– Разумеется, – заверил его Картер, – может быть, этот Карни… ну, тот парень, ныряльщик, о котором вы упоминали, подаст Диллону пример.

– Буду держать вас в курсе дела, – сказал Фергюсон и вышел.

Собираясь на официальный ужин в американском посольстве в Париже, Сантьяго, стоя перед зеркалом, завязывал галстук, когда зазвонил телефон. Звонил Пэймер. Сантьяго выслушал его, пока тот рассказывал о происшедших событиях.

– Итак, им известно твое имя, Макс – Пэймер был очень взволнован. – И все из-за этих болванов, работающих на тебя.

– Забудь о них. Это уже вчерашний день.

– Что это значит?

– Не валяй дурака, Фрэнсис, пора бы уже тебе повзрослеть.

Пэймера охватил ужас.

– Ну ладно, Макс, но что нам теперь делать?

– Меня они не тронут, Фрэнсис, я являюсь американским подданным, а они не захотят втягивать американское правительство в это дело. В сущности, Фергюсон действует вопреки закону, посылая Диллона с заданием, которое тому предстоит выполнить на территории суверенного государства. Не забывай, что подлодка находится в американских территориальных водах.

– И что ты собираешься делать?

– Утром я вылетаю в Пуэрто-Рико, затем на яхте доберусь до Сэмсон-кей, оттуда и начну действовать. Диллон, судя по всему, будет жить либо в Хайятге, либо в Кэнил-бей, если он решит остановиться в отеле. Чтобы выяснить это, достаточно одного телефонного звонка. Подозреваю, что его выбор падет на Кэнил-бей, коль скоро он хочет раскрутить этого Карни.

– Наверное.

– Жаль, девушки нет. Впрочем, рано или поздно она там появится. Меня не оставляет мысль, что у нее ключ к разгадке всей тайны. Возможно, ей известно больше, чем она сама думает.

– Будем надеяться, что так оно и есть.

– Будем надеяться, Фрэнсис. Это в первую очередь в твоих интересах.

Диллон, облачившись в приличествующие случаю блейзер и галстук члена королевской гвардии, поднимался вслед за Трэверсом по внушительных размеров лестнице в клубе «Гаррик».

– Боже мой, здесь портретов больше, чем в Национальной галерее, – сказал он и, продолжая идти за Трэверсом, вошел в бар, где их уже ожидал Фергюсон.

– А-а, вот и вы. Я уже успел пропустить стаканчик. Я подумал, что нам, Диллон, надо бы выпить по бокалу шампанского. Пожелать вам счастливого пути. Если память мне не изменяет, вы предпочитаете «Крюг».

Они уселись в уголке. Бармен принес бутылку шампанского в ведерке со льдом, откупорил ее и, наполнив три бокала, удалился. Фергюсон поблагодарил его, достал из кармана конверт и протянул его через стол Диллону.

Если дела примут плохой оборот, вот имя моего агента в городе Шарлотта-Амалия, это административный центр Сент-Томаса. Вообще-то он занимается сбытом аппаратного обеспечения.

– Аппаратного обеспечения? – На лице Трэверса отразилось недоумение. – За каким чертом оно ему понадобилось?

Диллон сунул конверт в карман.

– Вы – отличный парень, адмирал. Желаю вам оставаться таким как можно дольше.

Фергюсон поднял бокал за здоровье Диллона.

– Удачи, дружище, она вам пригодится. – Он залпом осушил бокал. – А теперь пора воздать должное еде.

Его глаза, выражение, появившееся в них в этот момент, казалось, говорили, хотели и должны были сказать больше, подумал про себя Диллон, но вместо того чтобы высказать одолевавшие его мысли вслух, он послушно встал и следом за бригадным генералом и Трэверсом вышел из бара.

В монастыре, расположенном в Бриаке, принадлежащем Ордену смиренных сестер милосердия, Дженни сидела одна на задней скамье в часовне, положив руки на спинку передней скамьи, задумчиво смотрела на мерцающие у алтаря свечи и предавалась невеселым размышлениям. Со скрипом отворилась дверь, и вошла сестра Мэрайя Бейкер.

– Вот, оказывается, вы где. Вам пора ложиться спать.

– Знаю, сестра, но мне не спалось, и я решила посидеть и подумать.

Сестра Мэрайя Бейкер села рядом.

– О чем?

– О Диллоне, например. На его счету много страшных дел. Скажем, он был членом ИРА, а когда вчера вечером на меня напали те двое мужчин, – тут она поежилась, словно от озноба, – он действовал с такой холодной жестокостью, так безжалостно, но для меня он был воплощением самой доброты и понимания.

– Ну и что?

Дженни повернулась к ней.

– Меня нельзя назвать доброй христианкой. По сути, когда Генри нашел меня, я была великой грешницей, но я очень хочу понять Бога, в самом деле хочу.

– За чем же дело стало?

– Почему Бог вообще допускает насилие и убийства? Почему допускает проявления насилия в Диллоне?

– Ответить на твой вопрос, дитя мое, проще простого. На самом деле Бог дает людям возможность поступать так, как им вздумается. Всем нам он дает шанс. Тебе, мне, всем, живущим в мире, и даже человеку, носящему фамилию Диллон.

– Наверное, – вздохнула Дженни. – Но мне придется вернуться на Сент-Джон, чтобы помочь не только Диллону, но, так или иначе, Генри тоже.

– Почему вы в этом так уверены?

– Потому что Генри так и не рассказал мне, где он нашел подводную лодку, а это значит, что тайна умерла вместе с ним. Тем не менее меня не покидает странное ощущение, что это не так, что ключ к ее разгадке находится на Сент-Джоне, но я не знаю где. Сколько ни думала – ничего не выходит, сестра.

Она снова впала в отчаяние. Сестра Мэрайя Бейкер взяла обе ее руки в свои.

– Будет вам, нужно поспать. Несколько дней отдыха сотворят чудо. Обещаю, тогда вы вспомните все, что не можете вспомнить сейчас. А теперь отправляйтесь-ка спать.

Взяв Дженни за руку, она направилась вместе с ней к выходу.

Наутро, в половине девятого, водитель Фергюсона на «даймлер-бенце» заехал за Диллоном, чтобы отвезти его в аэропорт Гатвик. Трэверс настоял на том, чтобы проводить его. В эти утренние часы они относительно быстро выехали за пределы города, так как большая часть машин двигалась в обратном направлении, и к 8.30 Диллон уже был готов к прохождению паспортного и пограничного контроля.

– По-моему, уже объявили посадку на самолет, – произнес Трэверс.

– Вроде да.

– Послушайте меня, Диллон, – с видимым усилием сказал Трэверс – Мы с вами – я имею в виду ИРА и все с нею связанное – никогда не будем смотреть на мир одинаково, но мне хочется поблагодарить вас за то, что вы сделали для девушки. Мне она понравилась, очень понравилась.

– Мне тоже.

Трэверс обменялся с ним рукопожатием.

– Будьте осторожны, с этим Сантьяго нужно держать ухо востро.

– Постараюсь, адмирал.

– И вот еще что. – Никогда в жизни Трэверсу не было так трудно подбирать подходящие к случаю слова, – Чарльз Фергюсон – мой большой друг, однако я в жизни не встречал более хитрого старика. И остерегайтесь ввязываться в драки.

– Хорошо, адмирал, хорошо, – ответил Диллон.

Посмотрев вслед адмиралу, он повернулся и направился к посту таможенного контроля.

Какой симпатичный человек, подумал он, когда гигантский аэробус, оторвавшись от земли, стал постепенно набирать высоту. Порядочный, хотя и себе на уме. Он прав: все это дело гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Яснее быть не может, и Фергюсон отдает себе в этом отчет. Хитрый старикан. Довольно точная характеристика.

– Что ж, и я могу быть хитрым, – пробормотал Диллон и взял бокал шампанского, который предложила ему стюардесса.

Благодаря попутному ветру перелет до Антигуа занял немногим более восьми часов, и самолет приземлился в самом начале третьего по местному времени. Было жарко, по-настоящему жарко, что резко контрастировало с лондонской погодой. Настроение у Диллона было довольно бодрое, и, обогнав остальных пассажиров, он направился к зданию аэропорта. На нем были черные брюки из ткани в рубчик и хлопчатобумажная рубашка. Черную кожаную куртку он набросил на одно плечо. Подойдя к входу, он увидел чернокожую молодую женщину в бледно-голубой форменной одежде, которая держала в руке табличку с его фамилией. Диллон замедлил шаг.