У него появилась новая страсть – ходить за покупками в супермаркет. Подобно родителям, мы добросовестно посещали супермаркеты «Топс», набивая тележку всякой вкусной снедью и разными хозяйственными мелочами. И хотя медики предупреждают, что такие продукты, как шоколад и попкорн, страшно вредны для здоровья, именно они нам и нравились.

Дома я раскладывала перед собой девственно чистые листы бумаги, которым в скором времени предстояло стать рукописью, и иногда, как бы невзначай, поглядывала на себя в маленькое зеркало: проверяла, не проступает ли уже на лице выражение мудрости и знания человеческой природы, отличающее любого настоящего писателя. Тиан-Тиан неслышными шагами ступал по квартире, заботливо наливал мне содовую, готовил фруктовый салат со специальной заправкой, отламывал дольки от плитки шоколада «Дав» и кормил меня ими, чтобы лучше думалось; придирчиво выбирал музыкальные диски, чтобы они будоражили творческую фантазию, но не отвлекали, и регулировал кондиционер. Огромный письменный стол был уставлен блоками сигарет «Майлд Севен», они громоздились друг на друге подобно кирпичной кладке, завален книгами и пачками писчей бумаги. Я совсем не умела пользоваться компьютером и не собиралась учиться.

Я придумала уйму заголовков для будущих книг. По моему замыслу все произведения должны были иметь глубокое содержание и привлекательную, эротичную обложку.

Инстинкт подсказывал, что следует писать о Шанхае на рубеже веков. Об этом жизнелюбивом городе, об окружающей его ауре призрачного счастья, о новом поколении, которое он вскормил, о вульгарной, сентиментальной и таинственной атмосфере, царящей в его переулочках и аллеях. Это уникальный азиатский город. Начиная с тридцатых годов прошлого века в нем сохранялась и развивалась культура, представлявшая собой своеобразный сплав китайской и западной цивилизаций. И сейчас город захлестнула вторая волна, пришедшая с Запада. Описывая Шанхай, Тиан-Тиан как-то употребил слово «постколониальный». Разноязыкая и пестрая толпа посетителей «Зеленого стебля» напоминала мне о временах расцвета старомодных салонов с их изысканной светской болтовней. Но все меняется, и современный Шанхай похож на любой другой многонациональный город.

Написав удачный, с моей точки зрения, абзац, я обычно с чувством и выражением читала его Тиан-Тиану.

– Моя дорогая Коко, ты уловила самую суть. Своим творчеством ты способна создать вымышленный мир, гораздо реальнее того, в котором мы живем. Подожди-ка… – Он схватил мою руку и прижал ее к своей груди, поближе к сердцу. Оно билось под моей ладонью. – Гарантирую, это тебя вдохновит, – добавил он.

Часто Тиан-Тиан ни с того ни с сего покупал мне подарки, как будто ему доставляло удовольствие тратить деньги на красивые, но совершенно бесполезные вещи.

Но мне-то были нужны не подарки, а он сам. Дождусь ли я того дня, когда мы станем близки?

Чем сильнее любовь, тем острее боль плоти.

Однажды ночью мне приснился эротический сон. Мне привиделось, что мое обнаженное тело сплелось в какой-то дикий клубок с телом мужчины в темных очках. Наши конечности извивались как щупальца спрута, а золотистые волосы на его теле маняще щекотали кожу, от чего меня бросало в жар. Где-то вдали звучал мой любимый джаз. Потом музыка внезапно оборвалась, и я проснулась.

Воспоминания об этом сне невольно порождали угрызения совести. А затем я вдруг подумала: что занимало Тиан-Тиана в последнее время? Он был больше меня увлечен будущей книгой. Это превратилось у него в навязчивую идею. Возможно, моему творчеству суждено сыграть роль гормонального стимулятора, способного усилить связывающую нас необъяснимую и ущербную любовь? Было ли это добрым знамением, благословением свыше… или наоборот? Кто знает!…

Я не могла избавиться от этих мыслей, потом вдруг повернулась к Тиан-Тиану и заключила его в объятия. Он мгновенно проснулся, увидел следы слез у меня на лице и, не задавая вопросов, не произнося ни единого слова, начал нежно и бережно ласкать мое истомившееся тело. Никто не учил его, но он мог сделать так, что я возносилась к небесам. Не плачь. Не говори о расставании. Я просто хочу улететь с тобой по другую сторону ночи.

Бренность и горечь нашей жизни неизбывны, а от романтических грез не остается и следа.

Мадонна пригласила нас на тематическую вечеринку в стиле ретро под названием «Возвращение авеню Жоффр», которую устраивали на последнем этаже небоскреба на углу улиц Хуайхай и Яньдан. Авеню Жоффр, а ныне улица Хуайхай, была старинным бульваром, символом шанхайского романтического прошлого тридцатых годов. В атмосфере постколониального увлечения былыми нравами, возрождающегося интереса к старинным традиционным одеяниям, ципао , плакатам с изображениями волооких красавиц, рикшам и джазовым оркестрам, то есть ко всем атрибутам прежней вальяжной жизни, снова входящим в моду, этот бульвар бархатной лентой обвивал измученное ностальгией сердце Шанхая.

У Тиан-Тиана было скверное настроение, но он все-таки пошел со мной. Как я уже говорила, мы были неразлучны, тенью следуя друг за другом, как сиамские близнецы.

Я в стилизованном ципао и Тиан-Тиан в традиционной чжуншань вошли в кабину лифта. «Подождите, пожалуйста!» – раздался вдруг незнакомый голос. Тиан-Тиан придержал рукой уже закрывающиеся двери лифта, и в кабину, обдав нас ароматной волной одеколона «Си-Кей», скользнул высокий мужчина, судя по внешности, приезжий из Европы.

Откуда-то сверху падал бледный, розоватый свет. Стоя между двумя мужчинами и машинально следя за почти неуловимым мельканием индикатора этажей скоростного лифта, я на мгновение утратила чувство реальности от легкого головокружения. Невольно взглянув на стоящего рядом высокого иностранца, я отметила про себя равнодушно-безразличное и одновременно чувственное выражение его лица, выдававшее опытного плейбоя.

Двери лифта неслышно разошлись в стороны, и меня оглушил шум, крепкий запах табака и человеческих тел. Высокий незнакомец улыбкой дал понять, что пропускает меня вперед. Мы с Тиан-Тианом миновали прикрепленную к стене пластмассовую вывеску «Авеню Жоффр» и, отодвинув тяжелую бархатную портьеру, вошли в зал. Нашему взору предстало море лиц. Гости танцевали под декадентскую музыку прошлых лет.

Мадонна шла нам навстречу, излучая радость, словно электрическая лампочка в тысячу ватт. Ее подвижное, необычайно оживленное лицо напоминало фосфоресцирующее глубоководное существо.

– Дорогие мои, ну наконец-то! О боже, Марк, как дела? – Она непроизвольно приняла кокетливую, сексуальную позу, обращаясь к шедшему за нами незнакомцу. – Поди-ка сюда. Я хочу тебя кое с кем познакомить. Это Марк, из Берлина. А это мои друзья Тиан-Тиан и Коко. Между прочим, Коко у нас писательница.

Марк вежливо протянул руку: «Привет». Прикосновение теплой, сухой ладони было приятным. Тиан-Тиан уже отошел от нас и курил, усевшись на софе и рассеянно уставившись в пустоту.

Мадонна пришла в полный восторг от моего черного атласного ципао (сделанного вручную на одной из шелкопрядильных фабрик в Сучжоу, правда с несколько претенциозной вышивкой на груди в виде огромного розового пиона). Она похвалила, назвав ку – «крутым», и старинный костюм Марка западного покроя с плотным облегающим шею воротником и тремя петлицами. По словам Марка, он купил этот костюм по баснословной цене у наследника какого-то шанхайского капиталиста. И хотя костюм был немного поношен, все же имел весьма аристократичный вид.