– Пытался ли он общаться с вами после своей попытки самоубийства?

– Да, с помощью блокнота, который мы положили рядом с его уцелевшей рукой. Большая часть каракулей нашего брата была просьбой избавить его от мучений.

– Он оказал вам дурную услугу своими откровениями.

– Почему же?

– Стоит ли напоминать, что все, замешанные в этом деле, были устранены?

– Кем?

– У меня впечатление, что Альмеда втайне надеялся на то, что вы сможете в этом разобраться. В конце концов, вы достаточно догадливы. И не перестаете это доказывать с тех пор, как я здесь.

– Признаюсь, что, показывая вам это письмо, я и впрямь рассчитывал немного прояснить тайну.

– Очевидно, Боуман хотел заставить кого-то поверить, что доктора Флетчер и Гровен выиграли гонку к вечной жизни, затеянную сомнительными сектами.

– Раэлитами?

– И ими тоже, среди прочих. Как Боуман и предполагал, одна из этих сект оказалась готова на все, лишь бы завладеть магической формулой. Но только сам он при этом лишился жизни.

– Я пришел к тому же заключению, что и вы.

– В том-то и проблема.

– Почему?

– «Мы хотели пролить свет, но лишь подняли завесу над мраком» – это слова самого Альмеды. Боуман ожидал какой-то реакции, но не такой яростной.

– Что вы из этого выводите?

– Надо ехать в Рим.

– Но… Альмеда еще…

– Он уже не принадлежит этому миру, вы же сами сказали. Я встречусь с вами в Риме семнадцатого, в кафе «Греко», ровно в восемь часов. А до этого мне надо завернуть в Ниццу.

– Я поеду завтра же.

– Передвигайтесь как можно незаметнее.

– Почему?

– Путь к кардиналу будет опасен.

Кейт Нутак посмотрела на новенький календарь начавшегося года, прикидывая, дадут ли ей доработать до Сретения. Уэйнтрауб уже звонил, узнав о ее рейде в Анкоридж. То, как она использовала приставленных к Натану Лаву агентов ФБР, учинив вдобавок наглый допрос главе «Бритиш Петролеум», вывело его из себя. «Вас же дерьмом завалят, даже понять не успеете откуда». Она огрызнулась: «Если с вашего места, то это не слишком высоко». – «Не заблуждайтесь, Нутак, вы затеяли игру с большими ребятами. Рядом с ними капитан Малланд и хозяин „Правильного бара“ – мелюзга». – «Выскажитесь яснее, Уэйнтрауб». – «Долго вам ждать не придется!» – рявкнул он и повесил трубку.

Гнев и беспокойство развязывали языки.

Указание «большие ребята» серьезно сокращало список подозреваемых. У Кейт были свои соображения на сей счет, вполне, впрочем, соотносившиеся с ее ближайшей встречей.

Клубы сигаретного дыма в сопровождении до-мажорных аккордов вернули ее на диван, под бочок к Брэду. Палец музыканта скользнул в направлении ми по струне ре. Он начал мурлыкать под аккорды своей бас-гитары что-то среднее между Адамом Клейтоном и Джеем Уобблом:

Он щелкнул по струнам, чмокнул Кейт в губы, раздавил в пепельнице свой косяк и прильнул к ней. Они перекатились через диван и упали на ковер. Спина эскимоски то выгибалась, то прогибалась, следуя волной за движениями его члена. Наконец он оросил ее матовые ягодицы и встал, качаясь от любви. Поплелся на подгибающихся ногах на кухню утолить жажду. Кейт перевернулась на спину и, лежа на полу, потянулась. Жизнь приобретала неожиданную и заманчивую перспективу как раз в тот момент, когда горизонты ее карьеры совсем занесло пургой. Она забросила расследование ради кайфа с лабухом. Был ли во всем этом какой-то смысл? А разве обязательно, чтобы был? Натан Лав наверняка дал бы ответ, позаимствованный у какого-нибудь великого учителя дзен. Брэд же отвечал на все с помощью своей гитары и поэзии рока. Кейт не увлекалась ни буддизмом, ни музыкой. Противостоять действительности ей удавалось лишь с помощью рассудка. А рассудок диктовал ей, что в преступлении всегда есть смысл и что ей дали образование, взяли на работу и платят как раз зато, чтобы она разобралась в его механизме. Адский грохот металлических децибел заставил ее вздрогнуть.

Мэрилин Мэнсон, «Rock is dead».[24]

Музыка, способная разбудить мертвецов и обдолбанных вусмерть. Брэд уменьшил звук и принес своей музе холодной воды. А забрав из ее рук стакан, залюбовался отпечатками их губ, слившимися воедино на прозрачности стекла.

– Вещественное доказательство нашей любви, – объявил он.

– А твой хрен цвета кофе с молоком ты как улику не рассматриваешь? – прервала она его элегический полет.

– Это не одно и то же, – сказал он, растратив красивые слова.

– Понятно. Выпить из одного стакана – это страсть, а подставить свою задницу – всего лишь перепихон. Так, что ли?

– Нет, нет…

– Буду откровенной: содомия, по крайней мере для меня, это в первый раз. И то лишь ради тебя. Не скажу, что это не доставило мне удовольствия, но вначале я согласилась повернуться только потому, что это был ты. Зато стаканом, на котором сейчас отпечаток моих губ, пользовалось немало моих коллег…

– Куда ты клонишь?

Стоящий перед ней с возбужденным членом Брэд был раздосадован. Насладившись его реакцией, Кейт добавила:

– В перепихоне нет ничего грязного. Наоборот, он делает людей счастливыми.

– Эй, детка, да что с тобой?

– Извини, я пытаюсь сказать, что люблю тебя, но никак не могу подобрать слова…

– Я тоже тебя люблю, Кейт.

Он лег на нее, обнял, уткнулся головой меж грудей и отбил несколько тактов на ее бедрах, пропев:

– Эй, это же мое!

– Выплачу тебе гонорар. Вот, держи аванс!

Он зазмеился по ней, дополз до губ и выдал задаток. Звонок ее сотового телефона в третий раз остался без ответа. Сообщение пополнило голосовую почту.

– Если не ответишь, твои федералы начнут беспокоиться.

– Скажешь тоже, им на меня начхать. В любом случае я тут занята делом. Обрабатываю одного подозрительного типа.

Он притворно отшатнулся, словно воспринял это всерьез. Она закинула ноги ему на спину, притянула к себе и поцеловала, чтобы развеять сомнение на его лице.

– Мне надо в Джуно, Брэд.

– Когда?

– Сейчас.

– Это для твоего расследования?

– Да. Надо допросить губернатора Аляски.

– Терри Крейна? Всего-навсего?

– Я уже договорилась о встрече.

– И чего ты от него хочешь?

– Малость порастрясти ему жирок.

– Что?

Он встал, порылся в пачке «Мальборо», казавшейся пустой, и выудил оттуда мятую сигарету. Закурил, не распрямляя, и сел на диван.

– Ты случайно не пытаешься переплюнуть Лава по количеству врагов? Тоже на фетву нарываешься, что ли?

– Почему ты так говоришь? Думаешь, Крейн связан со всем этим?

– Нет, но ты сама не знаешь, во что ввязываешься. Ничего не имею против гнилых политиканов, но уж если выбирать, предпочитаю уголовников.

Она вспомнила фото в кабинете Прескотта, где тот красовался рядом с Крейном. Если немного повезет, оба мошенника окажутся членами «США-2». Стоит только метить повыше, и в конце концов отыщется что-нибудь серьезное. По крайней мере, она увидит, откуда ждать кучи дерьма, обещанной Уэйнтраубом. Но Брэд прав. Это рискованно.

– Ты просто трусишь, – сказала она по глупости.

– Ну да, как бы с тобой чего-нибудь не случилось. Ты мне дорога. И я не хочу, чтобы ты повторила судьбу Татьяны.

Кейт по-прежнему лежала на полу, глядя в потолок. Брэд любовался ее черной гривой, раскосыми глазами, выступающими скулами, поджарым телом. Совершенно особая пластика, завораживающая, почти неземная. Каждый раз, как она вот так позировала перед ним, у него возникало желание написать песню. Его следующий альбом будет набит намеками. Она подползла к нему, думая, как уберечь его от пламени, которое собирается раздуть, когда ее мобильный телефон снова запищал. На экранчике аппарата появилось сообщение: