Как услыхал тот парень волчий вой да увидал, что за ним гонится громадная стая, вконец растерялся, ну просто голову потерял! И не догадался даже все бочки, ушаты да лохани повыбрасывать — сани облегчить. Вместо этого он знай себе коня нахлестывал, и тот несся во весь опор. Вскоре, однако, парень заметил, что волки его догоняют. На берегах реки было безлюдно, а до ближайшей усадьбы — еще несколько миль. Вот он и решил, что настал его последний час, и просто оцепенел от ужаса.

Сидел он так в санях, ни жив ни мертв, и вдруг увидел, как впереди среди еловых ветвей, что были воткнуты в снег вместо дорожных вех, кто-то зашевелился. А как разглядел крестьянин, кто это, еще больше ужаснулся,

Но то были вовсе не волки. Навстречу ему двигалась по льду нищая дряхлая старушка. Звали ее Малин-Финка, и она вечно бродила по окрестным дорогам да тропкам. Была она горбатая, к тому же чуть хромая, так что он ее издали признал!

Старушка шла прямо на волков. Должно быть, сани заслонили их от нее, и крестьянин из Хеде сразу понял, что, если он проедет мимо и не предупредит ее, она попадет прямо в пасть диких зверей, и пока они загрызут ее до смерти, сам он может спастись.

Старушка шла медленно, опираясь на палку. Ясно было, что ей конец, если только он не придет ей на помощь. Но даже если он остановится и захватит ее в сани, мало надежды на ее спасение! Волки наверняка настигнут их и растерзают всех — и его, и старушку, и коня. И он подумал: может, справедливей пожертвовать одной жизнью ради спасения двух других?

Все это разом промелькнуло у него в голове, лишь только он заметил старушку. Мало того, он успел еще подумать и о том, каково ему будет после, как он будет век каяться, что не помог старой женщине! А если люди, не приведи бог, прознают, что он встретил ее да проехал мимо?!

Тяжкое выпало ему на долю испытание!

«Лучше бы мне ее никогда не встречать!» — сказал он самому себе.

В тот же миг волки дико завыли. Конь вздрогнул и рванулся вперед. Проносясь мимо старой нищенки, которая тоже услыхала волчий вой, крестьянин из Хеде увидел, как она застыла на месте, поняв, что ее ожидает. Она стояла такая беспомощная, рот искажен в молчаливом крике, руки умоляюще протянуты к нему… Но старушка не крикнула и не попыталась броситься в сани. Она просто окаменела от ужаса. «Наверно, я был похож на тролля, когда пронесся мимо нее», — подумал парень.

Убедившись в своем спасении, он попытался уверить себя, что очень этому рад. Но в груди у него саднило, сердце болело. Никогда прежде не случалось ему совершать бесчестный, зазорный поступок, а тут он понял, что опозорен теперь навсегда.

— Нет, будь что будет! — сказал он и придержал коня. — Не могу я бросить ее на съедение!

С величайшим трудом заставил он коня повернуть назад и подъехал обратно к старушке.

— Залезай быстрее в сани! — сердито крикнул он, злясь на самого себя за то, что вернулся. — Не могла дома посидеть, старая троллиха! — в сердцах бросил он. — А теперь и вороной, и я погибнем по твоей милости!

Ни слова не вымолвила старушка в ответ, но крестьянин из Хеде еще больше распалился.

— Вороной уже пробежал нынче целых пять миль, так что, сама понимаешь, устанет он быстро, а сани не стали легче оттого, что ты на них взгромоздилась, — добавил он беспощадно.

Сквозь скрип полозьев парень услышал тяжелое дыхание волков и понял, что серые настигают их.

— Вот и все! Теперь мы пропали! — вздохнул он. — Попытался я спасти тебя, Малин-Финка, да только радости от этого — ни тебе, ни мне!

Старушка все время молчала, как человек, привычный к тому, что его всегда ругают. Но тут вдруг она сказала:

— Непонятно, отчего ты не сбросишь свою кладь?! Скинь деревянную утварь, и сани сразу станут легче! А завтра вернешься и все подберешь.

Крестьянин из Хеде сразу согласился, что она дело советует, и только подивился про себя, как он сам до этого не додумался. Передал он старушке вожжи, развязал веревку, которая держала деревянные бочки, ушаты да лохани, и сбросил их на лед. Волки, которые совсем уже было настигли сани, остановились обнюхать сброшенную утварь, и путникам снова удалось немного уйти от них вперед.

— Коли и это не поможет, я, уж поверь, по доброй воле отдам себя на растерзание волкам, а ты спасешься! — вымолвила Малин-Финка.

Парень в это время как раз вытаскивал из саней большую тяжелую пивную бочку и вдруг остановился, словно не решаясь сбросить ее. Одна мысль сверлила его мозг: «Неужто конь и здоровенный парень допустят, чтобы старую женщину съели волки?! Должен же быть какой-нибудь путь к спасению! Не может быть, чтобы его не было. Только ума не приложу какой».

Он снова взялся было за бочку — и вдруг разразился хохотом.

Старушка испуганно глянула на него: уж не ума ли он решился? Крестьянин же из Хеде смеялся над самим собой: до чего же он глуп и недогадлив! Ведь проще простого было спасти всех троих. Как он раньше до этого не додумался!

— Слышь-ка, что я тебе скажу, Малин! — проговорил он. — Слов нет, благородно, с твоей стороны, самой броситься в пасть волкам. Но делать этого не надо. Я знаю, как нам спастись всем троим, и при этом ничья жизнь не будет подвергнута опасности. Что бы я ни делал, сиди смирно и правь прямо к селению Линселль! Там разбудишь народ и скажешь, что я остался один на льду в окружении десяти волков и прошу мне помочь!

Крестьянин подождал, пока волки подбегут совсем близко к саням. И тогда, опрокинув на лед большую бочку, сам спрыгнул следом и подлез под нее.

А бочка была огромная-преогромная. В нее вмещалось столько браги, что хватило бы на Рождество целому селению! Волки подбежали к бочке, стали кусать обручи и пытались ее перевернуть. Но бочка была слишком тяжела и устойчива. Волки так и не смогли добраться до человека, который под ней спрятался.

Зная, что он в безопасности, крестьянин сидел под бочкой и смеялся над волками. Но вскоре сделался серьезным и решил про себя: «Если я снова когда-нибудь попаду в беду, вспомню-ка я эту пивную бочку. И скажу самому себе: никогда не следует отчаиваться раньше времени и тем самым обрекать на гибель себя и других. Всегда есть выход, только надо уметь его найти!»

На этом Батаки закончил свой рассказ.

Однако мальчик уже давно заметил, что ворон никогда ничего не рассказывает без тайного умысла, и потому чем дольше он слушал его рассказ, тем сильнее задумывался.

— Хотел бы я знать, зачем ты рассказывал мне эту историю?! — спросил мальчик.

— Просто я вспомнил о ней, когда глядел на гору Сунфьеллет, — ответил ворон.

Они полетели дальше вдоль реки Юснан и через какой-нибудь час оказались у селения Кольсетт, что лежит у самой границы Хельсингланда.

Здесь ворон опустился неподалеку от маленькой приземистой лачуги. Вместо окон у нее была лишь одна отдушина. Из трубы поднимался дым с искрами, а из лачуги слышались громкие удары молотов.

— Когда я вижу эту кузню, — сказал ворон, — я невольно думаю о том, что в стародавние времена в Хэрьедалене, и особенно в здешнем селении, водились такие превосходные кузнецы, равных которым во всей стране не было.

— Может, ты и о них помнишь какую-нибудь историю и собираешься рассказать ее мне? — спросил мальчик.

— Да, вспоминается мне история об одном кузнеце из Хэрьедалена, — ответил Батаки. — Вызвал он двух других мастеров-кузнецов — одного из Далекарлии, а другого из Вермланда — на состязание: кто лучше выкует гвозди. Приняли те кузнецы вызов, и все трое сошлись здесь, в Кольсетте. Первым начал далекарлиец. Выковал он дюжину гвоздей, да таких ровных, гладких и острых, что любо-дорого глядеть! Потом настал черед вермландца. И он выковал дюжину гвоздей — лучше не надо, а к тому же сработал их вдвое быстрее, чем далекарлиец. Увидев это, те, кто должен был рассудить их, сказали хэрьедаленскому кузнецу, что не стоит и пытаться силы свои пробовать. Все одно — лучше далекарлийца и быстрее вермландца ему ничего не сделать.

— А я не отступлюсь. Смогу, верно, отличиться и я, — не сдавался кузнец.