— Тебе пиздец! — вскакивая на ноги заорал он. — Теперь тебе пиздец!

Лучше бы он не вставал. Первым же хлестким ударом арматурного прута я осушил ему по колену, потом заебенил по локтю, а потом принялся мордовать как попало — по локтю, по горбу, по колену и всяко еще.

— Брось палку! — страшным голосом кричал при этом я. — Немедленно брось палку, пидарас! Сам не свой из-за полученных тумаков, Алексей растерялся и решил подчиниться моим требованиям. Как только он бросил свою палку на землю — я перехватил поудобнее прут и принялся мордовать его с удвоенной силой. Через пару минут я загнал его к кирпичной помойке, запихал в ПУХТО и закрыл массивной металлической крышкой. Заперев остальные дверцы, я принялся поджигать выпирающий на стыках мусор — желая насмерть удушить Алексея в едком и вонючем дыму. Так он меня разозлил!

Жизнь нашему «гостю» спас брат Гоблин — оттеснив мня в сторону, он отпер ПУХТО и уставился на Алексея.

— Возьмите все! — взмолился к нему Алексей, а когда рассмотрел как следует лицо Гоблина, нашел нужным добавить: — Только не убивайте!

С этими словами Алексей вынул из кармана и стал протягивать нам свой кошелек. Я почти поддался на эту провокацию, но Гоблин меня остановил — перехватил за руку.

— Э-э-э, маленький брат! — рассудительно произнес он. — Мы не в лесу! Нельзя его здесь грабить! Лучше мы нассым ему в кошелек!

Через пару секунд мы забрались на ПУХТО и, строгими окриками побуждая Алексея держать руку повыше, полностью обоссали ему бумажник и часть пальто. После этого Гоблин отпустил нашего гостя — и тот ушел, сильно хромая и волоча на горбу свою окровавленную супругу. Когда он совсем скрылся из глаз, меня вдруг посетили продиктованные жадностью сомнения:

— Все же надо было ограбить! А-а-а!

— Не надо! — остановил меня Гоблин. — Чует мое сердце, на этом дело не кончится!

Как всегда, прав оказался Гоблин. На следующий день Строри, пришедшего домой пообедать, прямо на кухне подстерегал участковый милиционер. Пользуясь служебными полномочиями, он проник в квартиру мимо Строриной мамы и теперь пил чай. Видимо, угощением он остался доволен — раз принялся настаивать, чтобы мы нанесли ему ответный визит. Отказать было неудобно, так что нынче же вечером мы отправились на разбор полетов в местный отдел. Изначально дело складывалось не в нашу пользу. Достаточно было бросить взгляд на лицо Алексея и на голову его жены, чтобы все встало на свои места. Четверо подонков измордовали семейную чету! Не знаю, чем бы кончилось дело, но нас здорово выручил сам потерпевший. Это случилось, когда он взялся излагать свою версию происходящего, не стесняясь при этом никого — ни нас, ни присутствующих при разговоре сотрудников милиции.

— Этот урод, — брызжа слюной и тыкая в Строри пальцем кричал Алексей, — отказался постелить моей жене чистое бельё! Ты, сука, еще за это ответишь!

Тогда милицейские чины принялись расспрашивать его об имевших место обстоятельствах — и Алексей не счел нужным что-либо скрывать. Без всяких обиняков он поведал органам следствия, как именно он попал к Строри в квартиру, какие предъявил требования и каким был наш ответ. У слушавших его ментов челюсти отвисли от такой наглости — так, что они поначалу даже не поверили словам Алексея.

— Что, так и сказал: «Стели белье и уебывай?» — спросил один из них. — Прямо вот так и сказал?

— Да, так и сказал, — подтвердил Алексей. Ментам таких «объяснений» показалось более, чем достаточно.

— Так, — сурово объявил дознаватель. — Выйдите все, кроме потерпевших!

Мы вышли в коридор — но через тонкую дверь нам хорошо было слышно, как дознаватель орет на Алексея:

— Врываешься пьяный в чужие квартиры и устраиваешь там хуй знает что! Чего же ты ждал, пидарас?! Какого к себе отношения?! Короче, все обошлось.

На следующий день я прибыл на Мосбан и приступил к своим непосредственным обязанностям — сел на место оперативного дежурного по направлению. Как я уже говорил, мой стол располагался прямо напротив стола дежурного по отделу — что сидел за невысокой стенкой, переходящей на уровне пояса в лист толстого бронестекла. Из-за этого стекла дежурный не мог напрямую делегировать мне свою волю, в случае нужды подавая мне разнообразные знаки. А поводы к этому находились самые разные.

Однажды я увидел, как товарищ капитан машет мне из-за своей загородки. Я не ждал ничего необычного, поэтому только при входе в дежурку заметил, что капитан смотрит на меня как-то не так. Причина этого взгляда открылась мне в самом скором времени.

На столе у дежурного стоял небольшой черно-белый монитор, транслирующий изображение с камеры над входом в отдел. На экране монитора хорошо было видно нашего Крейзи (вид сверху и чуть сбоку), притулившегося перед самыми дверями, возле стены. Воровато оглядываясь по сторонам, Крейзи споро приколачивал косяк из здорового (примерно на полкружки[165]) свертка — вовсе не замечая камеры, расположенной прямо у него над головой.

— Это кто? — строго спросил у меня капитан, и тут же добавил:

— Вы совсем охуели?

— Это наш старший инспектор, курирующий проведение кампании, — отчеканил я, одновременно с этим доставая из кармана фляжку трехзвездочного коньяка и протягивая её капитану. — И он вовсе не охуел, он просто не знает про камеру.

— Так информируйте его! — нервно ответил дежурный, одним движением пальцев скручивая пробку. — А то безобразие получается! Старший инспектор — и не знает про камеру!

Следующий случай вышел далеко не таким безоблачным. На станции Сортировочная есть один шалман, что стоит прямо у спуска с платформы. У него две прозрачных стенки из оргстекла, через которое хорошо видны прибывающие электрички. Хозяин этого шалмана заключил с природоохранной инспекцией в лице наших товарищей следующий договор: кружка пива в обмен на любую ель. Понятно, что это место тут же получило в наших глазах статус ОПОПа (опорного пункта охраны природы), а назначение на это пост получали только самые привилегированные инспектора из ближайшего круга братьев.

Елок через Сортировочную везли очень много. Так что когда прошлая смена, с трудом держась на ногах, грузилась в электричку — свежие инспектора заходили в шалман и спрашивали у хозяина:

— Сколько?

— Сорок шесть кружек, — жизнерадостно отвечал хозяин, глядя в специальный блокнот. — Добро пожаловать на пост!

Однажды ночью инспектора Барин и Строри, не имеющие вследствие собственного распиздяйства не то что удостоверений, но даже значков,[166] взялись осуществлять на станции Сортировочная «меры по пресечению ввоза незаконно добытой лесопродукции». Оба плечистые, среднего роста, на время кампании они даже одевались практически одинаково: в черные джинсы, высоко закатанные над голенищами армейских ботинок и в камуфляжные ватники, которые выписал для нас Благодетель.

Как я уже говорил, никаких документов Строри с Кузьмичом не признавали, считая «всю эту канитель» совершенно ненужной. Работали они так: когда прибывала очередная электричка, братья отставляли в стороны пивные кружки, натягивали на лысые головы черные вязаные шапки и выходили на перрон. Разойдясь по сторонам, они выхватывали из потока пассажиров нарушителей природоохранного законодательства, после чего следовало немногословное:

— Елки на землю, суки! Работает Комитет!

Брошенные нарушителями елки братья стаскивали в шалман — и заколдованный круг повторялся. Но сегодняшней ночью все оказалось не так-то просто. Здоровенный мужик лет сорока, выгрузивший из тамбура омуденные стальные сани с привязанной к ним макушкой роскошной ели, бросать свою добычу не захотел.

— Да кто вы такие? — возмутился он. — Сопляки! У вас даже документов нет, а туда же! Съебите с дороги, ебал я ваш Комитет!

Таких слов наши товарищи спустить ну никак не могли. Завязалась нешуточная драка, в ходе которой нарушитель, действительно серьезный мужчина, проволок повисших на нем Строри и Кузьмича под железнодорожным мостом и вытащил на другую стороны рельсов, к куче ларьков и к автобусной остановке. Там Строри, многоопытный в уличных потасовках, сумел опрокинуть мужика на землю подсечкой — и тогда они с Кузьмичом «сплясали джигу» у него на голове. За эти делом их и застал милицейский патруль, увидавший, как двое парней в камуфляжных ватниках смертным боем ебашат лежащего в луже крови мужика.