Индустрия средств защиты на ролевых играх находилась в то время в зачаточном состоянии. Это можно сравнить с беременностью: сейчас доспехи уже «родились» и вполне себе «подросли», а тогда ихнюю маму еще даже ебать не начали. Рынка брони не было, так как желающие изготавливали снаряжение под себя и никому его не продавали.

Реконструкторская снасть на игры еще не проникла, а собственных удачных решений было не так уж и много. Из-за этого подавляющее большинство доспехов тех лет было собрано из алюминиевых пластин, кровельного железа, жести и другого гнилого говна. Те, у кого руки были на месте, умудрялись сделать кое-что приличное, но это было скорее приятное исключение, ежели распространенная практика.

Но война продолжалась, оставляя участникам глубокие ссадины и обширные синяки, так что необходимость защитных мер становилась ясна все большему количеству игроков. В то время на передовой спорили две системы — принятый у Морадана «экспериментальный метод» и наш собственный «метод анестезии».

В рамках первого метода Морадан ввел в обращение металлические пластины, наклепывая их внахлест на куски толстого линолеума. Одетое на ватник, это подобие средневековой бригантины дает неплохую защиту. В современном мире такой доспех вызовет только насмешки, но для того времени это являлось передовой разработкой, существенно усилившей одоспешенность Хирда и его военную мощь. С той же целью люди Хирда применяли шлемы из толстой кожи и металлических полос, усиленные наручи и т. д. — эксперимент шёл, и процесс поиска в мастерской у Морадана не стоял на месте.

Мы предпочитали другой путь. Надев ватники и толстые рукавицы, мы «заливали глаза», а после игры отлеживались. Защиты окромя водки мы не признавали, почитая это зазорным, а идти в бой трезвыми полагали для себя невозможным. По пьяни тебе похуй на разбитую башку — что свою, что чужую, а сломанные пальцы воспринимаются как потешное приключение. Вид крови бодрит, а обычные синяки — те вообще проходят мимо внимания сознательного ума. За те годы, что я провел на играх, я ни разу не дрался трезвым, и то же самое могу сказать о своих товарищах. Мы не могли понять: разве людям в здравом уме может прийти в голову такая мысль — дуплить друг друга кольями? У Морадана все было не так, сказывалось еще одно различие — разница в подходах.

Подход к тому, что сейчас называют «боевкой», поначалу был один и тот же для всех — то есть не было никакого. Но семена различий, обусловленных личными предпочтениями участников, упали на благодатную почву, так что вскоре поверхность земли вспороли совершенно непохожие друг на друга ростки.

Наиболее консервативной группой оказались сторонники одиночных боёв и «игрового фехтования». Среди них были как законченные ничтожества, для которых клинок был только «продолжением их возвышенного и мрачного образа», так и подлинные мастера своего дела. Федя Дружинин умудрился текстолитовой шпагой перерубить сырую ель толщиной в руку, вдохнув таким образом в термин «игровое фехтование» новую жизнь.

Факт налицо: были те, кто обожал подраться — и те, кто совсем этого не хотел. Косорукие сторонники «театралки» стремились к возвышенным целям и вскоре добились своего, дискредитировав образ толкиениста в глазах большинства обывателей. Из-за этой публики само слово «ролевик» ассоциируется теперь с разной блядью — с инфантильными юношами и жирными хиппи, неспособными за себя постоять. Впоследствии это обернулось для всего движения множеством бед, когда эта скверная брага растеклась по округе и начала вонять. Но и те, кто хотел сражаться, испытывали трудности, определяя формат будущих мероприятий. Сторонники одиночных боёв сверкнули, подобно падающим звёздам, и растворились в горниле грядущих массовых битв. Простая логика — «принцип бандинга»[31] — заставила людей тянуться друг к другу. Даже могучие воины в одиночку не справляются со сплоченными коллективами, так что героизм одиночных сражений постепенно уходит в прошлое. И посреди призраков игр былого — кинжалов, плащей и шпаг — штормовой волной поднимаются новые принципы. В нашем городе одними из первых, кто принял подобную логику, были наш коллектив и Хирд Морадана. Другие, тот же Кошатник и компания Берри, хоть и тусовались вместе, могли взять для игры совершенно разные роли, рассыпаться и действовать парами или поодиночке. Но наша банда (как и Хирд) имели на этот счет другое мнение. Мы не гонялись за важными назначениями и индивидуальными ролями, предпочитая записываться разбойниками (мы), или войсковыми группами (Хирд) — просто ради того, чтобы друг с другом повоевать. Но у нас были разные взгляды на то, как это следует делать.

Водка и адреналин господствовали на нашей стороне поля, побелевшие пальцы до судороги сжимали тяжелые колья. В такой момент человека охватывает боевое усердие — ноги подбрасывают тело вверх и, не слушая голову, уносят его вперед. Поверх всех мыслей лежит плотное покрывало этаноловой анестезии, а адреналин выступает здесь в роли огненного стрекала, методично погружающего в готовый взорваться мозг гипнотический приказ: «Бей первым! Бей сильней!». Полагаться в таком бою следует только на интуицию и инициативу — превыше всего опасаясь оказаться неподалеку от собственных озверевших товарищей.

На стороне Хирда держались совсем иного подхода: там не пили перед боем водку, потому что им этого было не надо. Другая начинка вступала в дело — размеренно бились об оковку тяжелые щитоломы, угрожающе неторопливой была поступь сомкнутого строя. Каждый человек знал свое место, позволяя военной машине Хирда работать с мертвящей неумолимостью механического жнеца. В таком подходе другой кураж, система тренировок и наличие внутренней дисциплины позволяли руководству Хирда жестко координировать порядок ведения боевых действий. Как «потенциальные противники» мы были необходимы друг другу, но это же привело к формированию взаимной ненависти. Времена были дремучие, разница в мировоззрении давала о себе знать, а ведущаяся обеими сторонами пропаганда лишь подливала масла в этот огонь. Начнем с того, что у Морадана подобрались люди неупотребляющие и малопьющие, а у нас — сильно пьющие и употребляющие все подряд. Затем — у Морадана попадались люди верующие, а мы ходили в бой с куплетом из разлюбезной «Коррозии»:

Были ли мы на самом деле сатанистами — этого теперь даже я не знаю. Но Морадан был в то время полностью в этом уверен и терпеть нас за это не мог. Ну да и мы его поповские замашки охуенно недолюбливали.

Мало того — в Хирде было централизованное управление, он административно делился на четыре «центурии». Внутри каждой из них были введены офицерские должности и собственная система рангов, а над всем этим царствовал в вежливой и непреклонной форме сам Морадан.

У нас ничего подобного не было. Главенствовать над собой мы никому не позволяли, управлять и координировать было нечего. Все бухали как проклятые, свято веря в одно — это и есть свобода! Мы полагали, что живем не затем, чтобы какой-нибудь Морадан нам указывал, как нам себя вести и с кем воевать. Любого, кто пожелал бы возвыситься над товарищами и выдвинуться на «офицерскую должность», отпиздили бы так, что ему бы это до самой старости вспоминалось.

Кроме того, в Хирде был введен распорядок дня: подъемы, тренировки и строевая подготовка, только в армии лишняя, а в щитовом бою — первейшая вещь. Им грела душу возможность вместе заниматься такими вещами, а вот мы ни хуя этого не понимали. Лучше всех по этому поводу высказался Барин на совещании братьев по поводу таких «тренировок»: