— Практикующие — это кто?

— Те, кто занимается практикой прямого пути.

— Кам, у меня так много вопросов, что я не могу задать ни одного! Мне так хочется поговорить со всеми практикующими!

— Желание отвечать возникает тогда, когда вопрос — практический, когда он вытекает из твоей практики, и когда ответ на него ведет к открытию новых восприятий. Желание взаимодействия с человеком ослабевает, если он проявляет простое любопытство из жажды впечатлений, если его вопросы не продиктованы его устремленностью, не подкреплены собственными усилиями по поиску ответа.

— Намек понятен:)

Начало стремительно темнеть, двое мужчин так и продолжали свою беседу, когда к ним подошли еще трое — двое мужчин и одна девушка. Все вместе они, не оборачиваясь и не прощаясь, ушли. Через несколько минут встал и ушел Сарт. Белокурая девчонка поглядывала на меня безо всякого видимого интереса, и у меня не возникло желания подойти к ней — мне казалось, что она о чем-то напряженно думает.

— Завтра, как проснешься, приходи сюда снова, — Кам поднялся на ноги, стряхнул с себя травинки. Поговорим еще.

Развернулся и ушел. Я заметила, что меня хоть и не явно, но задевает полное отсутствие каких-либо общепринятых знаков, которыми люди сопровождают встречи и расставания. И это при том, что я сама всегда не любила эти церемонии! Казалось бы, я должна была бы испытывать легкость от такой свободы от обязательных ритуалов, но… недовольство, и даже легкая обида вполне ясно мной ощущались: «даже не кивнул, не улыбнулся, просто встал и ушел, как будто меня здесь нет». Вот гадость… Оказывается, я, отказавшись от общепринятых форм вежливости, тем не менее поддерживала в себе другую — усеченную ее форму, и оказалась к ней привязанной не менее, чем люди — к своей, и в результате сейчас испытываю досаду… Работы непочатый край, — засучивай рукава и вперед! Только все еще непонятно, что же делать, что мне делать прямо сейчас?

Я встала и ушла, испытывая настоящую ломку и чувство нарастающего неудобства от того, что заставила себя не поддаться автоматизму и не подать никакого знака оставшейся девчонке. Так меня и корежило вплоть до того момента, пока ее фигура не растаяла в темноте.

«** октября

После сегодняшней встречи во мне что-то переливается, я словно зритель, созерцающий непередаваемые словами чувства, и ведь я сама и созерцаю, и чувствую. Как отделить внешнее — то, что наведено на нас окружающим миром привычек, страхов, от внутреннего, сокровенного? Пожалуй, критерий лишь в том, что внешнее, привычное — оно не имеет какого-то особого внутреннего свечения, и этого нельзя не почувствовать. И наоборот — то, что идет от индивидуальности, что является выражением тех сил и стремлений, что выросли и живут во мне естественно — оно словно подбрасывает хвороста в это свечение. Разница чувствуется очень ясно. Таким образом переживание внутреннего свечения, особой внутренней радости, полноты жизни, становится еще и критерием, а не только содержанием, или любое настоящее содержание неизбежно является и критерием? И таким образом надобность в критерии, как в чем-то внешнем, отпадает. Я сама — это и переживание и критерий.

Что будет, если убрать все стереотипы? Не исчезнет ли сама личность? Не перестану ли я иметь возможность соприкасаться с людьми? Не превращусь ли в высохшее, отстраненное существо? Но ни Кам, ни Сарт не похожи на сухарей — наоборот, это я по сравнению с ними чувствую себя бревном. Оказывается, подспудно меня довольно сильно беспокоил этот вопрос все то время, пока я думала об устранении негативных эмоций. Теперь, даже после такого краткого общения с этими людьми, я определенно вижу, что устраняя омрачения, я просто замещаю тусклый свет слепых привычек на яркий свет настоящей индивидуальности. Личность не исчезает, но как бы перерождается. Каждый жест, каждое движение чувства, тела или мысли не нарушает того, что нарушить нельзя, а наоборот — гармонично совмещается с ним. Эти странные чувства, которые сейчас для меня загадочны, которые проявляются на доли секунды во время общения с практикующими, они так глубоко отзываются во мне, словно что-то в самой сокровенной моей глубине уже давно знает их, стремится к ним, рвется изо всех сил.

Беспричинное счастье — часто ли я его испытываю? А если испытываю — то ценю ли эти мгновения? Я, вспоминая себя, ясно помню, что когда раньше я испытывала прилив беспричинного счастья, я немедленно старалась его прекратить — мне казалось это… каким-то несерьезным, что ли. Можно ли вообразить больший идиотизм? Если я испытываю довольство от того-то или того-то — то это нормально, это достойно серьезного человека, а вот чтобы просто так… да счастье… А может тут причина в том, что я инстинктивно старалась избежать того, что нельзя ухватить, и стало быть — нельзя использовать? Возможно, я просто пугалась таких состояний беспричинного счастья, потому что их нельзя было повторить произвольно, а мне очень не хотелось быть заложником чувств, приходящих неизвестно каким образом, и видимо действовал где-то в голове принцип исключения — я лучше постараюсь добиться хоть и кондового, но такого счастья, которое возникает понятным образом, чтобы потом повторять его снова и снова.

Нет… именно беспричинное счастье настоящее, а счастье, имеющее причину — скорее не счастье, а так, довольство, и нажимая на известную кнопку я очень быстро прихожу к пресыщению и отравлению. Удивительное свойство беспричинного счастья — его неисчерпаемость и неприедаемость. Сейчас я не боюсь утвердительно заявить самой себе об этом».

Проснулась я раньше обычного — часов в пять утра. Сны были беспорядочны, смешалось в кучу все — Бодхгайя, какие-то картинки из детства, голоса долбанутых индусов, осаждающих меня с воплями и предлагающих отели, и вообще всякая всячина, так что хотелось сбросить вязкую тень этой ерунды, и, заснув снова, увидеть во сне что-нибудь более приятное. Я вышла на балкон, вокруг была кромешная тьма — ни огонька, все вымерло.

Ночью здесь относительно прохладно — можно даже слегка озябнуть. Все-таки местный климат — это не для меня, устала я от жары. Сколько ни мойся, все равно вся липкая и грязная. Устала от непрерывного и назойливого внимания индусов — даже если они ничего не пытаются всучить, то непременно задают вопросы, пялятся, кричат вслед… Может, с ними надо пожестче? Устала от жуткого бардака и фантастической грязи, которую даже вообразить себе сложно в таком размахе, в котором она есть в Индии.

Да, похоже я проснулась не в лучшем своем настроении. Что за ерунда из меня лезет? Вчера, здесь, в этой засранной Индии, я была с таким людьми, ради общения с которыми я готова не то что липкой и грязной ходить, я готова по уши залезть в эту помойку… Когда я рядом с ними, становится совершенно неважно, что происходит вокруг, как будто мир обычной жизни меня не касается, скользя ничего не значащими голограммами по невидимой сфере, внутри которой я живу своей удивительной жизнью.

И вот я стою на балконе и смакую свое старческое недовольство, погружаясь в хорошо знакомое полудепрессивное состояние, как будто ни вчера, ни в поезде, ни в Ришикеше, ни в Кулу я никого не встречала и ничего не переживала. Как такое может быть? У Кастанеды читала о том, что он напрочь забывал целые куски своей жизни, которые проводил с магами. Он объяснял это позицией точки сборки, позиция сместилась — и все, ты опять обычный человек… А вдруг она навсегда сместится в это старческое нытье, в которое я успела погрузиться так незаметно и непринужденно?

…А ведь я ничего не знаю о том, что такое точка сборки! Вчера мне казалось, что больше я никогда не вляпаюсь в эту тупость — опираться на то, восприятия чего у меня нет. И вот снова вляпалась… И что же делать? При мысли о том, что необходимо отказаться от всех мыслей про точку сборки просто потому, что у меня нет никаких восприятий точки сборки, возникло чувство ужасной потери, словно отнимают любимую игрушку. Вот так оно засасывает… Отчаяние подкатило к горлу, захотелось плакать и жаловаться, — все опять и опять наваливается на меня… Что бы я ни поняла вчера, что бы ни пережила, — я неизбежно, неизбежно, неизбежно… Что за ерунда??? Не одно, так другое. Что делать с этим — не понимаю. Лучше уж пойти спать, чем запихивать себя то в одну задницу, то в другую.