По пути Астенфору и наемникам встретилось еще несколько фантомов – та же самая компания, только ехала она в других направлениях. Ни разу они не были настоящими.

Наемники нервничали, обвиняя во всем чародея, и в какой-то степени были правы. Он упустил след, полагаться приходилось теперь только на интуицию. Открыто колдовать опасно – чародейка, помогающая фрилакам, способна в любой момент перейти от пассивной обороны к нападению. Скорее всего, она ждала своего шанса, и думать об этом было неприятно…

– Слушайте внимательно, – сказал Астенфор, глядя сквозь лунный сумрак на бандитов. – И не думайте, что я от вас что-то скрываю. Инспектор Майн дал мне поручение обеспечить вам поддержку, и значит, на то были свои причины. Женщина, которую вы видели, волшебница. Вагант вызвал ее из Лиссона. Теперь она обеспечивает прикрытие огру и Наэварре. Скорее всего, ей известно о нас, иначе она не стала бы создавать так много фантомов.

Кануль выстрелил слюной через передние зубы.

– Так выдайте ей на орехи каким-то своим колдовским способом, – прогнусил он. – А мы займемся остальными.

– Нет. Этим я испорчу все дело. Ведь для этого нужно хотя бы знать, где находится противник…

– Боитесь? – хмыкнул орк. – Стало быть, она вас сильнее, мессир.

– Не надо поспешных выводов. Я не учу вас, как затачивать клинки и куда лучше целиться, бросая нож!

– Ну еще бы, – буркнул Вирза.

Четверка смотрела на чародея недружелюбно. Недружелюбность неуклонно повышалась в градусе с каждой минутой.

– Вы можете прямо сейчас ринуться на прочесывание леса, если вам не терпится. Но это ничего вам не даст. Вы вспугнете фрилаков, и только. Тогда можете распрощаться с наградой, – отрезал Астенфор.

– Значит, вы ни хрена не знаете. Так и сказано было: упустили…

– Я знаю, где они будут сегодня ночью. Туда же поедем и мы. С соблюдением крайней осторожности.

Раскричались козодои.

– Повторяю…

– Понятно, мессир, – поднял широкую длань Обжора. – Крайнейшая осторожность. Понимаем, что ж. Не вчера на дорогу с мечом-то вышли… Но. Не вздумайте водить нас за нос, Астенфор. Даже в мыслях не держите. Мы подлого звания, в отличие от вас, – да и не претендуем, наше дело маленькое, – но держать нас за недоумков последних не позволим! След потерян – что ж, не впервой. Знаете, куда ехать, – отлично. Приятственно на душе, не могу не отметить. Мы следуем вашим приказам с надеждой, что от них будет толк. Но. Не советую пудрить нам мозги! Мы тоже кое-чего соображаем и не учим вас бормотать всякие сукровенные формулы из магии, ага?

– Не учим, – отозвался Кануль.

– Это радует, – сказал чародей, тщательно скрывая свою ярость. – Если бы что-то подобное было у меня в мыслях, господа… уверяю, я не стал бы ждать так долго и непременно сделал бы что-нибудь очень неприятное.

– Для нас? – спросил Вирза.

– Для вас. Но я не сделал этого раньше, не сделаю и теперь. Мы компаньоны и должны друг другу доверять. Не будь с Наэваррой чародейки, мы давно бы вернулись и получили причитающееся. Но раз она есть, позвольте мне заняться ею. От вас я требую внимательности. И профессионализма. Надеюсь, на последнее я могу рассчитывать в полной мере.

Его укол попал в точку и разрядил обстановку. Честолюбие у головорезов было на высоте. Орк клацнул зубами.

– Можете рассчитывать. В этом мы дадим фору хоть кому, верно, парни?

Парни засверкали улыбками, их глазки горели в полумраке, словно у бешеных собак. Четверка лучилась самодовольством.

– Хорошо, – сказал чародей.

«На какое-то время это усыпит их бдительность. Они будут упиваться тем, как высоко их ценит ставленник самого виконта Шардэ. А пока я составлю свой план».

Астенфор развернул коня и двинул его в ложбину, края которой поросли ольхой. Четверка цепочкой последовала за ним. Обжора ехал впереди, Гитад замыкал шествие. Полугном прислушивался к ночным звукам, слух у него был острым, а глаза привычны к отсутствию света, так что лунный полумрак не доставлял ему особых хлопот. Чем дальше всадники углублялись в лес, тем тревожней вели себя птицы и животные. Гитад хорошо слышал перестук оленьих копыт в чаще, скрежет когтей рыси на ветвях, шумное ворчание какого-то хищника в берлоге. Козодои то вдруг принимались орать, то замолкали, совы ухали и что-то неопределимое пищало, а иной раз писк этот превращался в нечто похожее на детский плач. Гитад таращился по сторонам, держа в пределах досягаемости взведенный арбалет. Спата[4] рядом. Дерни за рукоять – и она с тобой. Через несколько десятков метров молчаливой поездки Гитад обернулся. Затылок его жгло, спину словно медленно и расчетливо дырявили широким сверлом. Бандит схватился за талисман-оберег, который надел поверх куртки, и стал произносить про себя заклинания, какие знал от отца-гнома. На нижней ветке дерева позади Гитада сидела большая белоснежная сова. Ее глаза-линзы уставились на полугнома, немигающие, жуткие. Они заглядывали прямо в сердце. Наемник моргнул, обливаясь потом. Он никогда не видел в этих краях белых сов. Таких больших белых сов, которые, по его представлению, должны водиться на севере.

Ветка была слишком тонкой, чтобы удержать это белое чудовище, но сова сидела на ней как ни в чем не бывало. Полугном следил за совой, пока у него не заболела шея. Потом птица расправила крылья и без единого звука взмыла вверх. Исчезла, словно призрак. Гитад сомневался, что это было живое создание.

Наемник посчитал это очень скверным знаком.

За время своих странствий Браги из Шидама ни разу не обращался к прорицательницам и оракулам. Ему не хотелось знать свое будущее, а настоящее было известно и так. Беспокоило прошлое и его истоки. Начало. Момент рождения и обстоятельства, этому сопутствующие. Все это внушало ему, не боящемуся никого и ничего, мутный, почти тошнотворный страх. Он хотел быть человеком и думал о себе по большей части именно так. Мысли эти были настолько привычны, что иной раз Браги вспоминал о том, что он большой и устрашающий монстр, лишь по подсказке со стороны. Когда, к примеру, чуть не сбрасывал с моста телегу с людьми и получал от них хорошую порцию брани, когда наступал на ногу какому-нибудь честному обывателю и слышал его дикие вопли, когда ломал очередную слишком хлипкую для него скамейку в трактире или стукался лбом о притолоку. Судьба огра в мире, где подобные существа являются избыточными по весу и габаритам, не очень легкая. Прямо сказать, не безоблачная. Невзирая на свои подвиги, совершаемые во имя безопасности людей и прочих разумных созданий, Страшила не переставал подвергаться насмешкам. Он постоянно чувствовал скрытую иронию и затаенный страх. Таковы они, существа ниже ростом, их атавистический страх перед чудовищем побороть невозможно. И Браги с этим смирился. Почти. Даже те, кого он освобождал от кровожадных разбойников и чудовищ, кому своей силой помогал убрать камень, перегораживающий реку или ручей, или построить дом, старались избавиться от его общества как можно быстрее. Браги брал плату с тех, кто мог себе это позволить, и не задерживался дольше, чем надо. Страшила усвоил правила.

Иной раз желание сбросить с себя этот груз и стать таким, как все, было настолько сильным, что Браги терял почву под ногами. В голове его начиналось нездоровое брожение. Огр боялся, что в таком состоянии он способен кому-нибудь навредить, и тогда сбегал. В глухие непосещаемые места. В горы, в лесную чащу, в пустыню. Там он коротал свои черные одинокие дни.

Бывало и по-другому. Случалось, что даже его, немало повидавшего на своем веку, поражала скаредность, мелочность и злоба людей. Представляя себе, что в один прекрасный день он станет таким же, Страшила говорил себе твердое «нет». Уж лучше так – чудовищем со своими слабостями, но чудовищем честным. Пускай чересчур правильным, но все-таки. В такие минуты Браги радовался, что он огр, и верил всем легендам, которые слышал про себя, всем обрывочным воспоминаниям о своих предках… Верил, подозревая, что это обман.