— Не исключено. Но я бы не стал на это рассчитывать. Скорее они ведут свою собственную игру.

— Может быть попробуем действовать через испанцев? Потребовать от них силой забрать картины, это же их музей, в конце-концов!

— Вряд ли это возможно, сэр. В связи с исключительной ценностью экспонатов, страховые компании потребовали усиленной охраны и теперь в музее помимо испанской полиции ещё дюжина русских охранников из частного агентства. Без приказа русского начальства картины они не выдадут никому и мы рискуем громадной заварухой со стрельбой и кучей трупов. Не говоря уже о дипломатических осложнениях…

До уха Алека донеслось изощренное ругательство. Похоже, начальник отдела отдал должное его правоте. Из уст секретаря новости Мак Рейнолдса звучали гораздо менее драматично…

— Я потребую подтверждения гарантий!

— Сэр, не думаю, чтобы это было полезно. Они могут дать любые гарантии, но явно не собираются выдавать картины. Как оправдаться задним числом, русские придумают, но для нас будет поздно. Я видел террориста собственными глазами и он не производит впечатления снисходительного человека…

— Что вы ещё о нем узнали?

— Собственно ничего. Но он очень нервничает и, похоже, с Казанцевым они плохо контактируют. Готов поклясться, они даже подрались. По крайней мере террорист постоянно держит наготове автоматический пистолет.

— Будьте осторожны — мимоходом обронил начальник управления — так что вы там выяснили?

— Собственно, это была ваша идея, сэр. Я порылся в своей картотеке и нашел человека, который с немалой долей вероятности может оказаться заказчиком.

— Кто он?

— Некий Али Хасан, нефтяной магнат…

— Знаю. ФБР делало на него запрос месяц назад. Хотел получить американскую визу, цель поездки указал „бизнес“. В визе ему отказали за прошлые грешки, связанные с финансовыми махинациями в интернациональном масштабе.

— Тем лучше, значит у вас есть на него досье. Взгляните. Очень примечательная личность. А в моей картотеке о нем ещё больше интересного.

— Спасибо, Алек. В случае чего я согласовал с директором меры… которые могут оказаться действенными.

— Я не сомневался в этом, сэр. Сейчас мне нужно вернуться к русским, чтобы постоянно быть в курсе.

— Будьте готовы в любой момент выйти на связь.

— Хорошо, сэр.

То, что возвращение в посольство связано с риском, Мак Рейнолдс знал. Противопоставить этому риску он мог только правую руку у пояса, тогда чтобы выхватить пистолет ему понадобится не больше секунды. Вновь оказаться в кабинете Казанцева было необходимо, ведь только оттуда возможно держать Вашингтон в курсе. И если там решат проблему, то Алек знал, какие действия от него потребуются…

— Билл, что у нас есть на Хасана?

Уильям Лентовски, высокий и грузный человек лет пятидесяти сидел перед начальником отдела по зарубежным операциям и с профессиональной быстротой перебирал громоздящиеся перед ним акты. Он курировал в отделе Ближний Восток и хотя сам ни разу там не был, умение обращаться с документами создало ему славу действительно хорошего специалиста.

Лентовски откашлялся.

— Хасан, Али Хасан. В 1991 году он выступал посредником при попытке нелегальной продажи партии иракской нефти, уже после того, как на Саддама были наложены санкции. Вкратце система была такова: танкеры с иракской нефтью выводились из залива, меняли бумаги, как будто нефть из Северной Африки и потом разгружались в Европе, в Роттердаме. Хасан переводил деньги на иракские счета в Европе и клал себе в карман комиссионные. Так было задумано, но военная разведка не сплоховала и передала дело нам. Хасана тогда можно было бы здорово прижать, но как раз готовились политические предпосылки для „Бури в пустыне“ и лишний раз осложнять отношения с арабским миром не хотелось. Хасан там очень влиятельный человек. В общем, дело было спущено на тормозах. Он отделался предупреждением, а нефть так и осталась в Ираке.

— Можно сейчас вновь его разворошить?

— В принципе да, но в случае огласки нам самим придется объяснять конгрессу, отчего мы пять лет об этом молчали. И мы снова заработаем ярлык беспринципных лицемеров.

— В сложившейся ситуации это не самое страшное — горько улыбнулся начальник отдела — к тому же я думаю, что если это Хасан, то он пойдет на попятную не дожидаясь скандала.

— А если всё-таки заказчик не он?

— Билл, у нас нет времени искать ответ на этот вопрос. Будем исходить из того, что он пойдет на попятную.

— Вы не допускаете вариант, что он может просто всё отрицать? Время на него работает более, чем на нас. В этом случае хоть он и не получит картины, „Боинг“ собьют, а араб останется чистеньким.

— Чистеньким он всё-равно не останется — взгляд начальника отдела заметно потяжелел — наша организация не может позволить себе подобный скандал. Весь мир узнает, что ЦРУ вышло не на того человека и пыталось его шантажировать.

— И что же тогда?

— Билл, оставим пока эту тему. Будем исходить из того, что он и есть нужный нам человек, к тому же другого мы не имеем. Кто у нас поблизости от этого любителя искусства?

Лентовски на секунду задумался.

— Самый способный человек там Боб Квинн. Правда, он не руководитель нашей сети, но что касается тайных операций…

— Кажется, я знаю его. Работает под журналистской крышей, „Морнинг Экспресс“?

— Совершенно верно.

— И как ему удается ещё и неплохие статьи писать? — начальник отдела улыбнулся — Я читал, действительно интересно.

— Талантливый человек — Лентовски пожал плечами.

— Думаю, он справится. К тому же излишняя активность нашего резидента… О’Хара, да?

Билл кивнул.

— …может броситься в глаза. Свяжитесь с Квинном и подключите меня к аппарату.

— Вы уже заручились разрешением на эту операцию?

— Не думаю, чтобы у Директора было что возразить.

Несмотря на поздний час и по-настоящему жаркий весенний день, телефонный звонок из Вашингтона застал Боба Квинна в постели. Он проснулся сегодня утром с неприятным покалыванием в голове, а это был дурной знак. За долгие годы сосуществования со своими головными болями, Боб научился распознавать все повадки подкрадывающихся приступов. Так было и сегодня. Написав пару страниц для требуемой редакцией статьи о нарастающем в стране исламском фундаментализме, он выпил две таблетки аспирина и завалился в постель, укрывшись одеялом несмотря на жару. Эти головные боли, следствие давней автомобильной катастрофы, приходили нечасто, но были неудержимы как харрикейн. Ни лежа, ни стоя, ни сидя невозможно было обрести покой, только движение, метание по комнате, немного отвлекало. Сама боль своей тяжестью порой доводила до рвоты, и сегодня, почувствовав первые признаки грядущей мигрени, Боб предпочел заняться профилактикой. Статья может подождать да и ЦРУ уже давно не напоминало о себе.

Но телефонный звонок раздался по защищенной от прослушивания линии.

Роберт Теренс Квинн, тридцати восьми лет, родился в городе Форт-Коллинз, штат Колорадо. В первые семнадцать лет жизни юного Боба никто не мог и подумать о нынешнем развитии его карьеры, и в первую очередь он сам. Невысокий, ничем не выделяющийся мальчик. Обычная семья, средние оценки в школе. Большую часть времени проводил на улице и уже успел выкурить свой первый джойнт. Но потом… потом случилась эта катастрофа. Воспоминание о ней до сих пор причиняло Роберту боль. Компания друзей возвращалась из диско, достаточно пьяная и обкуренная. Боб развалился на сиденье рядом с водителем и, прикрыв глаза, блаженно слушал как гудит ветер в открытых окнах. На заднее сиденье в старый „Бьюик“ набилось ещё четыре человека. Этот участок федеральной дороги был им прекрасно известен, но на скорость в девяносто миль в час всё же не рассчитан. Как всё происходило, Боб не видел, просто затуманенное сознание в какой-то момент ощутило, что исчез привычный шум дороги, что машина более не едет, а летит в сторону, потеряв управление. Оценить происходящее он не успел, в уши ворвался истошный крик, и последующий за ним удар показался громким, но не жестким… Подъехавшие через двадцать минут полицейские, наверное, долго не могли забыть открывшуюся им картину. Слетевший с дороги „Бьюик“ в последний момент занесло и он ударился в дерево боком, сложившись вокруг него почти пополам. Пять трупов пришлось вырезать из машины автогеном, мертвым посчитали и шестого, Боба. Когда врач нащупал на его руке тоненькую ниточку пульса, он не мог поверить своим глазам. С ног до головы юноша был залит кровью, восемь переломов, из них самый тяжелый — основания черепа. Его шансы на жизнь оценили процентов в пятнадцать, но Боб умудрился попасть в это число. И даже сохранить после выздоровления ясность мысли, чем далеко не всегда могут похвастать люди, перенесшие перелом основания черепа. Первый год Роберт с кровати не вставал, второй передвигался в инвалидной коляске или в лучшем случае на костылях. Но именно эти годы оказались решающими для становления молодого мистера Квинна. Он начал читать, поскольку почти никакое иное занятие не было ему доступно. Даже самостоятельно сходить в туалет. А чтение требовало куда меньше физических усилий. В первый год Боб прочитал всё содержимое местной библиотеки, включая землемерные акты вековой давности, и начал выписывать книги из близлежащего Денвера. Чтение стало для него спасением и наркотиком, заменившим все остальные, недоступные да и нежеланные ныне наслаждения. Через два года Боб вернулся, прихрамывая в свою школу и через месяц сдал экзамены за всё пропущенное время. За страстью читать пришла страсть писать и когда Роберт лучшим выпускником своей школы поступил в Иллинойсский Университет в Чикаго, мук выбора он не испытывал. Журналистика — вот главное, что его интересовало. Отсутствие врожденных способностей к иностранным языкам вполне удачно замещалось приобретенным при столь мрачных обстоятельствах усердием, и французский с арабским не явились для него большой проблемой. Всё шло по накатанной колее, последствия былых травм лишь иногда напоминали о себе головными болями и Боб всерьез начал интересоваться местом в ближневосточной редакции Ассошэйтед Пресс, но в это самое время в жизнь мистера Квинна вошло ЦРУ. Дать согласие на эту работу его в большей степени побудило честолюбие, нежели интерес: молодому парню, которого ещё семь лет назад за глаза называли только калекой, побудить к себе внимание могущественного государственного учреждения! К тому же никто не требовал от него оставить журналистику. Просто устроиться корреспондентом в какую-нибудь не очень броскую провинциальную газету и спокойно выполнять задания её редакции. Но одновременно всегда быть готовым к тому, что по защищенной от прослушивания линии раздастся телефонный звонок. И сегодня, после долгой паузы, настал как раз тот случай.