О! Я говорил, я слушал сам себя — и удивлялся. Великий Хрт! Ведь я не лгал! Ведь так оно и было. Я говорил о том же самом, что и раньше, но теперь у меня все почему-то получалось совсем по другому! Торстайн, слушая меня, все больше хмурился, ему мой нынешний рассказ явно не нравился, и потому я чувствовал, что еще совсем немного, и он снова перебьет меня и выставит, самое малое, на смех. А быть посмешищем — это и мертвым нежелательно.

Но я все же сказал:

— Да, ярл ушел от них. Но он ушел совсем не оттого, что испугался. Ведь он мог запросто их усмирить! Да вот не пожелал.

— Не пожелал? — переспросил Торстайн. — Х-ха! Ты, мертвый человек, совсем уже заврался! Один — и усмирить их всех. Чем?!

— Огненным диргемом.

— А это еще что такое?

Я объяснил, какой он из себя, этот диргем. Тогда Торстайн спросил:

— А где сейчас этот диргем?

— У ярла.

— Ну конечно! А ярл ушел под землю и уже никогда оттуда не вернется. Так что теперь ты, безо всякой опаски, можешь выдумывать о нем все, что пожелаешь!

— Но… — начал было я…

— Молчи! — гневно сказал Торстайн. — Ты лгал. Ты лжешь. И дальше будешь лгать. Но я больше не намерен это терпеть. И потому я убью тебя. Прямо сейчас!

— Как пожелаешь, — сказал я. — Но очень скоро мой ярл Айгаслав вернется сюда, узнает, как ты со мной поступил, и тогда тебе не поздоровится.

— Да уж! — насмешливо сказал Торстайн. — Твой ярл вернется! Только, сдается мне, это скорее ты за ним последуешь! — и с этими словами он встал, поднял меч и замахнулся на меня.

Я улыбался. Х-ха! Смерть от руки врага! Чего еще можно желать?! Но тут…

— Отец! — вскричала Сьюгред.

И подошла к нему, и что-то прошептала ему на ухо. Торстайн задумался. Потом сказал:

— Ну что ж! Возможно, моя дочь и права. Когда — пусть это даже враг и лжец — собрался уходить, тогда он, по нашим законам, может говорить все, что ни пожелает, а мы не должны ему в этом мешать. Он помешает себе сам! Ибо чем больше он оставит при себе нерассказанного, тем и труднее будет его путь. Вот почему на Шапку Мира восходят только те, кто идет налегке! Итак, я снова слушаю себя!

И с этими словами он сел на свое прежнее место. Я продолжал рассказывать. Торстайн уже не хмурился. Но слушал он меня недолго; очень скоро он снова поднялся и сказал собравшимся:

— Наш гость, как вы сами видите, очень устал. Завтра продолжим разговор.

Все понемногу разошлись. Торстайн велел — ушел и Акси. А сам Торстайн не уходил. И Сьюгред оставалась с ним. Торстайн подсел ко мне, сказал:

— Прости меня, Лузай. Я понял: ты не лгал! Теперь я поверил в волшебный диргем. Но им, — и он кивнул на дверь, — зачем им всем об этом знать? Итак, ты говорил, что Айгаслав мог снова покорить Ярлград. То есть купить?

— Да, несомненно, — сказал я. — Но он не пожелал этого. Он жаждал встречи с Хальдером, и потому ушел. Спешно ушел!

— А для чего ему был нужен Хальдер?

— Я не знаю. Ярл мне об этом не рассказывал. И мы пришли сюда, подземный человек призвал его, и он…

Я замолчал. Торстайн кивнул, сказал задумчиво:

— Да, настоящий ярл! — и, повернувшись к Сьюгред, попросил: — Подай-ка мне это.

И Сьюгред подала Торстайну…

Огненный диргем! Я вздрогнул и спросил:

— Он?

— Он, — кивнула Сьюгред.

Торстайн же улыбнулся и сказал:

— Ярл Айгаслав был смел, умен и щедр, как никто!

И сжал кулак, разжал — и на ладони у него лежало уже два диргема. Потом он проделал это еще раз пять или шесть, после чего протянул руку, полную золота, к Сьюгред, и раздраженно сказал:

— На, забирай!

И Сьюгред забрала диргемы.

— Ступай!

Она ушла. Мы помолчали. Потом Торстайн сказал:

— Ярл Айгаслав был настоящий ярл. И храбр, и щедр. И вообще! Я ждал его, чтобы убить, а он, оказывается, зла на меня не держал. Он, выходя ко мне, подарил моей дочери Сьюгред вот этот диргем и сказал: «Это тебе. Приданое». А вот если бы не дарил, если бы сохранил при себе этот волшебный диргем, так, глядишь, и откупился бы от подземцев и вернулся бы обратно к нам. И тогда бы я с великой радостью женил его на своей Сьюгред. А так… Да что теперь! Разбыкался!

А я сказал:

— Но, может, он еще и жив. Он, может, одолел подземцев. Мне голос был. Я видел сон…

— Ха! — перебил меня Торстайн. — Сон! Голос! Ха! Давно ты не держал меча, Лузай. И стал совсем как женщина!

Я почернел! Хотел было вскочить!.. Сил не было. А он больше ни слова не сказал. Встал и ушел.

А я всю ночь не спал. Лежал и гневался… И чувствовал, как силы во мне прибывают, прибывают, прибывают! И утром я почувствовал себя уже совсем здоровым. Но виду не показывал. Когда они опять сошлись ко мне, я им рассказывал о том, как мы сюда пришли, как пировали, как Айгаслав отрекся от меня — и это было справедливо, — как он потом вошел в скалу, а я встал на колени, приладил меч и навалился на него…

И замолчал. Потом сказал:

— Но я тогда не умер. Я, значит, для чего-то жил. Теперь я знаю, для чего. Пусть все уйдут, но останется Сьюгред.

И все ушли. Сьюгред осталась. Я поманил ее к себе, и Сьюгред подошла и села рядом со мной. Теперь я должен был сказать ей все, как есть, но долго не мог на это решиться. Тогда она сама сказала:

— Я знаю, ты собрался уходить.

Я промолчал. Тогда она опять сказала:

— Но зачем? Ведь твой хозяин жив. Ты должен ждать его.

— Ждать! — усмехнулся я. — Ждут только женщины. Вот ты и будешь его ждать. А я уйду. К нему!

— Но ты уже однажды уходил, и ничего у тебя из этого не получилось.

— Значит, тогда я уходил неправильно. Или не вовремя. Теперь же самый срок. Я рассказал вам всю свою жизнь, значит, я от всего живого избавился. И моя рана зажила, ко мне вернулись мои прежние силы. Да и потом, а это важнее всего, мне был голос: «Ярл жив!» А потом мне приснился вещий сон о том, как он, мой ярл, блуждает среди скал. И он словно ослеп, он ничего не видит. А мне, наоборот, очень хорошо видно, что перед ним, совсем неподалеку, на песчаном морском берегу стоит корабль. Этот корабль готовится к отплытию, и ярлу нужно поспешать, чтобы успеть на этот корабль. Но он не видит корабля, а продолжает бесцельно блуждать среди скал. Я изо всех сил кричу ему, куда нужно идти, но он меня не слышит. И, главное, он слеп. И это все подземцы, да! Это они его околдовали. А был бы с ним диргем, так бы… Глупец! Зачем он тогда подарил его тебе?!

— Он не глупец, — строго сказала Сьюгред. — Он просто очень сильно полюбил меня.

Я усмехнулся. Женщина! Ярл полюбил ее и щедро одарил — ну как же тут удержаться и не похвалиться?! А то, что этот ярл теперь как раз из-за того, что…

Хватит! И я прямо сказал:

— Отдай диргем!

— Тебе?

— Ну а кому еще?! Отдай, я говорю! И я пойду с ним к подземцам. Они скупы. И очень алчны! А я им покажу этот диргем и объясню: мне ничего взамен не надо, ну разве только умереть, упасть — вслед за хозяином, в вашу треклятую скалу! И, думаю, им придется по нраву это мое предложение, ибо они очень алчны. А там, уже в скале, когда мы с ярлом снова будем вместе, то мы уж как-нибудь с ними справимся, в этом можно даже не сомневаться. Ну так отдашь диргем?

— Отдам, — тихо сказала Сьюгред. — Только совсем не потому, что я тебе поверила. Глупец! Трижды глупец! Подземцам нужны души, а не золото, которого у них и без того предостаточно. Ярл жив, ибо душа его чиста. И он скоро придет сюда, и мы поженимся. А ты… Держи! — и она бросила мне…

Тот самый, огненный диргем. Я подхватил его, сжал в кулаке. За что она меня в тот миг так ненавидела, я, честное слово, не знаю.

Да и ладно! Итак, Сьюгред ушла. Я подождал еще немного, а после встал и взял свой меч, опоясался. Потом порылся по углам, нашел хороший плащ, надел его. Потом налил в плошку огня, прикрыл его полой плаща и вышел из землянки.

На улице было темно и очень холодно. И небо было черное, без звезд и без луны. Акси рассказывал, у них зимой небо всегда такое. Я постоял, подумал — и пошел. И вот я миновал последнюю землянку и начал подниматься в сопку. Тропу я помнил хорошо, а снег был неглубок, я шел довольно быстро.