Завтра в отеле «Трансильвания» фуршет и концерт. Мы, разумеется, тоже идем, этого требует положение. Будут и карты, но для азартных игр отведены особые помещения. Не беспокойтесь, мы с тетушкой туда ни ногой, дочь ваша благоразумна.

И часто, очень часто вспоминает о вас. Ах, дорогой батюшка, как верны ваши остережения! Теперь я и сама воочию вижу, что за внешним блеском жизни парижского общества скрывается пустота. Люди, окружающие меня, мелки, надменны, чванливы. Взять де Ла Сеньи – тетушка утверждает, что с его стороны вот-вот ожидаются решительные шаги, – возможно, он незлой человек, но у него холодное и равнодушное сердце. Его никто не учил, что надо уметь заботиться о ком-либо, кроме себя, а высший свет этому также не учит. Он богат, кое-как образован, довольно красив и держится очень учтиво, но я сама видела, как он проехал мимо плачущего ребенка и даже не обернулся на плач. Не удивительно, что вы бежали от этих людей. Но подумайте и о другом, ведь вы могли бы служить им примером. Долго ли вы будете хорониться в Провансе? Неужели в том, чтобы, слыть замкнутым чудаком, есть какая-то доблесть? Я высылаю вам приглашение на прием и всем сердцем надеюсь на скорую встречу. Приезжайте, я буду на седьмом небе от счастья. А вы своими глазами увидите, как повзрослела ваша проказница-дочь.

И впрямь, в Париже, я многое осознала. Размышления о божественном промысле породили во мне новое ощущение веры. В нашем мире, дорогой батюшка, кроме жизни и смерти есть еще и сострадание, позволяющее нам, смертным, преодолеть наш скорбный удел.

Если матушка уже возвратилась из дядюшкиного имения, передайте ей уверения в моей глубочайшей любви. С самыми искренними чувствами и в полной покорности вашим велениям остаюсь вашей любящей дочерью,

Мадлен Роксана Бертранда де Монталье».

Лакей в синей ливрее с красной отделкой с поклоном распахнул двери небольшого салона и объявил:

– Граф д'Аржаньяк!

Сен-Себастьян оторвался от чтения и небрежно кивнул вошедшему. Граф, опешивший от такой неучтивости, растерянно замер в неловкой позе, явно не понимая как быть.

– Барон Сен-Себастьян? – дрогнувшим голосом спросил он. – Так это вы хотели меня видеть?

– Да, дорогой граф, – барон встал из глубокого кресла и беззастенчиво воззрился на гостя. – Я, как вы, возможно, догадываетесь, друг Жуанпора.

Жервез д'Аржаньяк инстинктивно дернулся, и Сен-Себастьян довольно кивнул. Очевидно, предварительные переговоры прошли более чем успешно.

– Вам вовсе незачем так волноваться.

Барон отошел к залитому солнцем окну и положил книгу на маленький столик, потом возвел глаза к потолку. Расписной плафон с весьма реалистичным изображением похищения сабинянок всегда приводил его в хорошее настроение.

– Я и не волнуюсь, – солгал д'Аржаньяк. Он все еще держал в руке шляпу и трость. – Однако, признаюсь, – продолжил граф после паузы, – я не вполне понимаю, что происходит.

– Да ничего, собственно. Вы не хотите присесть?

Граф уселся, положив шляпу и трость на колени. Сен-Себастьян перешел к камину. Несмотря на то что дождь прекратился, от окна ощутимо веяло холодком.

– И все же мне как-то странно, барон, – опять произнес гость с наигранной бодростью. – Слуга принес приглашение от Жуанпора, а приехали мы почему-то сюда.

– Ага, вы заинтригованы? – Сен-Себастьян медленно обернулся к д'Аржаньяку и с удовольствием отметил, что тот смутился как школьник. – Этого я и добивался.

– Но… но зачем?

Графу было не по себе. Какая все-таки глупость, что он не догадался надеть свой парадный костюм из красного атласа с расшитыми золотом рукавами. Тот сразу добавил бы ему веса. А посетитель в обычном камзоле из английского голубого сукна, конечно же, не способен вызвать почтение… Внезапно в его сознании шевельнулась неприятная мысль.

– Надеюсь, я ничего вам не должен?

Хозяин кабинета испустил долгий вздох.

– Лично мне – ничего. Но по стечению обстоятельств все же выходит, что вы у меня в долгу. На днях де Вандому понадобились наличные деньги, и он перепродал мне несколько ваших расписок.

Барон подошел к одному из столиков (их было в комнате три) и, открыв неглубокий ящик, достал оттуда связку бумаг. Демонстративно пересчитав расписки, он с сочувствием произнес:

– Дорогой граф, ваши ставки просто чудовищны! Опрометчивость не помогает в игре.

Жервез ощутил, что его бросило в краску.

– Не верьте слухам, барон. Эти деньги… они не проиграны.

– Неужели? – в голосе Сен-Себастьяна прозвучало вежливое сомнение. – Что ж, разницы в том никакой, – добавил он, бросая бумаги на столик.

В комнате воцарилось молчание.

– И?… – наконец произнес д'Аржаньяк.

– О, я просто хотел поинтересоваться, когда вам будет удобно мне заплатить?

На этот раз пауза затянулась, а когда Жервез снова заговорил, слова давались ему с трудом.

– У меня нет… такой крупной суммы… при себе… в данный момент…

Граф судорожно подергал шейный платок, ставший внезапно слишком тугим.

– Мой управляющий… он все… устроит. Это может потребовать нескольких дней.

– Мне не хотелось бы причинять вам излишнее беспокойство, – любезно сказал Сен-Себастьян. – Я слышал, ваше основное поместье заложено? Возможно, я ошибаюсь, но так говорит Жуанпор.

Барон поигрывал золотой табакеркой, но угоститься гостю не предлагал.

– Да… оно, похоже, заложено, – признал д'Аржаньяк. – Но, думаю, я смогу раздобыть необходимую сумму, чтобы покрыть… это.

Он указал на кипу расписок.

– Вы хотите сказать, что заставите раскошелиться вашу жену? – участливо спросил Сен-Себастьян.

Гримаса, перекосившая лицо д'Аржаньяка, сказала Сен-Себастьяну больше, чем он мог ожидать.

– Да, именно это я и имел в виду. Она заплатит. Не беспокойтесь.

Сен-Себастьян с невозмутимым выражением на лице неторопливо прошелся по комнате.

– Вижу, вам не хотелось бы прибегать к помощи вашей жены, – заметил он, вновь останавливаясь у камина.

Жервез пожал плечами.

– Если бы вам представилась возможность, – продолжил Сен-Себастьян, глядя в огонь, – если бы нашелся способ погасить ваши долговые обязательства, не затрагивая состояния вашей жены, вы бы воспользовались им?

– Такого способа нет.

Отчаяние, прозвучавшее в этих словах, вызвало на лице барона улыбку, но граф ее не заметил – он был глубоко удручен.

– Скажите, – промурлыкал Сен-Себастьян, – племянница вашей жены, мадемуазель де Монталье…

– Редкостная гордячка, – фыркнул Жервез.

– Весьма вероятно. Семейство де Монталье всегда отличалось… высокомерием. Как я понимаю, ваша жена устраивает прием в ее честь?

– Да, третьего ноября, – со слегка удивленным видом ответил Жервез. – Вы бы хотели прийти?

– Я? Нет. Пока нет, – теперь Сен-Себастьян смотрел д'Аржаньяку прямо в лицо, но его выпуклые глаза были лишены всякого выражения. – Я только подумал, что вы могли бы оказать мне любезность, позволив кое-кому приватно с ней пообщаться…

– С Мадлен? – теперь Жервез был по-настоящему удивлен.

– Да, с Мадлен. С единственной дочерью Робера де Монталье, брата вашей супруги.

– А что вы хотите?

Горло д'Аржаньяка сжало волнение, но он очень быстро его подавил. Собственно, какое ему дело до этой девчонки?

– Я хочу взыскать с ее батюшки один застарелый долг. Убежден, она сможет мне посодействовать.

– Посодействовать чем?

Жервезу весьма не понравилось то, что барон смолчал. До чего неприятный тип. И глаза у него змеиные, и улыбочка такова же.

Он чуть подался вперед и сказал:

– Маркиз де Монталье приедет на праздник. Вы можете взыскать долг с него самого.

– Ах вот как?

Сен-Себастьян прищелкнул языком и подошел к окну.

– Прошло столько лет, но все возвращается на круги своя! Кто бы мог подумать?

– Я… я не понимаю, – пробормотал д'Аржаньяк.