— Вот и дождь! С дождем приходит весна, весна приносит цветы и зеленые листочки, на зеленых листочках и цветах появляются личинки и насекомые, личинки и насекомые кормят нас. А обильный хороший корм — самое лучшее на свете! — пели пташки.

Дикие гуси тоже радовались дождю. Ведь дождь пробудит растения от спячки, пробьет полыньи в ледяной крыше озер. Не в силах сохранять прежнюю серьезность, они веселыми криками оглашали все вокруг.

Пролетая над обширными картофельными полями в окрестностях Кристианстада, оголенными и почерневшими, гуси кричали им:

— Проснитесь, поля, и — за дело! Хватит лентяйничать! Теперь-то есть кому вас разбудить!

Поспешно прятавшихся от дождя людей гуси попрекали:

— Куда спешите? Неужто вы не видите, что с неба падают караваи хлеба и лепешки! Караваи хлеба и лепешки!

Огромная мрачная туча быстро неслась к северу, неотступно следуя за гусями. А те, казалось, вообразили, будто это они тащат ее за собой и, видя внизу большие сады, гордо кричали:

— Мы несем вам подснежники, мы несем вам розы, мы несем яблоневый и вишневый цвет, мы несем горох и бобы, репу и капусту! Кому охота, подставляйте горсть! Кому охота, подставляйте горсть!

Они еще долго так кричали, радуясь первому ливню. Но дождю не видно было конца. Он лил как из ведра и после полудня. Гуси, потеряв терпение, стали кричать жаждущим влаги лесам вокруг озера Ивешён:

— Мало вам, что ли? Мало вам, что ли?

Небо все больше затягивало свинцово-серой пеленой, а солнце спряталось так далеко за тучи, что никто не мог понять, где оно. Дождь все усиливался. Он тяжело барабанил по крыльям гусей, пробираясь сквозь жирные перья к самой коже. Дождевая завеса заслонила землю: озера, горы и леса слились в туманной круговерти, и стало невозможно разглядеть дорожные вехи. Гуси летели все медленнее, веселые крики смолкли. Мальчику стало очень холодно.

Хотя у Нильса было тяжело на сердце, но, мчась верхом в небе, он не терял мужества. Старался он не падать духом и тогда, когда после полудня дикие гуси приземлились под карликовой сосенкой посреди большого болота. Здесь было сыро и холодно, на отдельных кочках еще лежал снег, другие обнаженно торчали из полуталой ледяной воды. Нильс сразу же принялся за дело: он усердно искал мерзлую клюкву и бруснику. Но вот настал вечер, болото окутала такая густая мгла, что даже зоркие глаза мальчика ничего не могли разглядеть. Безлюдная дикая пустошь вселяла в него ужас. Мокрый и озябший, он забрался под крыло гусака, но уснуть не мог. Ему слышались какие-то шорохи, шелест, тихие крадущиеся шаги, дальние грозные голоса. А где-то светло и тепло… «Хоть бы одну-единственную ночь провести среди людей, — думал мальчик. — Посидеть бы немного у очага и чего-нибудь поесть. К диким гусям я мог бы вернуться еще до восхода солнца».

Нильс тихонько выполз из-под крыла и соскользнул на землю. Не разбудив ни Мортена, ни других гусей, он осторожно и незаметно прокрался через болото.

Где на сей раз приземлились гуси — на землях Сконе, Смоланда или Блекинге, — мальчик толком не знал. Но перед тем как опуститься на болоте, он мельком сверху увидел большое селение, какие часто встречаются на севере и каких не увидишь на равнинах юга; туда-то он и направился. Вскоре он набрел на дорогу, которая вывела его на длинную, засаженную деревьями сельскую улицу, образованную стоявшими бок о бок усадьбами.

Жилые дома здесь были деревянные, нарядные, многие из них — с резными карнизами, с верандами, застекленными разноцветным стеклом. На окрашенных светлой масляной краской стенах четко выделялись голубые, зеленые и красные, точно огоньки, двери и оконные наличники. В теплых горницах болтали и смеялись люди. Разобрать их слов он не мог, но как отрадно было слышать человеческие голоса! А при виде освещенных окон страх с него как рукой сняло. Зато он снова почувствовал ту робость, которая теперь всегда нападала на него вблизи людей. «Как меня встретят, если я постучусь и попрошу позволения войти? — гадал мальчик. — Надобно, пожалуй, часок-другой присмотреться, прежде чем попроситься в дом», — решил он.

В это мгновение балконная дверь дома, мимо которого он проходил, распахнулась, и желтый свет заструился сквозь тонкие легкие занавески. Красивая молодая женщина вышла на балкон и оперлась на перила.

— Дождь идет, наступает весна, — сказала женщина.

При звуке ее голоса мальчик чуть не заплакал — такое безотчетное волнение охватило его. Впервые он почувствовал сожаление, что сам изгнал себя из мира людей.

Вскоре он оказался около торговой лавки. Перед ней стояла красная сеялка. Нильс долго смотрел на нее, потом влез на козлы, защелкал языком, воображая, будто правит лошадьми. Как весело было бы прокатиться на такой ладной машине по полю! На миг он даже забыл, кто он теперь, но вспомнив, быстро соскочил с сеялки. «Немало теряет тот, кто обречен жить среди птиц и зверей», — с грустью думал охваченный беспокойством мальчик.

Проходя мимо почтовой конторы, он вспомнил о газетах, которые каждый день приносят вести со всех концов света. Аптека и жилище лекаря навели его на мысль о могуществе людей — ведь они могут бороться с болезнью и смертью… И чем дальше он шел, тем большим уважением проникался к людям.

Как и все дети, Нильс Хольгерссон не отличался предусмотрительностью. Подавай ему то, что захочется, — и все тут. А какой это будет куплено ценой, ему безразлично. Только сейчас он начал в полной мере понимать, как много утратил, решившись остаться домовым. Испуг охватил его: неужели ему не суждено снова сделаться человеком? И что нужно для того, чтобы опять стать обыкновенным мальчиком? Дорого дал бы он за добрый совет.

Нильс влез на крыльцо чужого дома и долго сидел в раздумье под проливным дождем. Он сидел час, сидел два и все думал, думал — аж голова у него пошла кругом. Но ничего дельного придумать не мог. В чем его спасение — он не знал.

«Слишком трудная эта задача для такого неуча, как я, — решил мальчик. — Все равно придется идти к ученым людям, они найдут средство от моей беды. Спрошу-ка я пастора, либо лекаря, либо школьного учителя».

Нильс решительно встал, передернув плечами от холода. Он насквозь промок, словно окунувшаяся в лужу собачонка.

И тут вдруг мальчик увидел большую сову, опустившуюся на ближайшее дерево. Из-под стропил ее приветствовала другая сова-неясыть.

— Ух-ух! Ух-ух! Чи-витт! Чи-витт! Наконец-то ты снова дома, сова болотная. Каково тебе жилось за морем? — заухала она.

— Спасибо тебе, сова лесная! Жилось мне неплохо. Что новенького случилось здесь за это время?

— У нас в Блекинге ничего особенного. А вот в Сконе одного мальчишку заколдовали и превратили в домового, да такого малюсенького! Ну что твой бельчонок! И он полетел в Лапландию на спине домашнего гуся.

— Удивительная новость, поразительная новость! И ему никогда не стать снова человеком? Никогда не стать снова человеком?

— Это тайна, сова болотная, это тайна, но тебе я ее открою! Домовой сказал, что если мальчик будет днем и ночью оберегать домашнего гусака и тот вернется домой цел и невредим, то…

— И что тогда, скажи? Что тогда? Что тогда?

— Полетим на колокольню, сова болотная, и ты все узнаешь! Как бы не подслушал кто на улице!

Едва совы скрылись, Нильс радостно подбросил свой колпачок в воздух.

— Если я буду днем и ночью оберегать домашнего гусака и тот вернется домой цел и невредим, я снова стану человеком! Ур-ра! Ур-ра! Я снова стану человеком!

Нильс громко кричал «ура», и просто удивительно, как его никто не услышал: в селении по-прежнему царила тишина. Со всех ног он пустился обратно на сырое болото, к диким гусям.

На следующий день гусям предстоял перелет через уезд Альбу в провинции Смоланд. Но вернувшиеся из разведки Юкси и Какси сообщили, что воды там еще покрыты льдом, а вся земля — снегом.