Какие-то люди пробирались под покровом темноты к лесистой возвышенности неподалеку от нашей стоянки. По ночам с того направления был виден мерцающий свет будто бы от множества свечей, а теплый ветер иногда доносил к нам странные звуки, исполненные колдовства. Мы терялись в догадках, пока слухи, пересуды и разговоры не навели нас на суть происходящего.

По этим сплетням выходило, что неподалеку от нашего Холма расположена одна из наиболее почитаемых реликвий того времени и тех мест. Молва помещала рядом с нашим новым домом мифический «Трон Заходского» — артефакт в виде лопнувшего пополам камня, покрытого на изломе вязью загадочных рун. Считалось, что этот камень способен даровать своему обладателювласть над погодой и течением времени, над дорогами, ручьями и тропинками тех мест. Среди практикующих колдовство ролевиков немного было таких, кто бы не слышал о Троне, за обладание им кипели не одна и не две «астральные битвы». Нам надоела эта бессмысленная возня, и мы отправили дозор на поиски священного камня. Но он оказался до времени властно скрыт от нашего пытливого взора. Так могло бы быть и по сию пору — если бы не Слон.

Как-то днём Слону, отправившемуся на пешую прогулку, приспичило срочно посрать. Ему приглянулась одна полянка, посредине которой он заметил развалившийся надвое валун — блеснувший на сколе вязью белесых символов.

— Ага! — подумал Слон. — Сиденьице аккурат под меня!

Взобравшись на валун, Слон уселся на корточки и нагадил прямо в расщелину камня. В этот момент — как он потом рассказывал — солнечный свет как будто сделался ярче, а по древесным кронам пробежала мелкая дрожь. Затем ветер сбросил на землю несколько сухих ветвей — и наваждение сгинуло.

Так было снято древнее заклятие, и эти места стали полностью нашими, а в окрестностях Трона мы устроили нужник. Прошло совсем немного времени, и колдуны, взыскующие силы Трона, совершенно перестали нас беспокоить.

В тот же день мы обступили Майское Дерево и принялись по очереди подрубать его ствол топором, приговаривая при этом: «Срубим, срубим на хуй майское дерево!». А когда дерево упало, мы разрубили его ствол на множество частей и сложили из этих поленьев ритуальное пламя. В оставшийся пень мы заколотили три выгоревших двигателя от ПТУРСов, принесенные с танкового полигона. И когда силлюминовые хвостовики, словно гигантские поганки, выросли над пнем — мы обратились на четыре стороны света и провозгласили это место своим. Это произошло, как только отгремели Иудейские Войны.

За две недели перед этим, в начале июля, у нас назрела проблема. Охуевшие сотрудники райвоенкомата ворвались к Барину домой, захватили его в плен и потащили на городской сборный пункт. Хотели призвать его ракетчиком на космодром «Плесецк» — заставить дышать фреоном и утилизировать гептил. Взвесив все обстоятельства, я взял бутылку водки и отправился на Московский вокзал, откуда Барина должны были отправлять на далёкую службу. Я нашел его вместе с группой таких же несчастных в зале ожидания — Барин пил портвейн и закусывал бутербродами. Под предлогом прощания я распил с Барином бутылку водки, а потом предложил:

— На что тебе Плисецк? Может, бежим?

— Бежим, — легко согласился Барин, и мы побежали.

Некоторые полагают, будто сбежать с «армейской пересылки» — непростая задача. На самом же деле это, как справедливо выразился Барин, «плевка моего не стоит». Несколько военных, охраняющие группу призывников не вооружены ничем, кроме резиновых дубинок. Возможно, у их офицера окажется с собой пистолет — но и что с того? Стрелять из него по призывникам он вряд ли станет — если еще не выжил из ума. Так что весь вопрос упирается в простое «Кто шустрее, тот и прав!».

Выждав момент, мы с Барином взялись за дело с такой лихостью, что оказались на улице раньше, чем охраняющие призывников вояки воткнулись в этот расклад. За Московским вокзалом множество темных, запутанных дворов, так что мы благополучно потерялись от погони в этой каменной круговерти. Всю ночь мы с Барином пили водку и плутали по городу, а с рассветом отправились в Заходское. Укрывать Барина от военной службы было решено там.

Время это пришлось на игру «Меч и Радуга», проводившейся по одноименной книге Елены Хаецкой. Автор книги лично посетила эту игру — ходила повсюду с глумливым видом и втыкала, как её произведение обретает на местности новую жизнь. Эта оказалась мировая тетка с въедливым умом — единственный человек, побывавший на игре по собственной книге, о котором я знаю.

Мы остановились у озера, поближе к главным событиям игры. В самый разгар веселья некто пан Клякса[42] вышел вместе со своими спутниками[43] из дебрей за Нотингемом, что раскинулись по дороге на танковый полигон. По словам Кляксы, они ездили в этот край с целью «жрать колеса и смотреть галюны», а к ролевым играм не имели ни малейшего отношения. Жили они прежде в домике из досок и полиэтилена, которого лишились по вине панка по имени Глист. Вышло это так.

Глист, обожравшись циклодолу, принес с танкового полигона несколько мин. С величайшим старанием он развёл буржуйку, положил мины внутрь и лег спать. Про это узнали и подняли панику, успели выскочить сами и вытащить недалекого Глиста. Но домику пришел пиздец — что не доделал взрыв, то закончил пожар. Оставшись без дома, пан Клякса пошел скитаться по свету вместе со своими друзьями-постпанками. В скором времени он объявился на дорогах волшебного мира — чуть ли не в самом Хороводе Сил. С собой постпанки несли паркопан и циклу, водку, несколько гитар и Артура-Дерево, во все дни совершенно бессмысленного.

На игре нам удалось вступить с новоприбывшими жителями волшебного мира в товарно-меновые отношения. За косяк конопли мы купили у пана Кляксы двух ихних девчонок — Пяточку и Королеву, искушенных в путях употребления циклодола и других нейролептиков. Последнее было очевидно: Королева, например, была полностью уверена в существовании на берегу Большого Красноперского девятиэтажных домов и то и дело порывалась «вписаться в парадную». Её подруга Пяточка, судя по всему, полагала себя путешествующей по метро. Она то и дело вскакивала со своего места у костра и принималась тормошить Королеву:

— Горьковская! — кричала она. — Выходим скорей!

Обе наших новых подруги были в полном «объебосе», неудивительно, что нашлись такие, кто решил этим воспользоваться. Я имею в виду царя Трандуила, прославившегося в Питере своим невообразимым распутством.

У Трандуила было огромное количество женщин. Может быть, не первых красавиц — но все же. Царь Лихолесья добивался этого не за счет своей внешности (мягко говоря, он не отличался особенной красотой), а за счет врожденной напористости и железной хватки руки кузнеца. Многим женщинам нравились его тупые прихваты, но Транд сильно заблуждался, если думал, что они нравятся всем.

На этот раз в качестве жертвы своих домогательств Трандуил выбрал Королеву. Та стояла в это время посреди нашей стоянки, тяжело опираясь обеими руками на двухметровый кол (из-за циклодола ноги её не держали). Трандуил принялся подбираться к Королеве маленькими шажочками — широко расставив руки и выкликая самым сладостным голосом:

— Позволь, я тебя поцелую!

Королева, пребывающая под властью циклодольных галлюцинаций, приближение Транда заметила слишком поздно. Она открыла глаза, лишь когда почувствовала, как её кто-то хватает.

— Дай-ка я тебя обниму! — проревел Трандуил, чья усатая рожа оказалась теперь непосредственно перед Королевой. — Девушка, я …

Но не тут-то было. С большой силой оттолкнув от себя тяжеленный кол, Королева попала им прямо Трандуилу в башку. Палка рассекла кожу на лбу, из-под спутанной шевелюры хлынула кровь — но порыв Транда это не остановило. Вот что сама Королева рассказывает о дальнейших обстоятельствах той далекой встречи: