По поводу Германии Муссолини заметил следующее: к Германии можно подходить с трех позиций — воевать против нее, ничего не делать, вести переговоры о приемлемом для нее урегулировании. Лаваль сказал, что предпочитает последнее, и Муссолини с ним согласился.
В первый вечер его визита Муссолини дал обед, на котором Лаваль поднял тост за хозяина. «Вы вписали славнуюстраницу в современную историю Италии», — сказал он. За обедом последовал прием для прессы, в том числе для французских журналистов, приехавших писать отчеты о встрече Лаваля и Муссолини. Среди них была мадам Женевьева Табу и, одна из самых знаменитых и информированных французских журналисток. Про нее в шутку говорили, что, где бы ни происходила какая-нибудь важная дипломатическая конференция, мадам Табуи всегда прячется под столом… Она была также одним из самых откровенных критиков Муссолини и давно обвиняла его в планировании захвата Эфиопии. На приеме Муссолини коротко поговорил со всеми журналистами, выстроившимися к нему в очередь. Мадам Табуи он заметил: «Какое на вас милое платье. У вас такое мирное имя — Женевьева, но ваши статьи об Италии очень воинственны».
На следующий вечер был блистательный прием во французском посольстве, а 7 января на роскошной церемонии в Палаццо Венеция Муссолини и Лаваль подписали договор о дружбе. Тем же вечером состоялся гала-спектакль оперы Амбру аза Тома «Миньон». Когда заиграли «Марсельезу», весь зал поднялся на ноги, а когда отзвучали последние ее аккорды, в ложе Лаваля появился Муссолини и под громкие аплодисменты тепло пожал ему руку. Правительство организовало массовое выражение профранцузских чувств: под окнами дома, где остановились французские дипломаты и журналисты, постоянно наигрывали «Марсельезу» и «Мадлон».
Муссолини и Лаваль подписали также секретное соглашение по Эфиопии, и Муссолини передал Лавалю секретное письмо по этому же вопросу. Выбор слов и выражений в договоре и в письме был намеренно двусмысленным. Французское правительство признавало, что при условии соблюдения британских интересов, обеспеченных договорами, «Италия имеет предпочтительные интересы на всей территории Эфиопии», за исключением французских интересов в железной дороге Аддис-Абеба — Джибути. Французское правительство соглашалось с тем, что «даже в случае изменения статус-кво в этом регионе» Франция не станет искать дальнейшего продвижения своих интересов, а итальянское правительство соглашалось защищать все французские интересы в связи с железной дорогой Аддис-Абеба — Джибути. В секретном послании Лавалю Муссолини ссылался на письмо Лаваля к нему, где тот утверждал, что Франция не станет продвигать далее свои интересы «в Центральной Африке, и особенно в Эфиопии и Сомалиленде», за исключением ее интересов в железной дороге, предоставленных ей по договору 1906 года.
Впоследствии Лаваля обвинят в том, что он согласился в январе 1935 года в Риме предоставить Муссолини полную свободу в захвате Эфиопии. Он всегда это отрицал и говорил, что всего-навсего признал экономические интересы Италии в Эфиопии, а не ее право вторгнуться и захватить эту страну. Строго говоря, это так и есть. Но Лаваль ясно дал понять Муссолини, что Франция ничего не станет предпринимать, чтобы предотвратить начинаемую им войну с Эфиопией.
Совет Лиги Наций не спешил с рассмотрением жалобы Эфиопии, но наложил запрет на экспорт оружия и в Эфиопию, и в Италию. Итальянцам это не повредило, так как они уже были хорошо вооружены и могли произвести еще оружие. Однако это серьезно препятствовало попыткам Эфиопии, владевшей примитивным оружием, модернизировать свое вооружение и укрепить оборону страны. Они вынуждены были покупать оружие в Германии и Соединенных Штатах, не являющихся членами Лиги Наций, но французское и британское эмбарго не допускало легальной доставки его в Эфиопию через Британский или Французский Сомалиленд.
Тем временем Муссолини продолжал подготовку к войне. 23 февраля 1935 года первые итальянские части отплыли в Африку, но Гитлер перечеркнул все расчеты Муссолини. 16 марта он объявил, что Германия вводит обязательную военную службу. Это было нарушением Версальского договора; впервые Германия решилась на подобный шаг. Что стали делать союзники? Британское правительство направило Германии протест, но в то же время сообщило, что министр иностранных дел Джон Саймон и Энтони Идеи нанесут визит Гитлеру в Берлине. Когда французское и итальянское правительствауслышали о предполагаемом визите, эта новость произвела на них неблагоприятное впечатление. Заместитель министра иностранных дел Италии Сувич заявил британскому послу Эрику Драммонду, что, по его мнению, подобный визит будет выглядеть как ослабление единого фронта Франции, Италии и Британии. Муссолини выступил с инициативой, чтобы министры иностранных дел всех трех стран встретились в городе Стреза на озере Лаго-Маджоре в Италии для восстановления единства и принятия конкретных действий против Германии.
Тем временем близились к завершению переговоры о франко-советском пакте. Британское правительство было резко настроено против этого пакта и критиковало Францию за альянс с Советским Союзом. Это был еще один камень преткновения в антигерманском союзе. Во всех обсуждениях между Италией, Францией и Британией по поводу нарушения Гитлером Версальского договора Саймон занимал самую прогерманскую позицию, а Муссолини — самую антигерманскую. С точки зрения дуче было две причины того, почему необходимо восстановить утраченное единство трех союзных держав. Во-первых, это будет препятствовать вторжению Гитлера в Австрию, пока итальянские войска заняты в Эфиопии; и во-вторых, это побудит Францию с Британией для сохранения альянса всячески лелеять добрые отношения с Италией, а потому быть снисходительными к захватническим поползновениям Италии в Африке.
Макдональд заявил, что возглавит британскую делегацию. Соответственно поступили и руководители двух других стран. Таким образом, конференция стала конференцией премьер-министров, а не просто министров иностранных дел. Британию представляли Макдональд, Саймон и сэр Роберт Ванситтарт, высокопоставленный чиновник министерства иностранных дел. Францию — Фланден и Л аваль, а Муссолини возглавлял итальянскую делегацию. Конференция открылась во дворце Борромео в Стрезе 11 апреля 1935 года и продолжалась четыре дня. Муссолини очень тревожился по поводу своих планов в Эфиопии: что скажут Макдональд с Саймоном и Фланден с Л авалем? Поэтому не стал поднимать этот вопрос сам, а решил подождать, что скажут другие. А в том, что обсуждение этой проблемы будет, он не сомневался. К его великому удивлению, ни британская, ни французская делегации об Эфиопии не упомянули, хотя Ванситтарт считал, что это было ошибкой.
При обсуждении возможности введения экономических санкций против Германии Муссолини подчеркнул, что экономические санкции часто носят обоюдоострый характер и приносят больше вреда странам, которые их ввели, чем той, против которой они направлены.
В последний день конференция обсуждала заключительное коммюнике. В предлагаемом тексте заявлялось, что три державы «находятся в полном согласии относительно противодействия… любому одностороннему отказу от договоров, могущему поставить под угрозу мир и спокойствие». Муссолини предложил дополнить фразу «…поставить под угрозу мир и спокойствие»: «…мир и спокойствие в Европе». Ванситтарт сразу уловил, куда клонит Муссолини, но Макдональд с Саймоном переглянулись и не сказали ни слова. После некоторого молчания поправка Муссолини была принята. Теперь он был уверен, что ни Британия, ни Франция не станут мешать его вторжению в Эфиопию.
14 мая, выступая в Сенате, Муссолини заявил, что начинает действия против Эфиопии, подчеркнув при этом, что, если Италии суждено сыграть значительную роль в сохранении мира в Европе, она должна позаботиться о своем тыле в Африке (в Эритрее и Сомали), в четырех тысячах километрах от Рима.
2 мая 1935 года был подписан франко-советский договор. Британское правительство было недовольно. В июне без консультаций с Францией и Италией Саймон подписал морской договор с Гитлером, согласно которому Германия может построить флот, но численность его не должна превышать 35 % от численности британского флота. Британцы утверждали, что совершили хорошую сделку, так как этим договором ограничили размеры немецкого флота. Гитлер и в самом делесоблюдал этот договор до начала войны в 1939 году. Однако французы увидели в нем предательство антигерманской солидарности союзников и преисполнились еще большей решимости оставаться в хороших отношениях с Италией.
