Он схватил меня за щиколотку и поцеловал ногу. Потом нащупал сигарету в куче брошенной на полу одежды, зажег ее и затянулся.

– Мы всегда были безумными, с самого начала, с первой встречи. Знаешь, чем ты меня околдовала? Ты можешь быть предательски неверной и безгранично преданной одновременно. Эти две противоположности каким-то чудом гармонично уживаются в тебе.

– Спасибо за столь меткое описание, – одеваясь, я будто увидела себя со стороны и не могла не впасть в уныние: чувствовала себя измочаленной куклой, над которой надругались несчетное число раз, но чье тело, едва обнажившись, вновь поддастся могущественному зову. – Я ухожу домой, – пролепетала я.

– Ты выглядишь просто ужасно, – сказал он нежно, ласково обнимая меня.

– Знаю, – ответила я. Чувствовала я себя омерзительно. Словно прошла все круги ада. Хотелось завыть от жалости и от презрения к самой себе.

Он обнял меня, золотистые волоски на его теле снова мягко защекотали мне кожу.

– Дорогая, я уверен, ты просто смертельно устала. Чем больше любовной энергии ты растрачиваешь, тем сильнее возбуждаешь меня. Я тебя обожаю.

Я не желала ничего слышать. Мне хотелось бежать куда глаза глядят, обгоняя ветер, и вернуться в прошлое. Наверное, мне уже нигде не суждено обрести покой, но я бежала домой, как крыса обратно в нору.

На улице глаза резанул яркий солнечный свет. Воспаленная кровь оглушительно пульсировала в жилах, и, очутившись среди многолюдной толпы, я не сразу пришла в себя и вспомнила, какой сегодня день и кто я такая.

Я открыла дверь, из квартиры дохнуло пустотой и безмолвием. Со стены на потолок перебиралась долгоножка. В квартире все было, как всегда. Но Тиан-Тиана не было. Наверное, он все еще в ресторане. А может, возвращался и, увидев, что меня нет, снова ушел.

До меня дошло, что мое исчезновение, скорее всего, было роковой ошибкой. Я впервые уходила без благовидного предлога. Тиан-Тиан, вероятно, звонил, и если ему никто не ответил… У меня не было сил, чтобы даже думать об этом. Я приняла ванну, выпила две таблетки транквилизатора и легла спать.

Мне приснилась отвратительная широкая и грязная река, бурлящий желтый поток. Поблизости не видно моста, лишь утлый бамбуковый паромчик, который стережет бородатый злющий мужик. Я пересекала мутный поток на пароме, и кроме меня там был еще один человек, его лица я не видела. Посреди реки нас захлестнуло огромной волной. Я закричала от ужаса, потому что уже до нитки промокла и чуть не захлебнулась. В это мгновение сзади меня обхватила чья-то сильная рука. Это был мой незнакомый спутник (или спутница?). И неведомый (мужской или женский?) голос произнес: «Не бойся!». И кто-то по-прежнему незримый, подставил мне плечо и поддержал, чтобы я не упала.

На нас катился новый, более грозный вал. И вдруг я проснулась от назойливого телефонного звонка, вздрогнув от неожиданности.

Мне не хотелось брать трубку. Я еще была во власти страшного сновидения. Кто был тот спаситель, плывший со мной вместе? Есть старая пословица: «Чтобы увериться в надежности дружбы, достаточно десяти лет, чтобы увериться в верности и любви – не хватит и ста».

Сердце бешено колотилось. Наконец, я собралась с силами и сняла трубку. Звонила Конни. Она была встревожена и спрашивала, не знаю ли я, где Тиан-Тиан.

В груди заныло от горестного предчувствия.

– Нет, понятия не имею.

Звук моего голоса – насквозь фальшивого – был омерзителен мне самой. Если бы Конни знала, где я была и чем занималась последние несколько дней, она не удостоила бы меня ни единым словом. И если правда, что она приложила руку к гибели своего мужа в Испании, она могла бы нанять какого-нибудь головореза, чтобы тот забил меня до смерти. Ее любящее материнское сердце, отважное и способное на отчаянный поступок, неминуемо должно было подсказать ей, что ее сына, которого она обожала и за которого так тревожилась, бесстыдно предала женщина, которую он боготворил.

– Я звонила сюда несколько раз, но никто не подходил к телефону. Я уже испугалась, что с вами что-то случилось!

Конечно, она подразумевала значительно больше, чем произнесла вслух, но я притворилась, что ничего не понимаю.

– Я уезжала к родителям на несколько дней.

Она вздохнула:

– Как здоровье твоей мамы: нога заживает?

– Спасибо, что спросили. Ей уже лучше. – И вдруг я вспомнила: – Но ведь Тиан-Тиан должен был расписывать стену в ресторане?

– Ему оставалось совсем немного, но неожиданно он все бросил и ушел. Я решила, что он вернулся домой. Как думаешь, с ним все в порядке? – спросила Конни с тревогой.

– Думаю, да. Не волнуйтесь. Может, он зашел навестить кого-то из друзей. Я позвоню и разузнаю.

Первым делом я подумала о Мадонне. Позвонила ей, на том конце провода раздался ее хриплый голос. Тиан-Тиан действительно был там.

– Тиан-Тиан говорит, что хотел бы задержаться у меня еще на несколько дней. – По голосу чувствовалось, что Мадонна что-то недоговаривает. Разве он не собирается вернуться домой? Может быть, ему просто неприятно встречаться со мной. Из-за моего неожиданного и необъяснимого исчезновения он мог позвонить родителям и узнать, что меня там нет. В этом случае мое липовое алиби лопнуло.

В сильнейшем возбуждении я металась по комнате, курила одну сигарету за другой и, наконец, решила отправиться к Мадонне и непременно поговорить с Тиан-Тианом.

Сидя в такси, я безуспешно пыталась придумать какой-нибудь благовидный предлог для столь продолжительного отсутствия. Но напрасно. В голову приходили оправдания одно другого неправдоподобнее. Ну кто поверит, что я сорвалась из дома и, никого не предупредив, срочно помчалась на чью-то свадьбу в Гуанчжоу? Какой дурак примет за чистую монету рассказ о том, что меня взяли в заложницы грабители в масках, ворвавшиеся к нам в квартиру?

Нет, не стоит опускаться до лжи, лучше рассказать все начистоту. Я просто не в состоянии беззастенчиво лгать человеку, который так безумно любит меня, так умен и талантлив и одновременно чист и наивен, как ребенок. И приняв это отчаянное решение, я заранее смирилась с его последствиями. Я была готова к самому худшему – к тому, что через несколько дней останусь в полном одиночестве, а два самых близких человека навеки уйдут из моей жизни.

Я всегда уступала, шла на компромисс, лгала. Но все же воспринимала и жизнь, и любовь в романтическом свете. Думаю, из всех женщин в мире с университетским дипломом я была самой изощренной и отчаянной тварью. Вполне заслуживала того, чтобы ректор университета аннулировал мой диплом, а председатель Ассоциации романистов произнес эпитафию на моей могиле под одобрительные аплодисменты Господа Бога.

Всю дорогу к дому Мадонны я говорила сама с собой. Ладно. Наберись смелости и признайся. Нужно сказать: «Тиан-Тиан, я этого не переживу. Я люблю тебя. Если ты считаешь меня презренной дрянью, просто подойди и плюнь мне в лицо». Казалось, мы никогда не доедем. Я была в отчаянии и совершенно без сил. Из крохотного зеркала на меня смотрела незнакомка – обветренные потрескавшиеся губы и черные круги под глазами на чужом лице. Лице женщины, истерзанной неизлечимой болезнью, потому что причина недуга – мучительный душевный разлад и малодушие в любви.

Белоснежная вилла Мадонны утопала в алых цветах зелени плакучих ив. По ее распоряжению строители соорудили необычайно длинную подъездную дорогу к центральному входу, как на одном из снимков в американском журнале «Стиль». Считается очень элегантным и престижным, если, миновав ворота, вам приходится еще долго колесить по территории, прежде чем покажется фасад дома. Однако домашняя прелесть, пейзажа, уютные азалии и ивы сводили на нет претенциозность первоначального замысла.