Британский премьер-министр Стэнли Болдуин и министр иностранных дел лорд Керзон в это время находились на отдыхе во Франции, британский посол в Риме сэр Рональд Грэм охотился в Шотландии. Мистер Болдуин не счел необходимым прерывать отдых — он никогда особенно не интересовался международными делами. Керзон же немедленно выехал в Лондон, сделав остановку в Париже, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию с Пуанкаре. В докладной записке об этом он писал: «Требования Муссолини кажутся мне чрезмерно завышенными… жестче, чем в ультиматуме по Сараево». Грэм не вернулся в Рим, пока Керзон не приказал ему по телефону сделать это б сентября. При этом лорд посетовал, что «в моменты кризисов, когда бы они ни случались, наши послы вечно либо на охоте, либо на отдыхе».
Таким образом, выяснить отношения с Муссолини пришлось Г. У. Кеннарду, английскому поверенному в делах. Муссолини охотно объяснил свою позицию не только Кеннарду, но и римскому корреспонденту «Дейли мейл» Уорду Прайсу, которому сказал, что британское правительство поступило бы точно так же, как он, если бы в Греции были убиты британские офицеры. Керзон признался итальянскому послу, что великие державы в прошлом прибегали к дипломатии канонерок, но ведь тогда не было Лиги Наций.
Муссолини распорядился, чтобы итальянские делегаты в Женеве оспорили право Лиги обсуждать жалобу Греции, которая передала вопрос об албано-греческой границе на конференцию послов. Кроме того, Италия не совершала агрессии в отношении Греции, ясно объявив, что оккупация Корфу — дело временное, то есть до тех пор, пока Греция не выполнит итальянских требований. Итальянский посол на конференции послов в Париже объявил: Италия будет вести себя разумно и выслушает любые протесты, высказанные на конференции послов, но не в Лиге Наций.
Муссолини раздражал Керзона все больше и больше. Однако лорд Керзон понимал слабость своей позиции, так как получал противоположные советы от Роберта Сесила, британского представителя в Лиге Наций, лорда Крева, с конференции послов в Париже, от Чарльза Генри Бентинка, посла в Афинах, и от осторожного Кеннарда из Рима, который прекрасно сознавал, что был всего лишь первым секретарем посольства и поверенным в делах. Сесил писал, что представители маленьких государств будут настаивать на том, чтобы сложившаяся ситуация обсуждалась на Генеральной Ассамблее, и если Лига не сумеет справиться с этим первым вызовом своему авторитету, то это нанесет тяжелый удар по ее престижу и по надеждам на нее всего человечества. А Крев и Кеннард заверяли Керзона, что Муссолини никогда не согласится подчиниться власти Лиги. Керзону мало помогла телеграмма премьер-министра, присланная ему 5 сентября из Франции: «Я полностью поддерживаю Вашу политику поддержки Лиги Наций».
Британские пресса и общество были разочарованы в Муссолини. Общественность считала, что с Корфу он поступил плохо. «Что за свинья этот Муссолини», — писал жене Уин-стон Черчилль. Вся пресса, за исключением «Дейли мейл», была настроена критически. Однако французские газеты одобрили его действия на Корфу и были поддержаны Пуанкаре. Британское министерство иностранных дел решило, что Пуанкаре придерживается такой позиции в надежде, что Муссолини будет на стороне Франции против Британии в вопросе о французской оккупации Рура. Однако Крев был другого мнения о мотиве действий Пуанкаре. Он считал, что французский премьер вел себя так, потому что его правительство страшилось последствий: «Если синьор Муссолини сейчас получит унизительный отпор, это может означать его падение и разгул коммунизма в Италии».
Утром 4 сентября Муссолини председательствовал на заседании кабинета, где было решено, что, если Лига Наций объявит разбирательство инцидента с Корфу своей прерогативой, Италия в знак протеста покинет Лигу. Когда кто-то упомянул о критическом отношении британской прессы, Муссолини ответил на это, что надеется преподать британцам урок политического «реализма» и «тщетности шаблонных фраз». Тем же вечером Кеннард попросил о свидании с Муссолини и настоятельно уговаривал его не доводить до конца свою угрозу покинуть Лигу Наций. «Разве Муссолини не осознает, что ситуация может зайти слишком далеко и из спора между Италией и Грецией может перерасти в конфликт Италии с пятьюдесятью нациями? Он ведь фактически бросает вызов всему миру?» Муссолини ответил, что данное отношение к нему Лиги Наций вызвано происками таких людей, как бельгиец Камилл Гюисманс и швед Карл Брантинг, которые, будучи социалистами, ненавидят фашистскую Италию.
Кеннард написал Керзону, что Муссолини считает: если он пойдет на попятный перед Лигой Наций, то «все здание фашизма рухнет как карточный домик». Поэтому он готов развязать европейскую войну, но не отступить. Это означает, что с ним следует обращаться как с бешеным псом и постараться всячески его умиротворить. Конечно, есть другой выход: бешеного пса можно пристрелить, но это приведет к падению фашизма. Италия тогда впадет в анархию, подпадет под военную диктатуру или там произойдет что-нибудь того хуже.
Некоторые британские дипломаты были не согласны с этим мнением. Бентинк, посол в Афинах, симпатизировал Греции и считал, что падение Муссолини и даже внутренние беспорядки в Италии будут меньшим злом, чем его триумф в вопросе о Корфу, так как последние события могут привести к тому, что Италия заменит Британию в качестве доминирующей силы на Средиземном море.
Лорд Роберт Сесил, находившийся в Женеве, полагал, что падение Муссолини приведет к хаосу в Италии, но его вызывающее торжество над Лигой Наций — к хаосу во всей Европе. На него произвели большое впечатление мнения Нинчича из Югославии и Бенеша из Чехословакии, с которыми он общался в Женеве, что «это лишь первая из многих неприятностей, которые доставят нам Италия и Муссолини в ближайшем будущем».
Но каким образом они могли остановить Муссолини? Керзон зашел так далеко, что советовался с казначейством относительно возможности принять финансовые и экономические санкции против Италии. Их могла бы объявить Лига Наций. Казначейство ответило ему, что это потребует создания специальной изощренной системы контроля, которая вызоветнедовольство британских деловых кругов, так как страны, не соблюдающие эти санкции, захватят британские рынки. Поэтому меры будут эффективными только в случае, если это предложение поддержат другие государства, особенно Соединенные Штаты. Британское правительство в свое время не сомневалось, устанавливая блокаду против большевистской России, но не захотело разрушить итальянскую экономику, так как это могло привести к падению Муссолини. Газета консервативного истеблишмента, «Морнинг пост», рассудила, что выбор тут простой: «Муссолини или Ленин».
Ассамблея Лиги Наций решила поручить конференции послов уладить инцидент с Корфу. Послы проинформировали греческое правительство, что поддерживают итальянские требования. Греция выплатила Италии пятьдесят миллионов лир, и войска Муссолини покинули Корфу.
Лорд Роберт Сесил был озабочен. «Сильная страна, входящая в Лигу, — писал он, — отказалась выполнить обязательства Договора о согласии и сделала это безнаказанно. Некоторые скажут — даже с упрочением своего престижа… Авторитету Лиги был брошен вызов именно в той сфере, ради которой она была создана». Он был прав в том, что престиж Муссолини окреп. В Италии популярность Муссолини возросла, теперь его не осмеливались критиковать даже социалисты. «Аванти!» клеймила не Муссолини, а британских империалистов, которые столь часто прибегали к дипломатии канонерок, но возражали, когда Италия поступила так же.
Зять Керзона, Освальд Мосли, в 1923 году, будучи членом парламента, вышел из консервативной партии и собирался вступить в лейбористскую. Он считал, что Британия должна занять в отношении Муссолини твердую позицию. Его возмутило отсутствие у Болдуина интереса к этому вопросу, и он сомневался, что его тесть приложил достаточно усилий в разрешении этого вопроса. Он был восхищен Муссолини, который отстаивал свою страну более горячо, чем Болдуин и Керзон — свою.
