Пропев вполголоса песенку раз двадцать, как сутру, он миновал щит, указывающий дорогу к аэропорту. Остаток ночи он проведет в отеле и возьмет билет на первый самолет, летящий в Сиэтл. Он пообещал Сью, что прибудет на похороны Клайда.

Часы показывали десять минут третьего. Уже вторник. Несмотря на поздний час, он позвонил Сью. Она не спала. Транквилизаторы еще не подействовали. Она обрадовалась, услышав его голос. А еще больше, узнав, что он приедет к завтраку. Она настояла на том, что приедет встречать его в аэропорт. Похороны назначены на середину дня.

Натан закончил разговор и вышел из машины. Поднялся в номер «Холлидэй Инн» и встал под холодный душ. К воде, уходившей в сток, примешалось несколько слезинок. Натан плакал.

Слезы, даже если они не облагораживают, не унижают.

Выйдя из ванной, он сел на ковер и принял позу лотоса. Таз наклонен вперед. Плечи и живот не напряжены. Шея и спина прямые. Руки расслаблены. Глаза полуприкрыты, взгляд, зафиксированный в метре от себя, обращен внутрь. Ладони направлены к небу, левая над правой, на уровне живота. Большие пальцы в контакте друг с другом. Коленями он упирался в пол, головой же касался неба, делал медленный, глубокий вдох, доходящий до самого кишечника, старался достичь правильного дыхания. Наплывали мысли. Он ощущал каждую из них, прежде чем изгнать и вернуться в состояние бездумности. Но мысли возвращались, как мощно брошенный бумеранг. Невозможно избавиться от них, погрузиться в пустоту. Медитация не становилась бодрствованием. Он оставался в кошмаре, наполненном призраками, пришедшими из вчерашнего дня и ночи. Разрубленное тело Кармен. Бесформенное лицо Броудена. Разложение. Зловоние. Полностью предаться медитации сейчас у него не получалось.

Он не мог очистить свой мозг.

И тогда он постарался увидеть будущее. Завтра вечером он будет у себя дома и вернется к истокам своей жизни.

Сью подкрасилась, чтобы скрыть печаль. Вдова Клайда встретила Натана в аэропорту Сиэтла на белом «понтиаке», который диссонировал с траурной чернотой. Невзирая на холод, она выбрала платье с глубоким полукруглым вырезом, открывающим грудь женщины, вскормившей двоих детей. Сью поцеловала его в губы. У ее поцелуя был одновременно солоноватый и сладковатый привкус, в нем смешались горе и радость. В дороге они избегали двух тем: следствие и похороны. Как в доброе старое время, он говорили о поэзии дзен, о хокку, о театре «но».

У Сью Боуман в доме остановились ее родители, свекровь и золовка, приехавшие на похороны. Они как раз доедали завтрак, когда Сью под руку с Натаном вошла в кухню. Ее дочка Лорен тоже сидела за столом. Она единственная что-то болтала, не ощущая в отличие от старших скорби. Ее предохраняли невинный возраст и защитный кокон, которым окутала ее мать. С их приходом кухня почти мгновенно опустела.

– Как ты думаешь, где сейчас Клайд? – спросила Сью у Натана, когда они остались одни.

– В морге.

Она подняла глаза от чашки чая и укоризненно взглянула на него.

– Я больше не пью. Уже двое суток я не прикладывалась к бутылке.

– Отлично.

– Поэтому не говори со мной, словно я пьянчужка, окончательно одуревшая от спиртного.

– Извини.

– Как ты считаешь, что происходит с человеком после смерти?

– Смерти нет.

– Как?

– Есть только жизнь. Космос.

– Значит, смерть еще одна иллюзия?

– Ты верующая?

– Да, но иногда я говорю себе, что верить глупо.

– Но так же глупо не верить, поскольку нет ни одного достоверного доказательства в пользу того или другого утверждения. Существование или несуществование Бога – это вопрос веры, а не разума.

– Я теряю веру… и разум…

Просто-напросто Сью пребывала в полной растерянности. И тогда, чтобы окончательно не потерять почву под ногами, она уцепилась за диалектику, как получивший нокдаун боксер цепляется за канаты. Натан подхватил игру, возносясь к высшим сферам богословской проблематики, которая нравилась Сью тем, что уносила ее от низкой действительности. Он начал с ответа на ее первый вопрос:

– Если ты забудешь все, чему тебя научили, и заглянешь в глубину, в свои надежды, сны, в свою интуицию, у тебя появится шанс обрести там знание потустороннего.

– У тебя есть доказательства этого?

– У меня есть опыт. Занимаясь дза-дзен, я открыл иллюзорность собственного «я», интуицию первичного бытия, свою глубинную природу. Я – звездная пыль, частица энергии, материи, сознания, явившаяся из пустоты и обреченная вернуться в пустоту.

– Выходит, ты ни во что не веришь?

– Верю в пустоту.

– Значит, ты, так сроднившийся с буддизмом, все равно не способен отвергнуть карму! Клайд не сможет перевоплотиться?

– Как тебе известно, карма означает «действие и его последствия». Действие телесное, словом или сознанием. Любой поступок, любое слово или мысль оказывает влияние на наше «я» и на наше окружение. И из этих зерен кармы в конце концов взойдут сорные травы либо великолепные цветы. До дня, когда ты осознаешь, что все – иллюзия, когда покинешь свое «я» и станешь жить в гармонии с космосом, который есть пустота. Клайд возродится в виде частицы космоса.

Сью вытерла влажные глаза и всхлипнула в чашку. Она продолжала бороться:

– Смерть пугает меня.

– Бог послал своего Сына, чтобы избавить людей от этого страха.

– Хочу напомнить тебе, что я еврейка. Несмотря на свои таланты проповедника, Иисус не является для меня Мессией. Он лишь воспользовался неспокойной и мистической эпохой, чтобы заставить нас поверить в свое воскрешение.

Натан досадовал на себя за то, что совершил такой промах. И он тут же исправился:

– Твой страх похож на тот, какой испытывают, перед тем как одержать большую победу. Вместо того чтобы зацикливаться на этом чувстве, лучше взгляни, чем оно мотивировано. В этом избавление.

На этот раз он слишком высоко поднял планку. Она положила ладонь на его руку.

– Мне нужна конкретика, а не метафизические отступления, в которые обычно углубляются, когда все идет хорошо.

– Беги от того, что тебя окружает, уединись, медитируй. От всего отрешившись, ты начнешь презирать смерть и всецело посвятишь себя жизни.

– А про детей моих ты забыл?

– Сперва дай им вырасти. Ответы получишь позже.

– Ключи вручены холостым одиночкам, да? Тогда отдай мне свои.

– Ими ты никакую дверь не откроешь. Я дошел до той точки, когда должен ежедневно находить весомое оправдание тому, что не покончил со всем этим.

Сью встала, чтобы ответить на телефонный звонок. В кухню вбежала Лорен; она налила большой стакан сока «Тропикана», откусила от маминой тартинки и во весь рот улыбнулась Натану. С сигаретой во рту возвратилась Сью, по дороге она захватила кофейник, чтобы подлить кофе Натану.

– Брат звонил. Он уже в пути.

– Вся семья собралась вокруг тебя. Это хорошо.

– Недостает только девицы Клайда.

Натан предпочел не рассказывать ей, какая жестокая судьба была уготована Кармен.

– Жизнь моя не удалась, – всхлипнув, произнесла Сью.

– Твоя? Да твоя жизнь чиста, как алмаз.

– Ну да!..

– Она многого стоит, потому что может прерваться в любой миг, и после тебя не останется ничего дурного…

– У меня был муж, который изменял мне, меж тем как я подавляла любовь к тебе. И что же в этом совершенного?

– Тайная любовь стоит больше, чем любовь, которую проявляют.

– Знаешь что, хватит теоретизировать.

– А я вот вспоминаю тот воскресный обед, на который ты пригласила нас. Были Мелани, Клайд, твои дети. Стол стоял в тенистой беседке. Обед был изысканный, великолепное шабли. Мы захмелели и безумно смеялись, не могли остановиться до самого десерта. Ты создала совершенную гармонию. Даже твой кот Клинтон, набивший брюхо, как барабан, и дрыхнувший в траве, являлся составной частью счастливого состояния, которое ты сумела создать. В тот день я желал тебя за способность излучать такое безграничное счастье. То, что я тебе рассказываю, Сью, это и есть конкретика. Потому-то, говоря о твоей жизни, я сравниваю ее с бриллиантом. Его многочисленные грани бесконечно чисты.