С ближних летних пастбищ к ним пришли молодые девушки и парни; народу собралось много, и все уселись на зеленой лужайке перед хижинами. Парни должны были назавтра вернуться домой, и девушки давали им разные мелкие поручения и посылали с ними поклоны в селение. Больше ни о чем разговора не было. Беседа пока не клеилась.

Вдруг старшая из девушек подняла голову от работы и весело сказала:

— Негоже нам нынче вечером молча коротать время. Ведь с нами на горном пастбище два человека, которые так любят рассказывать разные истории. Один из них — Клемент Ларссон, который сидит рядом со мной, а другой — Бернхард из Суннаншё. Вон тот, что стоит и глазеет на горную гряду Блаксосен — гряду Буланой лошади. Попросим их рассказать какую-нибудь историю! А тому из них, кто нас лучше позабавит, я подарю шейный платок, который вышиваю.

Слова девушки вызвали шумное одобрение. Те же, кому предстояло состязание, сначала, ясное дело, стали отказываться, но вскоре сдались. Клемент попросил начать Бернхарда, и тот согласился. Он не очень хорошо знал Клемента Ларссона и думал, что тот вылезет с какой-нибудь старой историей о привидениях да троллях. Он знал: люди охотно слушают такие сказки — и решил сам рассказать подобную.

— Много-много лет тому назад, — начал он, — в ночь под Новый год ехал здесь один пастор из Дельсбу, верхом на лошади. Одет он был в шубу и меховую шапку, а к луке седла была у него приторочена сумка. Вез он в ней потир, молитвенник и свое облачение. Его призывали к большому в дальнем лесном селении; вот он и просидел там до позднего вечера, утешая больного. Теперь он наконец возвращался домой дремучим лесом, думая добраться до своей усадьбы хотя бы после полуночи.

Ясное дело, лучше было бы спокойно лежать дома в постели, чем разъезжать ночью верхом. Но пастор не сетовал — ведь ночь могла выдаться для такой прогулки и много хуже. Погода стояла тихая, мягкая, небо чуть заволокли тучи. Полная луна, большая и круглая, плыла за тучами; и хотя ее саму не было видно, она разливала мутный свет. Если бы не этот слабый свет, пастору было бы нелегко разглядеть конную тропу. Зима выдалась бесснежная, и все вокруг было одинакового буро-серого цвета.

В ту ночь пастор ехал верхом на лошади, которой очень дорожил. Сильная, выносливая, умная, как человек, лошадь эта имела еще одно достоинство: она издали чуяла свой дом и могла отовсюду отыскать к нему дорогу. Пастор знал за ней это свойство и так надеялся на свою лошадь, что никогда не задумывался, в ту ли сторону едет. Так ехал он, опустив поводья, и той пасмурной ночью в дремучем лесу. А мысли его витали где-то далеко.

Он думал и о проповеди, которую должен был назавтра читать, и о многом другом. Прошло немало времени, прежде чем он решил оглянуться и узнать, далеко ли отъехал. Вокруг по-прежнему, как и в начале пути, стеной стоял дремучий лес. Вот так чудо! Ведь он ехал уже долго и должен бы был оказаться в той части прихода, где начинались пахотные земли.

В ту пору в Дельсбу все было точно так же, как и сейчас. Церковь с усадьбой пастора и все большие усадьбы и селения располагались в северном конце прихода вокруг озера Деллен, а в южном были одни леса да горы. Увидев кругом глухой лес, пастор вдруг понял, что по-прежнему находится в южной части прихода и едет совсем не в ту сторону, где дом. Правда, на небе не светились ни луна, ни звезды, по которым он мог бы верно определить свой путь, но пастор обычно чутьем угадывал, где находится, и вот сейчас оно подсказывало ему, что он едет не на север, а на юг, а то, может статься, и на восток.

Он собрался было немедля повернуть лошадь назад, но вдруг передумал. Никогда прежде не случалось ей сбиться с пути, не заблудилась она, наверно, и сегодня. Скорее всего, ошибся он сам — задумался и не следил за дорогой. Пастор предоставил лошади бежать по старому пути, а сам опять погрузился в раздумье.

Но вскоре его сильно хлестнуло длинной веткой и чуть не выбросило из седла. Тогда он все же решил узнать, куда заехал.

Глянув вниз, он заметил, что под копытами лошади стелется мягкий мох и что никакой конной троны там и в помине нет. Тем не менее лошадь довольно резво, твердой, решительной поступью шла вперед, но пастору снова показалось, что едет он совсем не в ту сторону, куда ему надо.

На сей раз он не стал медлить и решил вмешаться. Схватив поводья, он вынудил лошадь повернуть назад, и ему удалось вывести ее обратно на конную тропу. Но после первого же поворота она снова свернула с торной дороги и двинулась в лесную чащу.

Видя такое упрямство лошади, пастор подумал — может статься, она хочет выйти на лучшую дорогу, и снова предоставил ей свободу. Лошадь бежала легко, хотя никакой тропы не было. Если дорогу ей преграждал скалистый утес, она легко и ловко взбегала наверх, словно горная коза. Если же надо было спуститься с крутизны, лошадь, сдвинув все четыре ноги, съезжала по каменным откосам вниз.

«Только бы она отыскала дорогу до начала службы, — думал пастор. — Не то что скажут мои прихожане из Дельсбу, если я не окажусь вовремя в церкви?!»

Но долго размышлять по этому поводу ему не пришлось, так как он вдруг оказался в знакомом месте. То было маленькое темное лесное озерцо, где он прошлым летом удил рыбу. И он окончательно убедился, что опасался не зря. Лошадь завезла его в лесную чащобу и продолжала упрямо стремиться на юго-восток. Она словно решила увезти пастора как можно дальше от церкви и от усадьбы.

Он поспешно соскочил с седла. Не мог же он позволить лошади тащить себя в такую глухомань! Ему во что бы то ни стало надо было скорее домой, а его верная лошадь вздумала артачиться и упрямо шла не туда, куда ему нужно. Что ж, придется ему идти пешком, а лошадь вести под уздцы, пока они не выйдут на знакомую тропу. Намотав на руку поводья, он пустился в путь. Нелегко было шагать по лесу в тяжелой шубе, но пастор был человек сильный, закаленный, не боявшийся никаких тягот.

Но сегодня лошадь доставляла ему одни огорчения. Она не желала следовать за хозяином и, упершись в землю копытами, всячески ему противилась.

Тут пастор разозлился. Никогда ему не приходилось бить эту лошадь, не хотелось делать это и сегодня. Бросив поводья, он, прежде чем расстаться с ней, сказал:

— Ну что ж, здесь мы и простимся, если ты желаешь идти своей дорогой.

Но не успел он пройти и несколько шагов, как лошадь побежала за ним следом, догнала и осторожно захватила зубами за рукав, пытаясь остановить. Пастор обернулся и заглянул лошади в глаза, желая понять, отчего она так странно себя ведет.

Позднее он сам себе не мог объяснить, как все произошло. Пастор хорошо помнил только, что несмотря на темноту, он явственно видел морду лошади, особенно ее глаза. И прочитал в них, словно это были глаза человека, все, что испытывало животное: лошадь терзал ужасный страх и беспокойство. В глазах ее читались и мольба, и укор. «Я служила тебе верой и правдой, я изо дня в день покорялась твоей воле, — казалось, говорил ее взгляд. — Неужто ты не пойдешь за мной хотя бы этой ночью?»

Пастора тронули умоляющие глаза животного. Что бы там ни было, ясно, что нынче ночью лошадь нуждалась в его помощи. А так как он был человек не робкого десятка, то решил последовать за ней. Не медля долее, он подвел лошадь к первому попавшемуся камню, чтобы удобнее было сесть в седло.

— Ну, трогай! — сказал он. — Я не оставлю тебя. Пусть никто никогда не посмеет сказать, что пастор из Дельсбу отказался помочь кому-либо в беде.

Он пустил лошадь идти, куда ей хочется, и думал лишь о том, как бы удержаться в седле. Дорога стала трудной, опасной и, казалось, почти все время шла в гору. Лес окружал путников дремучей стеной, и в двух шагах ничего не было видно. Но пастора все равно не покидало ощущение, будто они въезжают на какую-то высокую гору, взбираются на страшные кручи. Ему самому никогда и в голову бы не пришло вести свою лошадь по такому пути.

— Уж не собираешься ли ты, чего доброго, подняться на горную гряду Блаксосен? — спросил пастор и усмехнулся, так как Блаксосен была едва ли не самой высокой горной грядой в Хельсингланде. Но пока они поднимались в гору, пастор стал замечать, что он и лошадь не единственные нынче на этом пути. Он слышал в ночи, как скатывались с круч камни, как трещали сломанные ветви. Казалось, будто какие-то крупные животные и звери прокладывали себе дорогу в лесу. Он знал, что в здешних краях полно волков, и не переставая думал — уж не везет ли его лошадь на единоборство с хищниками?