Подошли другие гости.

– Это мой приятель Ай Дик. А это Номер Пять и Сиси, – быстро представила их Мадонна.

Длинноволосому парню по имени Ай Дик на вид нельзя было дать и восемнадцати. Однако он уже стал настоящей знаменитостью в Шанхае, прославившись своими авангардистскими работами. У него и в самом деле есть недурные карикатуры. Именно его талант изначально и привлек Мадонну. Должно быть, его неординарная, чуть блеклая и детская манера письма пробудила в ней материнский инстинкт.

Номер Пять – походил на ходячую рухлядь. Он и его вырядившаяся в мужскую одежду подружка Сиси – оба в пиджаках и галстуках – были весьма странной и колоритной парочкой.

Марк пытливо посмотрел в мою сторону и, чуть помедлив, подошел.

– Может, потанцуем? – предложил он.

Я оглянулась туда, где на софе, стоящей в углу, расположился Тиан-Тиан. Он сидел, опустив голову. В руках – маленький пластиковый пакетик с несколькими унциями марихуаны. Перед очередным приступом хандры он всегда до отупения пичкал себя марихуаной.

– Ладно, – вздохнула я.

Со старомодной виниловой пластинки в игральном автомате, сквозь шуршание и потрескивание, доносился чудный золотой голос Чжоу Сюань [25], исполнявшей «Времена года». Ее пение неожиданно растрогало меня до глубины души. Марк двигался, полуприкрыв глаза, и, казалась, наслаждался танцем. Краем глаза я видела фигуру Тиан-Тиана, свернувшегося калачиком на обширной софе и тоже устало прикрывшего глаза. От красного вина и косячка всегда развозит. Я была уверена, что Тиан-Тиан уже заснул. Он почему-то быстрее засыпал среди людского многоголосья и призрачных теней.

– Ты где-то витаешь, – неожиданно произнес Марк по-английски, но с заметным немецким акцентом.

– Неужели? – рассеянно ответила я.

Его глаза блестели в темноте, как у притаившегося в чаще хищника, излучая невероятно притягательную энергию, которая шла откуда-то из глубины его существа мощным потоком и фокусировалась в них, словно в линзе. Типичный взгляд белого мужчины. Он удивительным и странным образом действовал на меня.

Костюм Марка был безупречно отутюжен, опрятен и элегантен, волосы обильно напомажены, и выглядел он как сложенный, новехонький зонт.

– Я смотрю на моего приятеля, – сказала я.

– Похоже, он прикорнул, – слегка улыбнулся Марк. Его улыбка пробудила мое любопытство.

– Тебе кажется это забавным? – поинтересовалась я, употребив вместо «забавный» французское слово.

– Ты перфекционистка [26]? – он неожиданно сменил тему.

– Понятия не имею. Я не всегда сама себя понимаю. А почему ты спросил?

– Твоя манера танцевать наводит на эти мысли, – ответил Марк. Он производил впечатление чувствительного, но уверенного в себе и самодовольного человека. На его лице промелькнула улыбка, больше напоминающая ухмылку.

Заиграли джаз, и мы стали танцевать фокстрот. Все вокруг погрузилось в неоклассический, подернутый зыбким сине-фиолетовым туманом мир, сотканный из атласа, шелка и миткаля. Я без устали кружилась в этом водовороте счастья и беззаботности.

Когда музыка смолкла и все разошлись, включая Марка, на софе никого не оказалось. Тиан-Тиана нигде не было видно. Мадонна тоже куда-то испарилась. На мой недоуменный вопрос Номер Пять сообщил, что Мадонна и Ай Дик только что уехали, а Тиан-Тиана он видел на софе буквально минуту тому назад.

Вскоре появился Марк, который принес, мягко говоря, не самую плохую новость на свете. Оказалось, что Тиан-Тиан рухнул в мужском туалете прямо рядом с писсуаром, но, к счастью, не порезался и не сблевнул. Он, должно быть, заснул на ходу. Марк помог мне дотащить его до выхода и вынести на улицу, а затем поймал такси.

– Поеду вместе с тобой, – решил он. – Тебе одной все равно не справиться.

Я взглянула на Тиан-Тиана. Он вырубился напрочь. Несмотря на хрупкое телосложение, в бессознательном состоянии он весил как упитанный молодой слоненок.

Было два часа ночи. Такси мчалось по пустынным городским улицам. За окном мелькали небоскребы, витрины магазинов, неоновые вывески, рекламные щиты, одинокие фигуры загулявших прохожих. В этом городе, который никогда не смыкает глаз, всегда происходит что-нибудь таинственное.

Сильный запах алкоголя, накатывавший на меня волнами, чередовался со стойким ароматом одеколона «Си-Кей», который настырно проникал в легкие. Я была опустошена. Из двух сидевших рядом со мной мужчин один был в полной отключке, другой упорно молчал. В этой напряженной тишине я лишь замечала промельк теней за окном и чувствовала пристальный, исподволь изучающий меня взгляд.

Машина подъехала к дому. Мы с Марком перетащили Тиан-Тиана по лестнице к нам в квартиру, положили на кровать, и я накрыла его одеялом.

Марк ткнул пальцем в письменный стол:

– Значит, здесь ты и работаешь?

Я утвердительно кивнула.

– Совсем не умею пользоваться компьютером. К тому же, говорят, от него бывает рак кожи. Я слышала, компьютеры превращают людей в одержимых и неуравновешенных пессимистов, боящихся выходить из дома. Во всяком случае…

Я вдруг осознала, что Марк приближается ко мне, а с лица у него по-прежнему не сходит эта самоуверенная чувственная улыбка.

– Было очень приятно с тобой познакомиться. Надеюсь, еще увидимся. – Он слегка, на французский манер чмокнул меня в обе щеки, пожелал доброй ночи и уехал.

У меня в руке осталась его визитная карточка. Там были указаны адрес и телефон его фирмы – какой-то международной, принадлежащей немцам, инвестиционной компании с офисом на улице Хуашань.

Мое восхищение высокими мужчинами отчасти объясняется собственным тщеславием, отчасти порождено неприязнью к одному из бывших приятелей, который был просто мужичок с ноготок.

Он был ростом чуть больше 160 сантиметров, с невыразительным лицом, парой дешевых очков на носу и показным пылом новообращенного христианина. (Правда, потом оказалось, что на самом деле он был приверженцем манихеизма [28] или зороастризма [29].)

Сейчас уж и не припомню, что я в нем нашла. Наверное, меня привлекла его эрудиция и способность наизусть цитировать пьесы Шекспира на оксфордском английском. Он мог три дня напролет просиживать на лужайке за статуей Мао прямо в центре университета Фудань и без умолку говорить о рождении Иисуса Христа в хлеву и о том, что это символизировало истину.

Газонная трава щекотала и будоражила кожу сквозь тонкую юбку, лизала бедра шершавым языком. Наши лица обвевал легкий ветерок. Он все говорил и говорил, как одержимый. А я, поддавшись гипнотическому влиянию его одержимости, внимала каждому его слову. Порой казалось, что мы проведем на этой лужайке семь дней и семь ночей, пока на нас не снизойдет нирвана.

Итак, не обращая ни малейшего внимания на его небольшой рост, я решила отдаться во власть его пылкой, искушенной души. (Наверное, мне до скончания века суждено влюбляться в начитанных, талантливых, наделенных ораторским даром умников. Даже представить себе не могу, чтобы я запала на мужчину, который не в состоянии с ходу вспомнить, по меньшей мере, десять пословиц, пять философских изречений или имена хотя бы трех композиторов.) Конечно, я очень скоро поняла, что с той зеленой лужайки перебралась прямо в тинистое болото, в котором и увязла.

Он был не просто религиозным фанатиком, но вдобавок еще и сексуальным маньяком, обожавшим пробовать со мной самые изощренные позы из порнофильмов. Его бурная фантазия и разыгравшееся больное воображение рисовали сладострастные картины: он сидит где-то в темном углу и, смакуя каждое движение, наблюдает за тем, как меня насилует какой-нибудь неотесанный плотник или водопроводчик. Даже в автобусе, по дороге к его родителям, он не мог удержаться, чтобы втихаря не расстегнуть ширинку и не засунуть туда мою руку. Его ликующий член, едва прикрытый большой газетой, просто слюнки пускал от удовольствия. Все это казалось мне очень грустным и совершенно безнадежным, как сцена из «Ночи в стиле буги».