Только, строго говоря, пока никакой он не хозяин. Даже если удастся сделать так, что старая машина пойдет в уплату за новую, даже если он снимет с банковского счета все свои сбережения, все равно придется раздобыть еще несколько сотен фунтов, чтобы сделать эту покупку. Причем покупать придется в рассрочку. Если не считать того, что новый автомобиль гораздо лучше старого, в материальном отношении он, Ледбиттер, снова будет отброшен на те позиции, на которых находился, пока полтора месяца назад не появилась леди Франклин и не пришла ему на помощь. Он будет не хозяином, а должником.
Сначала он внутренне содрогнулся перед подобной перспективой, но потом позабыл обо всем в ажиотаже упоительной погони за нужной маркой, — надо было обязательно успеть отыскать машину до бракосочетания, даты которого он не знал, а спрашивать не хотел.
После стольких огорчений и затраченных впустую усилий было приятно снова чувствовать себя полноправной самостоятельной личностью, ставить перед собой цели и, несмотря на все преграды, добиваться их осуществления. Новая машина! Она поможет ответить на все вопросы. Она станет материальным выражением его веры в себя и в те принципы, что на протяжении тридцати пяти лет медленно, но верно вели его по каменистой тропе успеха. Эта удивительная симфония из черного лака и хрома, стремительная как ветер, станет олицетворять собой все то, чего сумел он добиться в жизни. С ней не будет никаких проблем — во всяком случае, никаких неразрешимых проблем. Машина станет его подругой, любовницей, женой. Он будет холить ее и лелеять, не опасаясь, что в один прекрасный день она предаст его.
Впрочем, помечтал и хватит! Ледбиттер прекрасно понимал, что, прежде чем он добьется своего, придется немало потрудиться. Главное — не переплатить, иначе пропадет вся прелесть покупки. К счастью, напряженная погоня за мечтой мобилизовала все его способности и прежде всего деловой инстинкт: ему не терпелось поскорее стать владельцем новой машины, но он умело сдерживал себя. Ледбиттер изучил и забраковал великое множество моделей: у всех них отыскивались хоть крошечные, но изъяны. Он же решил, что новая машина будет тем совершенством, что являлось ему в воображении. Поиски требовали времени, и он стал отказываться от заказов, чего не позволял себе, даже когда искал Кларису. Раз за разом терпя неудачу, он не падал духом и твердо верил, что рано или поздно отыщет машину своей мечты.
Идеал нашелся, причем, как это обычно случается, именно в тот момент, когда Ледбиттер меньше всего надеялся на успех, он знал о существовании этой модели, но не рассчитывал найти ее за такое короткое время. Все произошло как по мановению волшебной палочки. Он долго ломился в закрытую дверь, а потом она вдруг взяла и распахнулась сама, и за ней он увидел это чудо из чудес. Напряжение погони как рукой сняло, наступило полное умиротворение. Ледбиттер блаженствовал, словно мистик, дождавшийся откровения. Сомнения и тревоги остались позади. Одного мельком брошенного взгляда было достаточно: он нашел то, о чем мечтал.
Впрочем, он и виду не подал, что обрадован. Сразу же сделав выбор, он еще долго с кислым выражением лица рассматривал другие модели.
Совершенство не поддается анализу и существует как единое целое. Тем не менее складывается оно из многих компонентов. Непременное требование Ледбиттера к идеалу заключалось в том, что это должен быть лимузин. Лимузины дороги и, главное, очень редки, что особенно увеличивает их ценность. Кроме того, в лимузинах имеется раздвижная стеклянная перегородка, как бы второе ветровое стекло. Существовало несколько разновидностей таких перегородок. Некоторые, например, были снабжены рукояткой, которой манипулировали пассажиры на заднем сиденье. Водитель же оставался не у дел. Такая конструкция решительно не устраивала Ледбиттера. Его все больше и больше раздражала болтовня пассажиров с бесконечными восклицаниями «милочка», «радость моя» и прочими нелепостями. Стеклянная перегородка призвана оберегать его покой, а не покой пассажиров. Благодаря этому полезному приспособлению он наконец-то будет избавлен от необходимости слушать их дурацкие разговоры. А кроме того, они уже не смогут приставать к нему с вопросами, почему он повез их именно этой, а не другой дорогой — для этого им придется специально раздвигать перегородку. Господи, почему клиенты так обожают совать нос не в свои дела!
Неужели он дошел бы до своего теперешнего состояния, которое, несмотря на воодушевление, охватившее его в последние дни, в общем-то оставалось весьма плачевным, неужели он позволил бы загнать себя в этот капкан и испытал бы все те чувства, о которых предпочел бы и не догадываться, если бы за все это время не наслушался — не был вынужден наслушаться! — того, что не предназначалось для его ушей. А теперь благодаря этим дурацким разговорам он из нормального, здорового человека превратился в глупца, безумца, истеричную бабу.
Нет уж, с него довольно. За стеклянной перегородкой он наконец-то отдохнет душой, а главное, будет надежно застрахован от перспективы пройти через этот ад вторично. Впрочем, так ли уж надежно? Не видать ему покоя как своих ушей, если распоряжаться перегородкой будут только пассажиры. К счастью, существовала отличная модель, в которой перегородка была устроена, как в такси — из двух частей, — одна была неподвижной, а другая свободно перемещалась и регулировалась металлическими рукоятками, расположенными по обе стороны — и со стороны шофера, и в пассажирском салоне. Кто посмеет обвинить его в грубости, бестактности и невоспитанности, если он прикроет щель в перегородке со словами: «Так вам будет спокойнее», на самом деле имея в виду: «Так будет спокойнее мне, и теперь я, слава Богу, не услышу больше вашей невообразимой ахинеи!» Уважаемые пассажиры желают послушать радио? Прекрасно — для этого незачем раздвигать стекло: сзади тоже есть динамики. За стеклянной перегородкой он будет недосягаем для их голосов, излияний, приставаний, недосягаем для всего того, что так отравляло ему жизнь. Недосягаем для внешнего мира. Какое счастье!
У модели, на которую он так неожиданно и счастливо набрел, стеклянная перегородка была именно такой конструкции — потому-то он и влюбился в машину с первого взгляда.
Завершив необходимые переговоры и добившись желанной скидки, Ледбиттер вышел на улицу. Его пошатывало из стороны в сторону, но он не был пьян и переваливающаяся походка вовсе не свидетельствовала о его презрении к окружающим — его валило с ног от усталости. Волнения последних дней в сочетании с хроническим недосыпанием сделали свое дело: он был как выжатый лимон, в голове звенело. Он с удовольствием схватился бы за стену — лишь бы не свалиться! Но внутренне он торжествовал: даже на войне после жаркого боя он не испытывал такого облегчения. Он вдруг оказался во власти внезапного порыва: мощное чувство, которое нельзя было выразить словами, захватывало его всего без остатка, неумолимое, как экстаз. Его бренная плоть изнемогала от восторгов души — старая, преданная служанка, она радовалась, как могла, стараясь разделить ликование, которым было переполнено все его существо.
С трудом переставляя ноги, поминутно рискуя потерять равновесие, Ледбиттер продвигался вперед. Он купил вечернюю газету, затем решил зайти в бар. Бар оказался в двух шагах, но Ледбиттер был настолько плох, что долго и отупело смотрел на вывеску, не понимая, где находится. Когда же до него наконец дошло, что он стоит на пороге бара, он никак не мог сообразить, открыт бар или нет: он начисто утратил чувство времени.
Бар оказался открыт, и, порадовавшись удаче, Ледбиттер взял виски и сел за столик. Но не успел он сделать первый глоток, как голова его упала на грудь и он задремал; ему приснился сон, где главным действующим лицом была не новая машина, а леди Франклин. Но его подсознание тоже устало и почти совершенно утратило творческие способности: образы возникали неопределенно-расплывчатые, все было как в тумане. Он с трудом угадал леди Франклин; дело, кажется, происходило у нее дома, и все чувства, которые вызывал у него новый автомобиль, каким-то непостижимым образом перешли на нее самое, отчего на душе у него воцарилось спокойствие. Потом ему приснилась и машина, правда, не совсем та, которую он только что приобрел, причем он, Ледбиттер, не просто демонстрировал ее леди Франклин, но собирался преподнести в подарок. «Примите ее, прошу вас, — взволнованно молил он, — ведь если разобраться, то она по праву принадлежит вам!» Сначала леди Франклин не соглашалась ни в какую, отчего Ледбиттер не на шутку огорчился. Ему так хотелось подарить ей автомобиль. «Ну пожалуйста, не отказывайтесь, — жалобно скулил он. — Это мой свадебный подарок!» Наконец леди Франклин сменила гнев на милость, и не успел Ледбиттер насладиться охватившим его умиротворением, как вдруг извлек из свей груди гвоздь — весь красный от крови и чуть не в фут длиной. Тут он порядком струхнул: «Теперь мне конец!» — мелькнуло у него в голове. Но к своему полному удивлению, он почувствовал не боль, а облегчение и удивительное блаженство. Когда же он взглянул на то место, откуда извлек гвоздь, оказалось, что рана уже затянулась, а на месте кровоточившего отверстия виднелся тонкий, светлый шрам.
