— Смотри мне в глаза, — его голос прозвучал неожиданно близко.

Сложно сфокусировать взгляд, как будто я только что проснулась. Головокружение, легкая тошнота, — преодолеваю это и смотрю в глаза, за которыми — выжженная солнцем равнина…

— Возвращайся, Майя.

Жара чуть спала, и на улицах Ришикеша прибавилось туристов… Меня здесь не было 10 дней. В отеле не было никакого удивления по поводу моего отсутствия, вещи мои собрали, поскольку комната была не оплачена, и они ждали меня в маленькой комнатке, сваленные в большую кучу вместе с простынями, одеялами и прочим хозяйственным хламом. Люди в Индии пропадают, и, судя по равнодушному лицу мальчишки, отдающему мой непонятно кем собранный рюкзак, здесь к этому привыкли.

Чувствую себя как после восхождения на вершину, плоские картинки восприятий скользят как слайды. Как эти люди живут? Чему может улыбаться эта девочка, сидящая напротив долговязого парня с отсутствующим лицом? Неужели ей и вправду хочется улыбаться? Что аккуратно выводит в красивой тетрадке другая девочка, то ли мечтательно, то ли тупо переводящая взгляд со страниц на Гангу? Туристы, лениво улыбаясь друг другу, плавают по улицам в широких разноцветных рубашках и изжеванных штанах. Им нравится такая вялая и размеренная жизнь, от кафе до кафе, от одной достопримечательности к другой. Между нами — пропасть, через которую не перепрыгнуть ни им, ни мне.

…Еще несколько дней. Встреча с Таем похожа на сон. Не осталось ничего, даже смутных отголосков Того. Помню, что было что-то грандиозное, но что? …Пусто со всех сторон, Этого нигде нет. И не будет? Не будет… Шаг за шагом восстановить в памяти все наши разговоры, шаг за шагом начать работу. Другого пути нет, но пока и на это нет сил, — все сгорело, лишь порывы холодного ветра в пустой груди, ни желаний, ни страха. С каждым новым утром я все больше и больше становлюсь обычным человеком.

Еще собирая вещи в Индию, я залезла в Интернет в поисках практических рекомендаций, однако не нашла почти ничего, кроме отвлеченных технических данных и психопатически-экзальтированных описаний, к которым доверия не возникает ни на грош — за километр чувствуется, что авторы этих заметок так хотят найти тут что-то чудесное, что готовы дорисовать это чудо хоть в чем угодно — хоть вот в этом свинстве… с этой мыслью отодвигаюсь от индуса, с непосредственностью ребенка ковыряющего в носу. Снова переполненный автобус… может не следовало мне сюда ехать? Однако Lonely Planet однозначно советует посетить «один из самых священных городов Индии» — Харидвар. Поскольку в Ришикеше я осмотрела все, что могла, а до Харидвара рукой подать — всего лишь час на автобусе, то меня и понесло в поисках впечатлений. Таинственности прибавляло то, что в местный храмовый комплекс Хар-Ки-Паири туристов стали пускать буквально пару лет назад.

Хар-Ки-Паири и в самом деле производит большое впечатление. Своей вопиющей бессмысленностью, что ли… Очередные кричаще раскрашенные храмы, снова кучи людей, рассевшихся, разлегшихся на ступенях, ведущих к Ганге… нет, никак не понять мне прелести этого места. Что-то вроде стадиона, где вместо поля протекает Ганга, а на местах для зрителей сидят, спят, едят, разговаривают индусы — одиночки и целые семьи, приехавшие издалека, чтобы совершить свои обряды. Иногда они заходят в реку, стоят в ней, произносят молитвы, окунаются, черпают воду специальными кувшинами и выливают ее на себя. Мальчики… да, мальчики здесь красивые… несколько пацанят лет двенадцати-четырнадцати бродят по пояс в воде с длинными палками со специальными липкими набалдашниками и с большими стеклами, полупогруженными в воду. Все это снаряжение с успехом позволяет им находить на дне монеты и собирать их, тыкая липким концом палки. Тела мальчиков просто изумительно совершенны, и я не могу удержаться, делаю несколько фотографий. Делая вид, что фотографирую Гангу, я украдкой запечатлевала их тела — вот они слегка нагнулись, всматриваясь в воду, вот один рассказывает что-то другому, жестикулируя, изящный поворот головы, взмах рукой, какие упругие попки в мокрых плавках, какие соблазнительные бугорки в плавках, какие узкие, но мускулистые плечи, предплечья, какие красивые ступни… ну просто само совершенство! Надо быть бревноподобным идиотом, лишенным всякой чувственности, чтобы не испытывать наслаждения от созерцания таких тел, от прикосновений к ним… да… с каким удовольствием я бы прикоснулась ладонями, губами… но ведь они еще дети… но разве эротическое чувство как-то связано с возрастом?… да нет, ни с чем оно ни связано — оно просто проявляется ко всему, в чем дышит чувственность, зачем смешивать такие разные вещи, как эротическое наслаждение и секс? И все-таки легкое чувство вины просачивается сквозь наслаждение от созерцания полуголых мальчиков. Такое тонкое наслаждение — разглядывать эти совершенные творения природы…

Ну ладно, значит не зря съездила… на обратном пути в Ришикеш тряска автобуса меня не беспокоит — я мысленно ласкаю мокрых мальчиков и предвкушаю, как буду просматривать их фотки и еще о чем-нибудь фантазировать… Куда же ехать дальше? В любом случае, от автобусов я до смерти устала. Значит, можно поехать на поезде. В Интернете я читала описания индийских поездов — что они какие-то особенно красивые, что приходить на перрон надо за час до отправления, так как нумерации вагонов там нет, а есть списки пассажиров, которые вывешиваются прямо на вагоне, и надо бродить и искать свою фамилию. В общем, в моем воображении остались чопорные проводники в фуражках, за час до отправления поезда любовно вывешивающие списки пассажиров на специальных досочках в рамочках, красивые опрятные вагоны, легко несущиеся среди бесконечных полей, и мне стало смешно — разве можно так серьезно относиться к поезду, но с другой стороны в этом есть некая прелесть — может удастся почувствовать тот особый пиетет, с которым относились к поездам люди в 19-м веке? Почувствовать чудо в том, что стало давно уже банальным — в этом есть интерес… да, дальше я поеду на поезде.

Покупка билетов обернулась очередным шоком от встречи с индийской реальностью. Перебарывая время от времени накатывающую панику, я рассуждала о том, что, наверное, что-то подобное воображал себе Пушкин, когда писал «Пир по время чумы». Привокзальная площадь битком забита изрыгающими удушающие выхлопные газы машинами и моторикшами, а внутри и вовсе творится что-то бесподобное. Я обнаружила несколько касс, к которым приклеились чудовищно длинные очереди-пиявки. И кто только не стоит в этих очередях… наверное, именно в очереди за билетами можно ознакомиться со всеми кастами, сословиями и прочими структурными элементами индийского общества с древних времен до современности. Полная иллюзия смешения веков — в одной очереди и солидный индусский господин с золотыми часами, в модном пиджаке и лакированных туфлях, и ветхий седой старец в белом балахоне, с бидоном и тростью в руках; обычный горожанин в женском платке на голове, и замотанные в тряпки какие-то совершенно уж дикие на вид люди… впрочем, я уже привыкла к тому, что в Индии за внешней дикостью скрываются вполне миролюбивые люди, как привыкла и к тому, что за внешней цивилизованностью скрывается все та же индусская неподражаемая дикость нравов… и точно — солидный господин, стоящий передо мной, смачно высморкался прямо на пол, тут же срыгнул, и при этом лицо его не утратило выражения солидности, и вид его не изменил своего достоинства — сочетание несочетаемого — пора испытывать катарсис, и я почти уже начинаю смеяться, когда сзади в бок меня что-то вполне так ощутимо толкает. Кажется, кто-то тут забылся — я все-таки Белая Мэм, я попрошу помнить об этом… оборачиваясь, я была готова увидеть что угодно, только не то, что увидела — черную гигантскую КОРОВУ, о… вот он, катарсис… Корова неспешно раздвинула очередь, не обращая ни малейшего внимания на покрикивания и похлопывания индусов, пытающихся более или менее вежливо отогнать флегматичную тварь от кассы, и, обдав нас всех дружелюбной вонью, опорожнила свой кишечник и потопала дальше. В то время, как я изображала собой немую сцену из «Ревизора», индусы просто вернулись к своим делам, и корова, перебравшаяся в соседнюю очередь, просто перестала для них существовать, а куча навоза под ногами… эка невидаль, навоз… кучей больше, кучей меньше, да и вообще все это святое — и корова, и навоз, и тут же налетевшие мухи, и вот этот садху, уже наступивший босой ногой в навозную кучу и потащивший за собой дальше по вокзалу следы божественного посещения…