Она кинула взгляд на супруга, и лицо ее стало беспомощным – Жервез опять наполнял свой бокал. Графиня повернулась к Мадлен и продолжила с преувеличенным оживлением:
– Разумеется, он страшно нервный и вспыльчивый. Что поделать – все гении таковы. Мы терпеливо сносим его капризы, зато наслаждаемся прекрасным столом.
– Я слышала, – подхватила Мадлен, не давая тетушке времени на раздумья, – что однажды он даже угрожал покончить с собой. Когда лакей не принес ему с рынка какую-то травку.
Клодия издала звонкий смешок.
– Да, наш Онфредо таков. Как-то он пришел в страшную ярость, когда гостивший у нас аббат вздумал ему объяснить, что подают по пятницам, а что – нет. Он ухватил за ножки молочного поросенка…
Она покосилась на мужа и увидела, что тот встает из-за стола.
Жервез, покачиваясь и пряча глаза, заявил воинственным тоном:
– Мадам, я ухожу! – Язык графа основательно заплетался.– Передайте мои наилучшие пожелания вашему братцу-ханже. Вам будет на ком сорвать свое раздражение, а меня ожидает Жак Шатороз. Мы едем в отель «Де Виль» – там намечается большая игра Что делать, приходится вас оставить, я в полном отчаянии, мадам…
Он шутовски раскланялся и зашагал к дверям, небрежно помахивая зажатой в руке бутылкой. Вино выплескивалось из горлышка, оставляя лужицы на полу.
После его ухода в столовой опять воцарилась мертвая тишина. Потом Клодия закрыла лицо руками и разразилась рыданиями, которых ничто уже не могло удержать.
Мадлен, выждав минуту, поднялась и выскользнула за дверь, благо остановить ее было некому. Она взяла льняную салфетку, лежавшую на притулившемся к стенке комоде, и окунула ее в вазу с цветами, стоявшую тут же. Убедившись, что салфетка намокла, девушка отжала ее и вернулась в столовую, предусмотрительно щелкнув дверной задвижкой.
– Тетушка, – произнесла она твердо, – вам следует успокоиться. Я принесла салфетку. Приложите ее к глазам. Скоро придет батюшка Что он подумает, найдя вас в таком положении?
Графиня покорно кивнула и позволила Мадлен отвести себя к одному из кресел, стоявших возле камина. Сотрясаясь всем телом, она крепко держала племянницу за руку.
– Тетушка, умоляю. Я знаю, каково вам приходится, но, право, не стоит так себя изводить.– Мадлен нагнулась и принялась промакивать лицо графини салфеткой.– Перестаньте, у вас Покраснеют глаза Вы растеряете всю свою красоту.
К ее удивлению, рыдания вдруг прекратились. Клодия несколько раз судорожно вздохнула и, отобрав у Мадлен салфетку, принялась приводить себя в порядок сама.
– Ах, дорогая, это случилось невольно, я вовсе не собиралась вести себя так.– Она заставила себя выпрямиться и вздохнула еще раз.– Но иногда становится очень уж горько. Бедняжка, тебе приходится возиться с заплаканной теткой, беде которой ты все равно не можешь помочь! Однако… довольно истерик. Я не хочу, чтобы о моих семейных нескладицах узнал еще и Робер. Хотя мне, возможно, и стоило бы обратиться к нему за советом…
– Ах, тетушка, нет! – вырвалось вдруг у Мадлен.
– Что? – удивленно вскинулась Клодия.
– О, ничего. Я только хотела сказать, что батюшка – человек несомненно хороший и честный, но, мне кажется… ему несвойственна житейская мудрость. Иное дело… граф Сен-Жермен. Он так много видел и такой рассудительный… впрочем, вы сами знаете, что для вас лучше… – Склонив голову, девушка прислушалась.– Похоже, кто-то идет. Пожалуйста, дорогая тетушка, вернитесь за стол, давайте продолжим трапезу как ни в чем не бывало. А там вы сами поймете, как вам поступить.
Клодия уже стояла возле стола.
– И в самом деле, – сказала она решительным тоном.– Уж и не знаю, что на меня нашло. Ты абсолютно права, моя дорогая. Открой дверь Роберу. Мы будем беспечны и веселы, как парочка шаловливых подружек.
Мадлен оттянула задвижку и улыбнулась стоящему на пороге отцу.
В своей старомодной одежде он смотрелся довольно нелепо: полы камзола до неприличия узкие, карманы подняты чересчур высоко. Но скроен был этот костюм, безусловно, изрядным мастером, а сизый цвет рубчатой ткани вовсе не выглядел мрачным. Он усмехнулся:
– Я тронут. Девочка оторвалась от трапезы, чтобы встретить отца.
Мадлен взяла его за руки.
– Мы с тетушкой, вас поджидая, считали минуты и почти не притрагивались к еде.
Она посторонилась, приглашая отца войти.
Брат и сестра замерли, всматриваясь друг в друга, ведь расстояние, их разделявшее, измерялось годами. Графиня, неуверенно улыбаясь, присела в весьма церемонном поклоне. Маркиз, спохватившись, ответил ей в той же церемонной манере.
– Ах, Робер, – наконец произнесла Клодия и подошла, чтобы поприветствовать гостя по-родственному.– Сколько лет прошло, сколько зим…
Брат сдержанно обнял сестру, затем отступил и склонил голову набок.
– Прошло, – согласился он, внимательно ее оглядев.– Но годы были милостивы к тебе, Клодия. Я бы никогда не поверил, что тебе все тридцать семь. Ты выглядишь не более чем на тридцать.
Клодия благосклонно приняла комплимент и проводила Робера к столу.
– Прошу вас присесть и разделить с нами наш ужин. Конечно, вам сейчас принесут то, что вы заказали, но от этого нежного, протушенного в винном соусе мяса не отвернулся бы и король.
Робер сел, но выглядел несколько скованно.
– А где же, Клодия, ваш супруг? Я надеялся возобновить с ним знакомство.
Клодия оказалась на высоте и ответила с восхитительной легкостью:
– Ах, Робер, Жервез, такой бестолковый. Он, не посоветовавшись со мной, дал какие-то обязательства на этот вечер еще неделю назад и был просто в отчаянии, что ничего не может переиначить. Прошу, не судите его слишком строго. Надеюсь, он вскоре освободится и прибудет сюда.
Робер склонил голову, принимая ответ к сведению. Он не видел сестру много лет, а потому и не понял, что она думает вовсе не то, что говорит.
– Что ж, понимаю. Взятые на себя обязательства следует исполнять. Не беспокойтесь, сударыня, я ничуть не задет и с удовольствием побеседую с ним немного позднее.
Он улыбнулся двум женщинам, а те ответили ему взглядами, полными нежной любви.
* * *
Отрывок из письма маркиза де Шеню-Турея к маркизу де Монталье.
«2 ноября 1743 года.
…С вашей прекрасной дочерью я имел удовольствие познакомиться в отеле «Трансильвания» – на одном из приемов. Составив ей партию в нескольких танцах, я убедился, что ее обаяние более обусловлено духовными качествами, нежели неотъемлемой от нее красотой. Остроумие мадемуазель де Монталье вызвало мое восхищение, а добродетельные суждения пробудили во мне истинное уважение к ней.
Так как о других обращениях к вам по интересующему меня поводу мне ничего не известно, я беру на себя смелость обратиться к вам напрямую, в английской манере, чтобы сказать: я сочту величайшим счастием моей жизни, если вы примете меня как своего зятя. Мое состояние и ранг равны вашим, так же как и прочие атрибуты моего положения. Я предлагаю вашей дочери свою искреннюю преданность и надеюсь, что она вызовет в ней ответное чувство.
Разумеется, мне не будет достаточно лишь вашего одобрения. До того как все решить окончательно, я хочу узнать у мадемуазель де Монталье, склонна ли она дать мне желанный ответ. Мои чувства к вашей дочери таковы, что, не ощутив в ней взаимности, я немедленно откажусь от всяческих на нее притязаний, ибо ищу не только руки ее, но и сердца.
Посему четвертого числа этого месяца после приема у д'Аржаньяков я намереваюсь сделать вашей дочери предложение. С вашего позволения я предложу к ее услугам свой экипаж для прогулки. Если вы изъявите желание сопровождать нас, то будьте уверенны, что препятствий к тому не имеется никаких.
Смею надеяться, что, будучи свободной от треволнений, связанных с праздничными обстоятельствами, мадемуазель де Монталье откроет мне свое сердце и либо дарует счастье, либо скажет, чтобы я оставил надежду завоевать ее когда-либо.