла сдержать едва слышный стон эротического восторга.

Кам никак не отреагировал и продолжал валяться, как ни в чем ни бывало. Я провела ладонью по его лапе, еще раз, еще… слегка стиснула его пальцы… Это невыносимо… Я перестаю понимать, где мы находимся…