Чтоб наказать людские. Приближенье Её к земле настолько же опасно, Насколько мужеложество не спасно. 5 Стих этот повторён несметнократно Во сне моём как эхо в лабиринте: «Язык Содома поступать развратно Учит детей — скорей его отриньте!» Не обретая вспять стези, обратно Не полетит комета как на спринте Спешащая, что авторефератно Трактат свой издаёт на ротапринте! Не исполнитель действия иного, Тку фабулу такую же я точно, Которую страна, та что восточна, Назначила и чей снова и снова Восповторяю я десятисложник… Из англофонов кто не мужеложник? 6 То говорю, что скажут мне другие, Я те же вещи чувствую в час тот же Абстрактной ночи и я тождотодже В степени разной с вами, дорогие Душ зеркала, хотя равно благие И те, и эти, но слона ферзь ходже, Из нескольких монет одна находже Другой, хоть все одеты, не нагие. Каждую ночь один и тот же ужас Мне снится: лабиринта строгость. Жалит Как аспид и клинком как тать кинжалит Дракон в полёте, а на вид так уж ас. Я зеркало с музейным слоем пыли И огненные буквы чёрной были. 7 Я зеркала усталость отраженья И пыль музея. Вещи невкушённой — Золота мрака, девы разрешённой, В надежде смерти жду, чая вторженья В тайну её. Не встречу возраженья Кастильца, с цитаделью сокрушённой Её сравнив, мечом распотрошённой, Чьи пуха и пера плавны круженья! Проникнуть в тайну жизнепродолженья Хочу теперь я перед рассмешённой Публикою почтенной, вопрошённой: «Над кем смеётесь, духом несолженья?» Не почестей ищу я, но служенья. Отдал Бог суд душе, любви лишённой. АНГЕЛ
1 Да будет человек не недостоин Ангела, меч которого охранный Огненным назван, как алмаз огранный, А стих — кагор, на травах что настоян. И в человеке Ангел удостоен Смеха толпы, которой хохот бранный Надменно переносит, предызбранный На эту казнь: «Вот как я непристоен!» Но я стою, а ты шаткоустоен, Свободою зовущий плод возбранный Народ поганый, в рог меня баранный Скрутить хотевший — ил, что не отстоян И грязь в тебе, язык английский. Сто ен Не даст японец за твой юмор странный. 2 Кто видел его вхожим в лупанарий Ни во дворец в квартале нуворишей, Который титулованным воришей Воздвигнут, ибо истинный он арий? Нет, не поёт бомонду их он арий, Не кушает начинок, что внутри шей Лебяжьих запекают — изнутри шей Облатку кишкой тонкой, кулинарий! Ангел хиникс пшеницы за динарий И два хиникса ячменя, что Гришей Царю — Чем, государь, благодаришь, эй? — Предложен, не купил. Лукав Бинарий! У Ангела совсем другой сценарий. С женой, а не с сестрой он спал Иришей. 3 Ни разу не унизился до просьбы Ни плача Ангел и в годину краха, Спокойно ожидая смерть, без страха, С которой, риск любя, не спал он врозь бы. За райские кущи от изморозьбы Он спрятался бы с нею ради траха: «Желанная моя, ты так добра, ха! Вот я в тебе оставил свою рось бы!» Перед изображеньем гистриона Ниц не упал, унизившись, ни разу Оттачивающий как бритву фразу: «Нуждаешься в огне, солома? О, на, Гори на мне, Татьяна как на Тате!» Зовётся Соломоном Ангел, кстати. 4 Другой на него смотрит. Но да вспомнит, Что никогда один уже не будет, И перед смертью больше глаз не томнит Вор, если мать родную не забудет. Иной себя парящим высоко мнит, А по утрам всех воплем своим будит, Хоть никакой нужды под утро в том нет. Вор потроха певца сперва добудет, А после кости птицы не без мяса Остатков заполучит кот. Он ляса Точить умеет с Богом, на колени Вскочив ему, когда тот конопляса Накурится, внимая в сонной лени, Как Румпельштильхцен треск издал в полене! |
