— Как же нельзя? — удивился он. — Когда водкой весь кабак забит? Да и вообще, купить водку нам разрешили мастера! Мастера, ты слышишь?!

Это повлияло на толстяка, так что уже через несколько минут мы расселись у костра и раскупорили первую бутылку.

— За приезд, друзья! — поднял Барин первый тост, после чего попросил:

— Горлум, передай мне пожалуйста бутерброд!

— Держи, друг Гимли, — отозвался я. — Арагорн, а тебе сделать?

Начиналось все просто божественно — текли неторопливые «ролевые» истории, причем большую часть времени говорил толстячок. Пить с нами он отказался, зато усиленно налегал на шпроты и чай. Постепенно огненная влага пропитала наши тела, окружающие деревья пустились в пляс — и в тот же миг кто-то заворочался в темных глубинах моего существа.

Этот момент каждый раз подступает незаметно. Вроде только что сели пить — и вот уже нет трех бутылок, в голове шумит, а окружающий мир приобретает новые свойства. Кто-то надевает твое тело, словно перчатку — и ты с изумлением оглядываешься, как будто в первый раз видишь вроде бы уже знакомые места.

Усилием воли прорвав эту пелену, я с удивлением прислушался к ритму нашей «застольной беседы». Толстячок давно молчал, сидя под деревом с побелевшим лицом — что в нынешних обстоятельствах было совершенно неудивительно. Припоминаю, что весь прошедший час мы посвятили воспоминаниям из прошлого (1997) года, не жалея красок расписывая толстяку наши «самые любимые истории».

Рассказывали мы как бы не про себя — дескать, наслушались этих историй, пока гостили в Питере. Мы продолжали называть друг друга вымышленными именами — вот только по пьяни это оказалось гораздо трудней. В конце концов всю нашу «конспирацию» подстерегал чудовищный провал. Вышло это так.

Пытаясь в очередной раз прикурить от костра, Барин пошатнулся, оперся рукой о землю и раздавил мой бутерброд. Мало того — с отвращением оглядев испачканную шпротами руку, он подался вперед и вытер ее об мои штаны.

— Барин, сука! — заорал я, вмиг забыв про «гнома Гимли и Лодейнопольских ролевиков». — Ты совсем охуел!

— Сам ты охуел! — отозвался Барин, к этому моменту уже завершивший собственное «превращение». — Пидор грибноэльфийский!

При этих словах лицо у Кузьмича вытянулось и потемнело, а в глазах появился недобрый масляный блеск. Залпом допив остаток водки, Барин отбросил бутылку в сторону, набрал полную грудь воздуха и заорал:

— ДОЛОЙ ЛИЧИНЫ! — получившийся звук был такой силы, что гулкое эхо раскатилось по всему окрестному лесу. — Песню запевай!

Тут Кузьмич схватил толстячка за плечи, подтащил его к себе и принялся «петь». Кто ни разу не слышал, как Кузьмич это делает, тот потом долго не может избавиться от «первого впечатления». Голос Кузьмича поднялся над местностью, закладывая уши и распугивая ночных птиц — пронзительный и надсадный, словно вой вертолетной турбины.

Эту песню (известную как «Гимн Грибных Эльфов») сочинил специально для нас искуснейший менестрель эльфийского толка — сам царь Трандуил. Ею все сказано — так что после первого же куплета у толстячка не осталось относительно нас ни малейших сомнений. Тем не менее (надо отдать толстяку должное), его опасения были связаны вовсе не с собственной судьбой.

— Что же теперь будет? — заламывая руки скулил он. — Что же скажут «мастера»?

— Не ссы! — успокоил его Барин. — Мы тебя не выдадим! Давай, выпей с нами! Толстячок не посмел отказаться — и вскорости мирно засопел под разлапистой елью. У нас же появилась новая забота: снова закончилась водка. Необходимо было добраться до кабака в Антверпене — а по правилам игры сделать это можно было только на «корабле». По замыслу мастеров, такой «корабль» представляет собой связанные треугольником палки, внутрь которых встают несколько человек. Причем один из них держит «мачту», другой «весла», а еще один — «руль».

По счастью, мимо нашей стоянки «проплывало» какое-то хуйло, которое за несколько мелких монет согласилось «перевезти» нас в Антверпен. От Гааги до Антверпена — чуть меньше километра, но этот путь занял у нас никак не меньше нескольких часов. Из этой поездки мне мало что запомнилось — вокруг раскинулся незнакомый лес, под ноги лезли какие-то коряги, мы то и дело падали, запутавшись в вездесущих веревках.

— Куда вы плывете? — причитал наш «рулевой». — Это же не море, это же земля!

— Да как тут поймешь? — возмущался Барин, обдирая намотавшуюся на шею веревку. — Какой пидор все это придумал?

За полчаса наш «корабль» оборвал половину веревок на участке «Гаага — Антверпен», полностью перекроив «береговую линию», задуманную устроителями игры. Наш «рулевой» поначалу возмущался, но когда мы в очередной раз покатились по земле вместе со всем «кораблем» — плюнул на это дело, выпутался из деревянного треугольника и скрылся в лесу. Так у нас появился собственный корабль.

Дальнейшие события этой ночи представляются мне смазанной чередой каких-то странных событий. Сначала мы подкрались к чьей-то стоянке, где незнакомые нам люди делили при свете костра целую палку твердокопченой колбасы. Ноги сами бросили меня вперед, следом за мной прыгнул Барин — а в следующую секунду нам на спины приземлился Дурман.

В один миг у костра возникла жуткая свалка, в ходе которой мне удалось вырвать из рук у товарищей и проглотить примерно 1/4 имеющейся колбасы. Примерно столько же досталось Дурману, а остальное сожрал Кузьмич. Который, кроме всего прочего, успел несколько раз огреть меня и Дурмана доставшейся ему половинкой.

Поcле этого началось какое-то нелепое разбиралово — ссыкливые хозяева стоянки взяли и нажаловались мастерам. Обстоятельств этого я не запомнил, единственное, что осталось в моей памяти — это следующий удивительный факт. Пришлый «мастер по безопасности» был наряжен в смешные зеленые панталоны, из-за чего беседовать с ним пожелал не кто-нибудь, а сам Кузьмич. Ухватив несчастного за рукав куртки, Барин взялся объяснять ему про «лодейнопольских авторитетов» Петрика и Шнягу, по ходу этого рассказа открывая все новые и новые удивительные подробности.

— Однажды Петрик копал в лесу оружейный склад времен Великой Отечественной Войны, — увлеченно врал Барин, — и подорвался на мине. Взрывом Петрика отбросило в болото, причем в голове у него застрял неразорвавшийся пятидесятимиллиметровый снаряд. Когда Шняга нашел его в лесу, Петрик уже умирал. Тогда Шняга взял свои инструменты и попробовал достать снаряд — ни в какую! Пришлось ему приспособить Петрику к башке водяную баню, чтобы вытопить из снаряда взрывчатку! Петрик до сих пор носит в башке этот снаряд, так что … Все попытки «мастера» перевести разговор в более предметное русло Барин игнорировал — нынче ночью с ним можно было говорить только «про Петрика и Шнягу». Под конец все плюнули и разошлись, а мы стали богаче на семьдесят рублей, которые под шумок спиздила у кого-то из собравшихся Королева.