— Прикиньте, — толковал Кузьмич, вместе со Строри ездивший в боевое охранение самого последнего груза, — какая хуйня вышла! Пригнали мы фуру из Каменки к Звездному рынку, а покупатели наши оказались хачи. Встали мы…

При словах «пригнали из Каменки» Крейзи недоуменно поднял бровь, но перебивать Кузьмича не стал: тот говорил увлеченно.

— Стали они ебать нам мозг, дескать, старшего сейчас нет, он приедет позже, а все деньги находятся у него. Пускай мы пока что выгружаем елки в загон, и когда старший придет, он все пересчитает и решит, сколько это стоит. Только будет это не скоро, так что они пока что пойдут, а мы пускай дожидаемся старшего. Тут Кримсон и говорит: «Как же мы его узнаем?», а они отвечают: «Это такой высокий мужчина, большой, с красивым пузи!»

— Короче, заебали они нас, — перебил Барина Строри. — Тогда мы отобрали у них паспорта и отправили будить ихнего «старшего». А пока они за ним ездили, к нам менты подвалили. Спрашивают нас: «Кто вы такие?» Мы им: «Лесная охрана, на боевом, блядь, посту!» Тогда они посмотрели на нас с подозрением и говорят: «А вы Гущина, случаем, не знаете?» Мы им: «Кто же этого пидора не знает! А вы почему спрашиваете?» И тут они нам такое выдали… Оказывается, подвалившим ментам Володя Гущин оказался отлично известен. Его слили втихую из детской комнаты милиции за связь с поднадзорным подростком, не желая доводить дело до суда и предавать этот случай широкой огласке. Порадовавшись этой истории, мы продолжали застолье, но тут Кримсон, увлекшись выпивкой, «сболтнул лишнего»:

— Кто со мной поедет за следующей фурой? — спросил он. — А то лесник звонит, говорит, что они уже все нарубили! Нужно двое…

— В каком смысле «нарубили»? — переспросил Крейзи. — Это как?

— Да очень просто! — решил «просветить» его Строри. — Кримсон договорился с лесником в Каменке и нанял бомжей, а они…

Надо было видеть Крейзино лицо в тот момент, когда он это услышал. Он побелел, словно полотно, и только и мог, что сипеть:

— Предатели… Предатели!

Возможно, он сердится на нас и по сей день, забыв, что для нашего поступка существует железобетонное оправдание. Ведь к этому делу приложили руку четверо братьев, а один никогда не должен выступать поперек четверых.

Описанные выше случаи скапливались в чаше человеческого терпения подобно маслянистым каплям сильнейшего яда. В начале кампании яду было разве что на дне, а вот ближе к концу чаша переполнилась, и отравленная жидкость щедрым потоком выплеснулась в мир. Произошло это так.

В один из дней телефон в нашем штабе принялся разрываться от странных, с завидной регулярностью повторяющихся звонков. Было похоже, что мы стали мишенью для группы телефонных хулиганов, которые каким-то образом вычислили наш номер. Первый звонок был такой:

— Здравствуйте, — донесся из динамика сильный, чистый мужской голос, — это ОБЭП?

— Нет, — ответил я, — вы не туда попали. Это штаб Елочной Кампании! И тут же повесил трубку. Но через пару секунд телефонный звонок раздался опять.

— Вы не так меня поняли, — послышалось из трубки. — «Это ОБЭП» значит, что вам звонят из ОБЭПа. Мне нужно срочно поговорить с вашим старшим!

— А больше вам ничего не нужно? — возмутился я. — У нас тут не фирма, денег нету, на кой нам ОБЭП? Кончайте свои шуточки! И снова повесил трубку. Но не прошло и минуты, как телефон выдал очередную порцию трелей.

— Алло, — теперь коварный хулиган говорил голосом молодой женщины. — Из Главка вас беспокоят, у нас к вам будет вот какой вопрос…

— Телефон справочного — 09! — сурово ответил я. — Обращайтесь туда со своими вопросами! Подобные звонки сыпались, не переставая. Бывало, что к телефону подходил не я, а еще кто-нибудь, и тогда по проводам неслись целые потоки живописнейшей ругани.

— Хуебэп! — орал в трубку Панаев. — Больше никогда сюда не звони! Иначе мы твой адрес вычислим, и тогда тебе пиздец! Ты меня понял?

Он был не так уж неправ. Недавно мы уже наказали одного телефонного грубияна: им оказался сожитель Иришкиной матери, который взял за привычку хамить Крейзи во время разговоров по телефону. Крейзи эту проблему представил нам так: наглый алкаш терроризирует бедную девочку (Иришку), а когда он (Крейзи) звонит к ней домой, вместо голоса любимой его встречают нецензурная брань и пьяные выкрики. Это хуйло, толковал нам Крейзи, воцарилось у Иришки дома словно дракон, вместе с целой сворой таких же отвратительных змеев. Так найдутся ли среди нас рыцари, которые…

Результатом этой проникновенной беседы стало то, что мы (Крейзи, я, Гуталин и Эйв) ворвались прямо к Иришке в квартиру. «Дракона» Гуталин и Эйв выволокли за шкирку из комнаты, затащили в ванну и вкатили ему преотменнейшей «пизды», а его «друзей-змеев» я запер в комнате и придушил с помощью слезоточивого газа. К сожалению, вместе с ними я «придушил» Иришкину маму, Иришку, самого себя и всех наших товарищей. Получилось так себе, но, как говорится — «победы не бывает без падших», а того «дракона» мы все-таки победили.

Так что Панаев был не так уж и неправ, угрожая телефонному хулигану — кабы не одно охуительное «но». Этим же вечером в штаб пришел Крейзи, который начал беседу со мной вот с какого вопроса:

— Слушай, Петрович, сегодня никто не звонил?

— Да нет, — ответил я, вспомнив, каким образом мы сегодня отвечали на звонки. — Никто!

— А… — Крейзи с облегчением вздохнул. — А то Благодетель говорит, что у ментов на вас лежит целая кипа жалоб. Дескать, звонить будут чуть ли не из самого Главка! Тут Крейзи уселся на лавку, пододвинулся ко мне поближе и зашептал:

— Есть сведения, что завтра нас придут проверять. Будет собрана комиссия: представитель ОБЭПа, кто-то из Главка, начальник местных ментов и куратор из Госкомэкологии. Назначено все это на девять утра…

— Прикольно, что ты мне сказал! — обрадовался я. — Завтра ноги моей здесь не будет…

— То есть? — удивился Крейзи. — А кто будет встречать комиссию? У меня дела в Комитете, Леночка тоже занята, остаешься только ты. Немедленно отправляйся домой спать и приходи завтра ровно к половине девятого. Ночными дежурными останутся Браво и Тень, а с утра…

— Да ни за что, — рассмеялся я. — Мне это на хуй не надо. Если хочешь тереться с мусорами, бросай свои дела и иди сам их встречать. Или попроси Кримсона — увидишь, что он тебе ответит.

— Очень надо, брат, — умоляюще произнес Крейзи. — Это дело больше некому доверить! В конце концов, это твой вокзал, ты тут старший оперативник. Встреть их, ну что тебе стоит?

— Ладно, — кивнул я. — Черт с тобой, уболтал!

С утра я проснулся свежим и отдохнувшим, полным оптимизма и жизненных сил. Налил себе сто пятьдесят водки, съел тарелку борща и пару бутербродов, выпил полчайника крепчайшего кофе. Я не видел особенного смысла ошиваться в штабе, ожидая встречи с «комиссией», поэтому для начала встретился возле метро с Эйвом. Мы немного покурили на улице, обсуждая готовящееся мероприятие, и к дверям штаба прибыли не «в половину», а где-то «без пяти». И сразу же заметили неладное.

Двери штаба (обычно плотно закрытые, чтобы не выпускать драгоценное тепло) теперь были приоткрыты примерно на треть. Взявшись за ручку, я потянул ее на себя, и сквозь открывшийся проем почти сразу же увидел Максима Браво. Он скорчился на груде елок и блевал, сунув голову и плечи в огромный пластиковый мешок.

Несколько удивленный таким делом, я сделал пару шагов внутрь помещения. Следующим, что я увидел, было тело Панаева, мертвым грузом лежащее на инспекторском столе. Голый по пояс Тень (он был только в ботинках и джинсах) лежал на спине, широко раскинув руки. В его обращенном к потолку лице не было не кровинки, грудная клетка не двигалась, а левую руку обвивала приспущенная перетяжка, сделанная из брючного ремня. А из вены, словно воткнутый в мишень дротик, торчал двухкубовый шприц со следами выбранного «контроля».

На столе возле Панаева лежала картонка, на которой были сложены: зажигалка, закопченная стальная ложка, пустые упаковки из-под шприцов и два «гаража».[241] Рядом с ними виднелись распотрошенная обертка от сигаретной пачки и горка грязно-белого порошка, в котором наметанный взгляд без труда бы узнал героин.