Мадонна остановила машину у ресторана «Эдо», что на улице Дунху. Мы вошли в зал. Сверху на изразцовый пол лился мягкий янтарный свет. Опрятные, похожие на кукол, официанты подавали традиционные японские блюда – чаван муши, суши из тунца, маринованные пикули, сушеные креветки и суп из морских водорослей.

– Ты в курсе, что я порвала с Ай Диком? – спросила Мадонна с мрачным видом.

– Неужели? А почему?

Конечно, я не знала всех подробностей, но мне не хотелось признаваться, что я видела Ай Дика и Чжушу вместе в пабе «Гойя». Все-таки Чжуша – моя кузина, а Мадонна – подруга. Поэтому я старалась быть беспристрастной.

– Ты что, так и живешь, как страус, спрятав голову в песок? Это твоя кузина Чжуша увела у меня мужика! – фыркнула Мадонна, залпом осушив стаканчик саке.

– А может быть, это все же была его инициатива? – поинтересовалась я спокойно.

Ведь Чжуша – леди до мозга костей. Утром, безупречно накрасившись, она отправляется в офис на такси или в автобусе, салон которого оборудован кондиционером. В полдень съедает свой обычный бизнес-ланч в каком-нибудь европейском кафе или ресторане. А вечером, лишь только загораются уличные фонари и огни реклам, она, как и многие другие молодые женщины, сначала неторопливо прогуливается вдоль витрин магазина «Дом моды» на улице Хуайхай, где в строгом великолепии красуются модные и дорогие вещи самых престижных фирм, и затем, слегка уставшая, но все еще свежая и довольная, спускается по эскалатору в подземку с улицы Чаншу.

Именно потому, что в Шанхае обитает так много женщин, подобных Чжуше, буйное и неуемное жизнелюбие этого города несколько уравновешивается мягкой женственностью. Именно здесь живут томимые бесцельной тоской незамужние героини из романов Айлин Чан, отсюда идет и утонченная меланхоличность, характерная для произведений Чэнь Дань-Янь [66]. Некоторые называют Шанхай «городом женщин», но это скорее из желания противопоставить его грубовато-мужественным городам на севере страны.

– Я полагала, что хорошо знаю Ай Дика, что могу читать его мысли. Но даже и представить не могла, что так быстро ему надоем. У меня куча денег, но я уродина, да? – губы Мадонны скривились в улыбке. Она прикоснулась к моей руке и слегка повернулась лицом к свету.

Ее лицо, безусловно, нельзя было назвать красивым, а вот незабываемым – пожалуй. Тонкие черты, изогнутые дугой брови, бледная кожа со слегка расширенными порами и рот, густо накрашенный дорогой помадой, которая едва не капала с губ. От некогда прекрасной картины осталось одно воспоминание – нежные ивовые ветки засохли, пушистые облака растаяли, а лепестки осыпались на землю. На этом лице осталась неизгладимая печать бесчисленных наслаждений, игры страстей и несбывшихся надежд. Его выражение было волевым, но усталым, проницательным, но уязвимым.

Она улыбнулась, глаза увлажнились. Это была ходячая энциклопедия женской жизни, уникум, полное собрание всех женских чувств, заблуждений, ценностей и инстинктов.

– Тебе действительно не безразличен Ай Дик? – удивилась я.

– Не знаю… Думаю, что где-то в глубине души я просто не могу с этим смириться. В конце концов это он бросил меня, Я перегорела, и теперь мне не нужен ни один мужчина. А может, больше и нету молодых людей, которым я была бы интересна. – Она хлебала саке, словно воду, и лицо у нее побагровело, как подсолнух Ван Гога в лучах полуденного оранжевого солнца. Совершенно неожиданно для меня она швырнула чашку на пол, и та разлетелась вдребезги, как хрупкий белый нефрит.

К нам подбежал услужливый официант.

– Простите, это вышло случайно! – начала оправдываться я.

– А ты у нас везучая! У тебя есть Тиан-Тиан и Марк в придачу. У тебя все есть. Разве это не счастье для женщины? – Она все еще держала меня за руку, ладонь которой внезапно покрылась холодным потом.

– А что Марк? – я старалась выглядеть спокойной. Похожий на школьника официант наблюдал за нами. Молодые женщины, бурно обсуждавшие свою личную жизнь на людях, неминуемо привлекают внимание окружающих.

– Не пытайся провести меня, Коко! От моих старых опытных глаз ничто не ускользнет. У меня интуиция, знаешь ли. Я недаром столько времени содержала бордель на юге.

– Да ладно тебе, я ничего не собираюсь говорить Тиан-Тиану, – улыбнулась она. – Это его доконает. Он слишком слаб и наивен. А ты не сделала ровным счетом ничего плохого. Я тебя понимаю.

Я приложила руки ко лбу: предательски-безобидное саке ударило в голову. Перед глазами все плыло и кружилось, почва уходила из-под ног.

– Я пьяна, – пробормотала я.

– Пойдем в косметический салон, тут, неподалеку, – предложила Мадонна.

Она заплатила по счету, взяла меня за руку, вывела из ресторана и затащила в салон красоты, действительно находившийся рядом. Это было небольшое помещение. На стенах висели картины – копии и оригиналы. У владелицы было художественное образование. Изредка сюда заглядывали мужчины. Не для того чтобы поглазеть на женщин, а чтобы купить добротные картины в духе Линь Фэнмяня [67].

Приятная музыка. Легкий аромат фруктов. Нежные и молодые женские лица.

Мы с Мадонной лежали на стоящих рядом кушетках. У меня глаза были прикрыты кружочками свеженарезанного огурца. Молодая женщина мягко постукивала кончиками пальцев по коже лица. Музыка убаюкивала. Мадонна призналась, что очень часто засыпает во время косметической процедуры. В такие моменты между женщинами рождается чувство близости и взаимной симпатии. Поглаживания чутких женских пальцев на лице гораздо приятнее, чем прикосновения мужчины.

В салоне витал едва уловимый лесбийский дух. Кому-то делали татуировку на бровях, было слышно слабо различимое поскребывание металла о кожу. От этого звука у меня мурашки побежали по телу. Но потом я поддалась сонной неге и заснула, с радостью предвкушая пробуждение в облике помолодевшей Элизабет Тейлор.

Белый «Фольксваген Сантана» мчался по пустынной дороге быстрее ветра. Мы слушали радио, курили и наслаждались мгновением безмятежного покоя.

– Не хочу возвращаться домой, в эту огромную квартиру. Там так пусто и тихо. Без мужчины она похожа на могилу. Может, поедем к тебе? – предложила Мадонна.

Я кивнула в знак согласия.

Она долго возилась в ванной. Мне удалось дозвониться в отель до Тиан-Тиана, но у него был заспанный голос (почему-то он всегда такой по телефону). До моего слуха по телефонным проводам издалека долетало знакомое дыхание.

– Ты уже лег? Я перезвоню позже, – сказала я.

– М-м-м, ничего страшного… У меня все хорошо. Я, наверное, задремал, и мне снилась ты. И еще там пели птицы. Я съел бы тарелку русского борща… А в Шанхае сейчас холодно? – Он говорил гнусавым голосом. Должно быть, простудился.

– Да нет, не очень. Сегодня у меня ночует Мадонна. Она в скверном настроении. У Ай Дика с Чжушей роман. А как ты себя чувствуешь, как Пушинка?

– У Пушинки был понос. Я носил ее к ветеринару. Ей сделали укол и еще велели давать лекарство. А я немного простужен после того, как искупался в океане. Но ничего серьезного. Посмотрел фильм Хичкока. По стилю немного напоминает романы Гу Луна [68] о боевых искусствах. Кстати, хотел тебе рассказать. Видел собственными глазами. Вчера, когда я садился в автобус, в салон вскочил молодой панк, на вид не старше четырнадцати – пятнадцати лет. И прямо у всех на виду сорвал с шеи пожилой женщины золотое колье. Никто даже не попытался его остановить. Он спрыгнул с подножки и исчез.

– Ужас! – сказала я. – Будь осторожнее. Я очень скучаю по тебе.

– Я тоже. Хорошо, когда есть кто-то, по кому можно скучать.

– А когда ты вернешься в Шанхай? – спросила я.

– Как только прочту пару книг и сделаю еще несколько зарисовок. Здешние люди совсем не похожи на шанхайцев. Тут больше чувствуется атмосфера Юго-Восточной Азии.